Collaboration with fascists or fighting against them? Two trends in the ranks of Cossack emigrants during the Second Wor.pdf В 1920-1930-е гг. в рядах российской эмиграции (в том числе казаков) политический раскол произошел по следующим направлениям: правое течение (монархисты), левое течение (сторонники социалистов-революционеров и народных социалистов) и умеренное, либеральное крыло. Во второй половине 1930-х гг. стала очевидной неизбежность вооруженного столкновения СССР и гитлеровской Германии. В такой обстановке среди российской эмиграции сложились два политических течения - оборонцы и пораженцы. Они оттеснили на второй план традиционное политическое деление эмиграции на правых, левых и умеренных (центристов). Оборонцы стояли на патриотических позициях, они выступали за оборону, защиту СССР в случае нападения Германии или Японии, хотя большинство оборонцев и осуждало большевистский режим и советскую власть. В этом отношении характерны признания Нины Кристесен, проживавшей в Австралии. «Годы войны, - вспоминала она позднее, - помогли. возродить какую-то связь с русскими людьми. То, что мне было известно об их жизни при советском режиме, не имело значения. Я не хотела, чтобы они были порабощены нацистами. Я помню, как до войны отец и его друзья-офицеры склонялись над картами, планируя атаку на Ленинград из Финляндии, обсуждая силы белой армии в Сербии и мечтая о том, что они смогут сделать для поражения Советского Союза. Однако, когда грянула война, никто из русских изгнанников не желал победы Гитлеру... Россия была нашим союзником, и я до сих пор наслаждаюсь, погружаясь в атмосферу тех “прорусских” лет» [1. С. 150]. Пораженцы - представители тех слоев белой эмиграции, которые были непримиримыми врагами советской власти и выступали за поражение СССР в войне с Германией и Японией. Нередко понятие пораженчества отождествляют с понятием «коллаборационизм» - предательское сотрудничество коллаборационистов с оккупантами (от французского collaboration - сотрудничество, совместные действия). Следует, однако, отметить, что употребление термина «коллаборационизм» применительно к эмигрантам некорректно и неправомерно, так как с юридической точки зрения коллаборационист - это гражданин (подданный) государства, которое подверглось агрессии, нападению [2. С. 18]. Поэтому точнее будет сказать, что пораженцы - пособники врага. В исторической литературе получила определенное освещение история пораженчества в рядах российской эмиграции в конце 1930-х - середине 1940-х гг. [3-9], а также пораженчество среди казаков-эмигрантов [1015], но значительно слабее исследованы проявления оборончества в зарубежном казачестве, а также специфика и особенности казачьего пораженчества в годы Второй мировой войны в сравнении с другими слоями русской эмиграции. Поэтому авторы данной статьи поставили задачу исследовать особенности казачьего пораженчества и оборончества в 1939-1945 гг., рассмотреть различные оттенки внутри этих течений. В качестве исторических источников были использованы архивные материалы, опубликованные документы, периодическая печать, мемуары. Среди казаков-эмигрантов были представлены оба течения - оборончество и пораженчество. Но учитывая, что в годы Гражданской войны именно казаки были наиболее последовательными и непримиримыми борцами с советским государством и властью коммунистов, то пораженцы составляли большинство среди казаков-эмигрантов. Из новейших работ по истории Гражданской войны можно отметить работу Н.А. Глущенко [16]. Сравнительно немного казаков открыто встало на сторону СССР, вступив в борьбу с гитлеровским режимом. В рядах казаков-эмигрантов пораженцы были сторонниками разных взглядов в вопросе о дальнейшей судьбе России. Одни выступали за возрождение единой национальной России, другие - за её расчленение и создание Казакии. Довольно большим среди пораженцев был процент пассивных, которые не горели желанием участвовать в боевых действиях на стороне Германии, до них доходила информация о «новом порядке» и зверствах нацистов на оккупированной советской территории. Об этих пассивных пораженцах с сожалением и даже с раздражением писал атаман Общеказачьего объединения в Германской империи генерал Е.И. Балабин в одном из своих писем в конце января 1944 г.: «В Праге все спокойно. Казаки, кроме кубанцев, проявляющих деятельность, заняты только своими делами и не особенно охотно готовы променять удобства эмигрантской жизни на тяжелую службу в строю. О русских я уже не говорю. Некоторые из них готовы и с батюшкой Сталиным примириться» [17. Л. 43]. Эмигрантские казачьи организации, которые выступали за возрождение национальной России, не сразу заняли профашистскую, прогерманскую позицию. Тем более что государства - Югославия, Чехословакия, Франция, принявшие их на своей территории, с Германией были в напряженных отношениях, а затем сами стали жертвой фашистской агрессии. Однако по мере усиления Германии большинство казаков-эмигрантов решило, что из двух зол - сталинский СССР и гитлеровская Германия - меньшим злом всё-таки является Германия. К тому же необходимо учитывать, что на чужбине казаки, как и вся белая эмиграция, оценивали СССР в духе Российского зарубежного съезда в Париже (апрель 1926 г.): СССР - не Россия и вообще не национальное государство, а русская территория, завоеванная III Интернационалом. Из этого легко следовал вывод, что возможен (а иногда просто необходим) союз с иностранными силами, в частности со странами Антикоминтерновского пакта, для спасения России от власти коммунистов. А.И. Деникин предостерегал о том, что для русских эмигрантов недопустимо сотрудничество с Германией и участие в иностранном вторжении в Россию. Однако большинство казачьих эмигрантских организаций не прислушалось к этому. Среди пораженцев особой активностью в борьбе против СССР, вплоть до участия в боевых действиях на стороне Германии, отличались сторонники вольноказачьего движения (самостийники), прямо выступавшие за расчленение России и создание особого государства Казакии. Эта пораженческая позиция самостийников была особенно ярко выражена ещё до Второй мировой войны в докладе Шамбы Балинова, с которым он выступил 29 марта 1936 г. в Париже на публичном собрании, устроенном «Обществом ревнителей казачества». Характерно и название этого доклада - «Русское «оборончество» и казачье «пораженчество». В нём Шамба Балинов клеймил тех, кто «готов идти на поклон Сталину и вместе с ним казачьей кровью защищать целостность... русской территории» [18. С. 7]. О политической сущности этого движения писал генерал Е.И. Балабин в рукописи «О самостийниках» (март 1940 г.): «Самостийники составляют несколько враждующих между собой групп, но, в общем, их можно разделить на две различные части. К первой принадлежат фантазеры, мечтающие о создании самостоятельного казачьего государства - Казакии, независимого от России и от других европейских государств; им, создателям этого государства, должна принадлежать руководящая роль в будущей его жизни. Это политические честолюбцы, невежды, не знающие ни истории, ни основы политического равновесия Европы. Послевоенный европейский режим внушил им надежду на реализацию их мечтаний: если на обломках бывшей Австрийской монархии возник ряд новых государств, то почему же из развалин Российской державы не выкроить для их удовлетворения казачью самостоятельную республику. Другая часть самостийников более практична: они просто ищут иностранных нанимателей, которые за проповедь дробления нашей Родины готовы заплатить деньги, пусть небольшие, но все же достаточные, чтобы им вести праздную жизнь и играть роль политических деятелей» [19. Л. 59]. Именно казаки-самостийники, создавшие в эмиграции «Казачье национально-освободительное движение» (КНОД), вели активную агитацию за отправку эмигрантов на Восточный фронт летом 1941 г., в дальнейшем активно сотрудничали с гестапо. В целом тысячи казаков-эмигрантов воевали на стороне гитлеровцев в составе Охранного корпуса на Балканах и 15-го казачьего Кавалерийского корпуса фон Панвица, но не на советско-германском фронте, куда их не пустило командование вермахта, а в Югославии и в Северной Италии. Казачьи части, в их составе и эмигранты, составляли одну из самых многочисленных национальных групп из числа иностранцев, участвовавших в подавлении Варшавского восстания «Армии Крайовой» в августе-октябре 1944 г. Среди них были 209-й казачий охранный батальон, IV казачий батальон 57-го охранного полка подполковника Цвиста, 69-й казачий эскадрон под командованием майора Виттмана, 572-й казачий батальон. После подавления восстания в Варшаве численность казачьих частей была следующей: IV батальон 57-го охранного полка - 490 солдат, 69-й эскадрон - 366, 580-й дивизион - 160, 572-й батальон - 260 [20. С. 177]. Что касается оборонцев, то симпатии к своей Родине - России и формы их борьбы с фашизмом были различными. Часть казаков-эмигрантов оказывала помощь участникам движения Сопротивления и партизанам. Бывший эмигрант протоиерей Г.Б. Старк писал, в частности, о казаках во Франции: «В годы войны эмигранты помогали русским пленным, прятали их. Вспоминаю, как в Лиможе я однажды попал на выступление русских казаков, которые зарабатывали себе на жизнь джигитовкой. После выступления мы встретились за чаем в домашней обстановке. Конечно, много говорили о России, пели песни, и вдруг один из казаков, молоденький мальчишка, упал на стол лицом и зарыдал. Оказалось, что он бежал из плена и казаки спрятали его в своей труппе под видом артиста» [21. С. 136]. Казаки-эмигранты иногда активно поддерживали СССР и Красную армию по идейным и политическим причинам. Словенцы, хорваты и сербы до сих пор чтут память оренбургского казака Фёдора Евдокимовича Махина. Ещё в 1930-е гг. он в белградском журнале «Русский архив» в своих статьях проанализировал военно-политическую обстановку в Европе и дал точный прогноз будущих направлений гитлеровской агрессии. В этом отношении его статья «Стратегическое положение Германии» отличается объективностью анализа, которая была опубликована в номерах 37 и 38 этого журнала. В 1939 г. бывший полковник Оренбургского войска Ф.Е. Махин вступил в ряды Компартии Югославии, находившейся в глубоком подполье, а с 1941 г. он в составе Народно-освободительной армии Югославии (НОАЮ). Ф.Е. Махин все годы войны был одним из руководителей отдела пропаганды верховного штаба НОАЮ и начальником его исторического отдела. Он был автором книг и статей о Красной армии, её истории, её роли в Великой Отечественной войне. Умер Ф.Е. Махин в июне 1945 г. в звании генерал-лейтенанта НОАЮ. Его именем названа одна из улиц Белграда [22]. О казаках - участниках антифашистской борьбы в Чехословакии писал в своих воспоминаниях Д.И. Мейснер: «В Словакии русские эмигранты приняли участие в восстании 1944 года, носившем подлинно героический характер... В городе Банска-Бистрица -центре восстания - местный врач по происхождению донской казак В.П. Каклюгин ушел вместе с партизанами в горы, а когда они были в городе, предоставил свою квартиру в распоряжение борцов Сопротивления. Его задачей было содействие партизанам прежде всего врачебной помощью. В борьбу включилась также вся семья. Дочь Ирина, ныне живущая в Болгарии [воспоминания Д.И. Мейснера написаны в 1960-е гг. - А.Х., А.С., Н.К.] стала радисткой партизанского отряда, а 16летний сын Владимир - связным словацкого Национального совета Бывали и более сложные случаи: инженер Поляков, тоже донской казак, не принадлежал к тем, кто радовался приходу русских. Партизаны после занятия Бан-ска-Бистрицы его даже арестовали. Он просидел 2 месяца, пока партизаны были в городе, потом они взяли его в горы как арестованного. В ноябре горный район, где скрывались партизаны, был окружен бандеровцами и гитлеровскими отрядами. Они прорвали оборону партизан и принялись за расстрелы. В эти тяжёлые минуты Поляков сразу определил свое место. Он добился, чтобы ему дали оружие и героически дрался с немцами и бандеровцами. После окончательного освобождения страны он одним из первых стал советским гражданином и уехал на Родину» [23. С. 260]. Среди дискуссионных вопросов о роли казачьей эмиграции во Второй мировой войне самым спорным в исторической науке, публицистике и общественном мнении в современной России является жизнь и деятельность писателя, донского войскового атамана П.Н. Краснова в 1930-е - 1945 гг. В последние десятилетия все чаще наблюдается героизация участия П.Н. Краснова и других казаков-эмигрантов в борьбе против советского народа в составе вермахта. Так, Георгий Кокунько заявил в 2002 г. в предисловии к воспоминаниям Н.Н. Краснова «Незабываемое, 1945-1956»: «Не против России они воевали - их врагом был ненавистный советский режим, уничтоживший области казачьих войск и казачьи вольности, режим, который уничтожил и обрек на вымирание от голода миллионы россиян. И вынужденным сотрудничеством с Германией в 1941 году для многих в СССР лишь возобновилась Гражданская война» [24. С. 2]. Другие авторы изображают П.Н. Краснова наивным политическим деятелем, который излишне доверился руководителям «Третьего рейха» и был ими жестоко обманут. Тверской исследователь В.А. Юдин в связи с этим утверждает: «Что сказать о сотрудничестве П. Краснова с гитлеровцами и трагической гибели генерала? Это черная страница его скорбной биографии. Борясь в эмиграции за автономию Дона, Краснов совершает роковой шаг: наивно поверив, что фашисты отдадут ему “независимый”, “освобожденный” от коммунистов Дон, он просчитался» (цит. по: [25. С. 86]). Подобной точки зрения придерживается и автор книги о П.Н. Краснове А.А. Смирнов [26]. Думается, это односторонний, во многом политизированный подход к оценке П.Н. Краснова, который прямо или косвенно направлен на оправдание политической ориентации П.Н. Краснова в 1939-1945 гг. Прагматизм П.Н. Краснова, его беспринципность в сотрудничестве с гитлеровцами, довольно быстрый и резкий переход от сторонника «единой и неделимой России» к казачьему сепаратизму и покровителю самостийников в 1943 г. вызвали непонимание и неодобрение многих белых эмигрантов, в том числе генерала А.А. фон Лампе. Начальник «Объединения русских воинских союзов в Германии» А.А. фон Лампе писал 9 октября 1943 г. начальнику ЮгоВосточного отдела объединения князю Гегелашвили: «Меня очень пугает “выход казачьих войск широким фронтом на авансцену борьбы”. Пока что этот выход в лице генерала Краснова неудачен, так как знаменует собою (и в его лице, как это ни печально) возрождение недоброй памяти казачьего сепаратизма. Не того гнусного, что проповедуют самостийники в Праге, но достаточно неприятного и теперь. Так, генерал Краснов сам сказал мне, что “немцы восстановят (?) казачьи республики”, и что “для приехавших с Дона понятия “большевик” и “русский” - синонимы», точно у казаков большевиков не было! Рядовое казачество давно уверяет немцев, что большевики - это только русские, но как то же самое может делать Краснов?» [25. С. 86]. А.А. Смирнов в своей книге «Атаман Краснов» утверждает, что «вплоть до июня 1943 года писатель, донской генерал и атаман Краснов с нацистами практически не сотрудничал» [26. С. 267]. С этим трудно согласиться. Выявленные нами и опубликованные в журнале «Исторический архив» документы, в частности, переписка П.Н. Краснова с лидерами казачьей эмиграции явно свидетельствуют, что П.Н. Краснов был прекрасно осведомлён о всех аспектах политики германских властей в отношении российской эмиграции и настойчиво пропагандировал её среди казаков-эмигрантов. Об этом, например, прямо говорится в письме П.Н. Краснова атаману Общеказачьего объединения в Германской империи Е.И. Балабину в июле 1941 г. [27]. Более объективно и всесторонне анализируют эволюцию политической ориентации П.Н. Краснова в 1930-1940-е гг. современные отечественные историки С.В. Карпенко, С.И. Дробязко, Ю.С. Цурганов. В литературе встречаются и явно спорные утверждения о характере участия казаков-эмигрантов в боевых действиях на стороне Германии на Восточном фронте. Например, Н.Е. Соничева в своей работе «На чужом берегу» пишет относительно Русского охранного корпуса на Балканах: «В составе корпуса формировались казачьи сотни, которые отправлялись в Россию на Дон» [28. С. 52]. С этим мнением нельзя согласиться. Архивные материалы однозначно свидетельствуют, что с первых дней нападения фашистской Германии на СССР германским руководством было запрещено массовое использование эмигрантов на Восточном фронте [29], о чём, например, прямо заявил генерал-фельдмаршал фон Браухич начальнику Объединения русских воинских союзов в Германии фон Лампе в июне 1941 г. [30. Л. 153]. Такое положение сохранялось до 1943 г. включительно. Не случайно в апреле 1943 г. Управление делами российской эмиграции в Германии в специальном распоряжении уведомляло, что в действующую германскую армию на восток русские эмигранты могут быть приняты лишь как переводчики в индивидуальном порядке [31. Л. 5]. В июне 1943 г., когда немецкие войска ушли с Дона, начальник отдела связи с казачьими формированиями при Министерстве восточных дел доктор Гим-пель в беседе с войсковыми казачьими атаманами Дона, Кубани, Терека и Астрахани заявил в Белграде: «Вопрос участия казачьей эмиграции в борьбе на Восточном фронте и в будущем воссоздании казачества пока остается неразрешенным» [32. Л. 61]. Лишь в сентябре 1944 г., когда война Германии против антигитлеровской коалиции была явно проиграна, появляется приказ начальника главного управления казачьих войск генерала П.Н. Краснова о мобилизации всех казаков, в том числе и эмигрантов в Казачий резерв генерала А.Г. Шкуро [33. Л. 226]. Не выяснена до сих пор численность отдельных казачьих воинских формирований в составе вермахта. Так, некоторые исследователи определяют численность 15-го Казачьего кавалерийского корпуса под командованием Гельмута фон Панвица до 40-45 тыс. человек [34, 35], в то же время Николас Бетелл и Л. Е. Решин утверждают, что к концу войны накануне сдачи английским военным властям в этом корпусе было не более 18-19 тысяч человек [36, 37]. В заключение следует отметить, что тема истории зарубежного казачества, его роли во Второй мировой войне далеко не исчерпана. Предстоит огромная работа по поиску новых источников, в том числе и архивных, для исследования масштабов оборончества и пораженчества, различных форм их проявления, особенно важно обобщить весь имеющийся материал о казаках-патриотах, участвовавших в движении Сопротивления.

Скачать электронную версию публикации