Стратегические аспекты цифровой трансформации расследования, раскрытия и предупреждения преступлений
Исследуется общий подход к пониманию категории «стратегия» и через призму этого определяется, что стратегия может рассматриваться как неотъемлемый элемент моделирования путей достижения ожидаемого результата. На основе анализа общих критериев концепции стратегического планирования и подходов различных авторов к структуре стратегии автором предлагается свое видение стратегических аспектов цифровой трансформации расследования, раскрытия и предупреждения преступлений. Последовательно рассматриваются все элементы стратегии цифровой трансформации расследования, раскрытия и предупреждения преступлений.
Strategic aspects of digital transformation of investigation, detection and prevention of crimes.pdf Существует множество определений категории «стратегия». Несмотря на то, что термин «стратегия» имеет военное происхождение, наибольший вклад в теоретическое осмысление данной категории внесли разработчики вопросов управления, менеджмента. Так, Рассел Акоф определяет стратегию как «...процесс принятия и оценки целого ряда взаимозависимых решений, предваряющих определенную деятельность... которые определяют... желаемое будущее состояние...». [1. C. 131-133]. Майкл Портер указывает, что «стратегия - это создание уникальной и выгодной позиции, предусматривающей определенный выбор видов деятельности» [2. С. 65]. Авторы толкового словаря под редакцией С.И. Ожегова и Н.Ю. Шведовой полагают, что «стратегия - искусство планирования руководства, основанного на правильных и далеко идущих прогнозах» [3. С. 605]. Нам же представляется, что стратегия может рассматриваться как неотъемлемый элемент моделирования путей достижения ожидаемого результата. С подобным рассмотрением стратегии как модели действий в общих чертах соглашаются и некоторые другие авторы [4]. В.С. Просалова и Е.Н. Смольянинова, в свою очередь, стратегию рассматривают как базу для модели: «Стратегия - это система взаимосвязанных элементов управленческих решений, позволяющих на основе анализа влияния совокупных факторов и ресурсного потенциала организации разрабатывать и реализовывать модель ее будущего развития» [5. С. 14]. Д.С. Хижняк в своем определении стратегии также подчеркнул ее использование при моделировании. Стратегию он рассматривает в качестве «...разновидности целенаправленного системного моделируемого подхода, направленного на перспективное планирование субъектно-объектных отношений, особого инструмента организации деятельности и управления явлениями определенной сферы общественной жизни, “доминирующего курса”, выбранного варианта деятельности, направленного на изменение или модификацию объекта этой сферы» [6. С. 32]. Концепция стратегического планирования основывается на следующих основных положениях: - стратегия ориентирована на долгосрочную перспективу; - стратегия основана на возможностях ресурсов организации; - стратегия учитывает изменения внешней среды; - стратегия предусматривает альтернативные пути развития организации в случаях изменения внутренней и внешней среды; - стратегия мобилизует ресурсы организации и направляет их на достижение поставленной цели [7. C. 21]. Основываясь на анализе предлагаемых учеными структур стратегий [8-13], полагаем возможным предложить собственное видение стратегических аспектов цифровой трансформации расследования, раскрытия и предупреждения преступлений. Мы полагаем, что структуру данного комплекса должны составлять следующие компоненты: фокус рассмотрения (задача стратегии); контекст (внешние и внутренние условия, влияющие на достижение цели); текущее состояние; стратегические цели (желаемое состояние); естественное будущее (без влияния планируемых изменений); разрыв между текущим состоянием и естественным будущим (проблемы, мешающие развитию в направлении стратегических целей); участники и заинтересованные лица; дополнительные условия; решение. Компонент «фокус рассмотрения» должен включать повышение уровня цифровой трансформации расследования, раскрытия и предупреждения преступлений. Современный контекст цифровой трансформации -это пандемия, санкционная война, тренд на импорто-замещение, ограниченное финансирование, быстрое развитие цифровой техники, биометрической техники, безбумажного делопроизводства, беспилотной техники, движение России к цифровой экономике, наличие тренда на цифровую трансформацию социально-экономической сферы, активная компьютеризация преступлений, когда ис пользование электронных устройств становится элементом способа совершения далеко не только компьютерных преступлений. Дополнительные условия: при разработке стратегических аспектов цифровой трансформации обязательно должны быть учтены требования по импорто-замещению, защите информации, унификации и стандартизации аппаратно-программного обеспечения; Участниками цифровой трансформации в рассматриваемой сфере должны стать руководители и сотрудники следственных органов, а также научное сообщество. Текущее состояние характеризуется следующим: в уголовно-процессуальном законодательстве - наличие только отдельных норм, связанных с цифровой информацией (изъятие электронных носителей информации, получение информации о соединениях между абонентами и абонентскими устройствами и т.д.); в уголовно-процессуальной науке - разработка основ теории электронных доказательств, концепции «электронного правосудия» и т.д.; в криминалистике -широкое распространение идей цифровизации, разработка вопросов работы с цифровой информацией, криминалистического исследования компьютерных и компьютеризированных устройств, наличие разработок частных теорий цифровой криминалистики (и аналогичных), разработка основ рекомендаций по работе следователя с компьютерной информацией и техникой, «цифровыми следами», отрывочные разработки в области применения или исследования некоторых электронных разработок в криминалистических целях: использование компьютерно-опосредованной (виртуальной) реальности в работе правоохранительных органов, применение больших данных (Big data), Интернета вещей (Internet of Things), электронных датчиков и систем (в том числе и автомобильных), информации «умных» носимых устройств и иных электронных носимых устройств (гаджетов) в криминалистических целях, исследования облачных сервисов и иных сервисов распределенного хранения и использования информации, криптографические и стеганографические исследования в криминалистике и некоторые другие вопросы. Однако следует отметить, что эти исследования ведутся разрозненно, зачастую на уровне отдельных статей или выступлений на конференциях, без связи друг с другом, что не позволяет выстроить единую внутренне непротиворечивую теорию, хотя они и формируют локальные пути ее развития, отдельные элементы теории. Стратегические цели: эффективная работа органов следствия как с электронной информацией в любой ее форме и местонахождении, так и с помощью электронных устройств с традиционными следами, декриминализация киберпространства или по крайней мере существенные подвижки в этом направлении [14. С. 81]. Естественное будущее в случае развития инерционного сценария: безнадежное отставание следственных структур от криминальных вследствие разницы технического потенциала и парадигмы мышления, глобальное ухудшение результативности раскрываемости преступлений. Разрыв между текущим и желаемым состоянием характеризуется следующими проблемами цифровой трансформации расследования, раскрытия и предупреждения преступлений. 1. Недостаток финансирования и технического обеспечения. Если на вооружение в городах федерального значения и просто крупных городах новинки криминалистической цифровой техники поступают относительно быстро, то компьютерная техника в регионах, а особенно в небольших населенных пунктах, может отставать на несколько поколений. 2. Отсутствие четкого представления о процессе и цели, в первую очередь на федеральном уровне, что зачастую приводит к непродуманной цифровизации, дублированию усилий, повышенным материальным и процессуальным затратам. В сфере деятельности правоохранительных органов, конечно, разработаны и действуют некоторые нормативные акты: Приказ Генерального прокурора РФ от 14 сентября 2017 г. № 627 «Об утверждении Концепции цифровой трансформации органов и организаций прокуратуры Российской Федерации до 2025 года»1, Распоряжение МВД России от 29 декабря 2020 г. № 1/15065 (ред. от 08.09.2021) «Об утверждении Ведомственной программы цифровой трансформации МВД России на 2021-2023 годы»2 и др. Однако данные акты не содержат четкого подхода к определению природы цифровой трансформации, ее итоговым целям и представляют собой нечто типа «дорожной карты» Последствиями непродуманной цифровизации также могут являться - потеря цифрового суверенитета государства, угроза национальной безопасности; - дискриминация отдельных групп граждан из-за трудностей доступа к цифровым технологиям (цифровая эксклюзия); - непреднамеренное создание алгоритмов и систем принятия решений, дискриминирующих отдельные группы населения (из-за недостаточно тщательного отбора данных для обучения алгоритмов, предвзятости алгоритмов и т. д.); - нарушение приватности граждан в результате тотальной слежки, сбора и обработки больших объемов данных (в большом массиве разрозненные данные работают как персональные); - скрытые манипуляции (системы скоринга и таргетинга, которые фактически используются без уведомления граждан и могут влиять на принятие важных жизненных решений, например при голосовании); - массовое мошенничество с использованием цифровых технологий и социального инжиниринга; - конфликт интересов общества и отдельных групп граждан и общественное неприятие инициатив (в том числе из-за отсутствия информационной поддержки и работы с общественным мнением); - принятие на государственном уровне неверных решений с далеко идущими последствиями в виде финансовых, репутационных и иных потерь для государства; - непреднамеренное нарушение законодательства госслужащими по причине неэтичного использования данных, повлекшего за собой значительный ущерб [12. С. 40]. 3. Несовершенство законодательства в сфере цифрового развития. Так, законодательство о проведении госзакупок практически не учитывает специфику IT-сферы, что существенно ограничивает участие в соответствующих торгах аутсорсинговых компаний, фрилансеров, отсекает покупки цифровых инструментов через маркетплейсы, не учитывает скорости появления новых продуктов и «стартапов» на цифровом рынке. Некоторые авторы отмечают, что заказчики, а иногда и поставщики, вынуждены «обходить» законодательство не в корыстных интересах, «а для вполне добросовестных целей: повысить качество итогового результата закупки, успеть провести закупку в установленный короткий срок или скорректировать изначальное техническое задание с учетом изменившихся приоритетов» [15]. 4. Отсутствие подготовленных к расследованию с использованием цифровых технологий сотрудников. К сожалению, крайне мало сотрудников владеет компьютером и иными электронными устройствами на уровне даже «опытного пользователя» и знает все возможности аппарата, не говоря уже про оперирование новыми цифровыми концепциями (облачные сервисы, удаленная работа на компьютере, распределенная информация или распределенные вычисления). В ходе проведенного нами опроса респонденты в большинстве своем указали на использование возможностей электронной техники лишь на 25-30%. Цифровые компетенции только в 2021 г. начали вводиться в рабочие программы дисциплин юридических вузов и факультетов. Кроме того, как верно отметил А. А. Рудых, «... ограничения в деятельности субъектов расследования, обусловленные территорией обслуживания и контактным способом работы, создают последним потенциально “невыгодные” условия, в отличие от преступников, совершающих экстерриториальные преступления в сфере информационных технологий» [16. С. 73]. В целях снижения влияния указанных факторов на результативность правоохранительной деятельности Д. А. Степаненко обоснованно предлагает научное разделение труда и подготовку специалистов-криминалистов в конкретных отраслях знаний (программирование, криптография, системное администрирование) с территориальным разделением по отраслям и трансляцией необходимой информации по каналам связи, без необходимости физического перемещения носителей информации [17. С. 109]. 5. Зачастую у руководителей, ответственных за цифровую трансформацию, имеет место несоответствие целеполагания целям цифровой трансформации. Так, возможны подмена реальной цифровой трансформации на показную, приписывание цифровых показателей в отчетности и использование малейшего повода для саморекламы, продвижения информации о разовых случаях использования цифровой техники как о высокой цифровой культуре. Можно также отметить размен на легко достижимые цели, связанные с оцифровкой, в ущерб более глобальным - цифровой трансформации 6. Отсутствие четкого понимания разницы между автоматизацией, оцифровкой, цифровизацией и цифровой трансформацией. Даже среди ученых нет единства во мнениях, но все-таки большинство склоняется к тому, что автоматизация - это расширение использования автоматических или автоматизированных устройств для выполнения отдельных функций в ходе расследования, оцифровка (digitization) представляет собой переход к цифровым данным вместо аналоговых, цифровизация (digitalization) подразумевает общее насыщение следственной деятельности цифровыми технологиями . Д.А. Степаненко и В.В. Коломинов указывают, что «цифровизация всех сфер деятельности в криминалистике может быть рассмотрена в нескольких аспектах: - использование цифровых технологий для повышения эффективности поисково-познавательной деятельности следователя, эффективной организации этой деятельности на современном уровне (НОТ следователя), оптимизации взаимодействия различных органов, учреждений при расследовании преступлений; - использование ИКТ для расследования преступлений. Широкое распространение информационных компьютерных технологий способствует дальнейшим разработкам в области алгоритмизации процесса расследования преступления в целом и отдельных его этапов; - решение дидактических задач в сфере подготовки, переподготовки, повышения квалификации следователей, следователей-криминалистов, судебных экспертов, повышения их квалификации, обмена опытом» [18. С. 42]. Цифровизацию расследования, в широком смысле, можно рассматривать как накопление основы, базы для цифровой трансформации, при которой происходит качественное изменение явления. То есть в данном случае имеет место реализация диалектического принципа перехода количества в качество: количества изменений в качество явления. Как верно отметил Ю. И. Грибанов, цифровая трансформация - это «фундаментальный процесс, который переживает мировое сообщество, адаптируясь к новым условиям и предпочтениям общества цифровой экономики. То есть digital-трансформация - это не столько технологии, сколько изменение мышления в новых условиях новой цифровой экономики» [19. С. 24]. Цифровая трансформация следственной деятельности - это сквозные преобразования процессов и явлений этой деятельности, включающие множество относительно автономных концепций и элементов, в совокупности влияющих на весь процесс расследования, изменение практик в области принятия решений и даже самого криминалистического мышления. 7. Отсутствие достаточной цифровой культуры -готовности к цифровому развитию и гибкости во внедрении новых цифровых технологий, новых парадигм. Можно образно заметить, что хотя технологии в следственную деятельность внедряются и цифровые, но мышление следователей и лиц, ответственных за внедрение соответствующей техники, осталось еще «аналоговым». 8. Отсутствие достаточных методологических указаний из соответствующих аналитических центров. На настоящий момент отсутствует единая концепция цифровой трансформации расследования, раскрытия и предупреждения преступлений. Имеющиеся же эпизодические разработки ограничены форматом пускай крупной, входящей в международные базы цитирования, но статьи. Отсутствие же концептуальных разработок в научной сфере приводит и к изолированным методическим рекомендациям, не всегда взаимосвязанным друг с другом и не обеспечивающим комплексную, системную трансформацию. 9. Недостаточно организованное взаимодействие, конкуренция вместо коммуникации, кооперации и консолидации усилий и ресурсов между отдельными правоохранительными органами и спецслужбами. Указанные обстоятельства препятствуют внедрению единой цифровой платформы и использованию единых цифровых инструментов. Между тем консолидация, унификация и стандартизация являются неотъемлемыми принципами цифровой трансформации. 10. Дефицит кадров и компетенций для цифровой трансформации. Данный дефицит связан прежде всего с тем, что до недавнего времени цифровые компетенции не являлись неотъемлемым элементом программ подготовки юристов и специалистов в области правоохранительной деятельности. Специфические цифровые продукты, используемые при расследовании, часто только упоминаются в курсе криминалистики или вообще не называются в связи с недостатком учебного времени или квалификацией педагогов. 11. Низкая доступность цифровых решений обусловлена невозможностью рядовых сотрудников влиять на выбор техники, которая официально ставится на вооружение. Зарубежные цифровые решения в связи с политикой импортозамещения практически не используются в правоохранительной деятельности, да и стоят недешево. Что касается отечественных разработок, можно отметить сложность доступа к государственным закупкам частных разработчиков программ и участников небольших «стартапов». Кроме того, имеются и случаи явно неудачных заказов или злоупотреблений со стороны подрядчиков (поставщиков). Так, в августе 2015 г. МВД РФ подписывало контракт с отечественной фирмой на разработку возможностей взлома сети TOR3. Однако исполнитель не сумел выполнить контракт в срок [20]. 12. Большая загруженность конкретных сотрудников, не позволяющая им полномасштабно повышать свою квалификацию и приобретать необходимые компетенции, а также активно внедрять цифровые технологии в свою деятельность. Так, по данным К.Д. Титаева и М.С. Шклярук, «в производстве среднего следователя всегда находится 13,1 дела, в месяц он получает 6,4 новых дела. Медианное количество дел в производстве равно 9, а новых - 4. Средний следователь МВД рассматривает за год 33 материала проверок, из которых по 30 возбуждает дела» [21. С. 6465]. При этом авторы оговариваются, что эти данные слишком консервативны, поскольку основаны на официальной статистике, кроме того, это данные 5-летней давности. Следовательно, реальная актуальная загруженность превышает заявленные показатели. Рабочий день следователя может длиться до 40 часов. С учетом подобной загруженности сложно повышать свою цифровую квалификацию и приобретать новый опыт. 13. Отсутствие налаженных и эффективных механизмов обмена опытом и успешными практиками внедрения элементов цифровой трансформации. 14. Отсутствие единой концепции цифровых платформ и цифровых экосистем. 15. Отсутствие единой концепции использования нейросетей и искусственного интеллекта в ходе расследования, раскрытия и предупреждения преступлений. Не умаляя работы Д.А. Степаненко, Д.В. Бахтеева и других отечественных и зарубежных авторов [22-29], отметим лишь, что вопрос использования искусственного интеллекта в криминалистике и уголовном судопроизводстве на настоящий момент еще не вышел на концептуальный уровень, однако в последнее время начали появляться монографии, посвященные отдельным вопросам применения искусственного интеллекта [30-32]. Так, неразрешенной осталась так называемая «проблема черного ящика» когда ученые или иной программноаппаратный комплекс уже не могут пошагово объяснить, как конкретный искусственный интеллект пришел к итоговому выводу. Решением представленных проблем может служить социальный заказ на разработку полномасштабной пошаговой стратегии цифровой трансформации, выраженный в виде грантовых или хоздоговорных научных исследований, а также концептуальная разработка данных вопросов в монографических и диссертационных исследованиях. В рамках таких исследований при согласовании с практическими работниками должны быть определены цели цифровой трансформации и основные вехи ее процесса, разработаны предложения по оптимизации законодательства. Повышение финансового и материальнотехнического обеспечения правоохранительных органов является неотъемлемым условием их цифровой трансформации и развития в России цифровой экономики. Представляется также необходимым в рамках подготовки специалистов юридической сферы особое внимание уделять приобретению «цифровых компетенций», ознакомлению обучающихся с современными и перспективными цифровыми технологиями, используемыми в ходе расследования, чему могут служить соответствующие учебные курсы, внедряемые в учебных заведениях4. Следует также уделить особое внимание обмену «цифровым» опытом в рамках курсов повышения квалификации и публикаций в периодических источниках. Особо удачный опыт должен отображаться в аналитических записках, аккумулироваться и использоваться централизованно при разработке методических рекомендаций. В рамках цифрового взаимодействия следственных органов представляется необходимой разработка единой платформы с возможностью дистанционного доступа к автоматическим базам данных и АИПС с использованием цифровой подписи, биометрической идентификации личности или иных идентификаторов. Вопросы идентификации и аутентификации сотрудников правоохранительных органов в рамках работы в соответствующих цифровых решениях были уже достаточно подробно рассмотрены Д.А. Степаненко и А. А. Рудых [33]. Следует разработать единую концепцию цифровой трансформации расследования, раскрытия и предупреждения преступлений, в которую, на наш взгляд, должны в качестве компонентов органично войти следующие теории и концепции: общие вопросы цифровой трансформации, теория электронной цифровой криминалистики (с учетом рассмотрения вопросов работы с электронной цифровой информацией, ее носителями и информационно-технологическими устройствами, а также соответствующей группой следов), концепция цифровой технологизации и инновационного развития криминалистики, концепция «электронных» следственных действий, концепция дистанционной криминалистики, концепция электронных доказательств, концепция электронного правосудия и некоторые другие. Таким образом, разработка и реализация стратегии цифровой трансформации расследования, раскрытия и предупреждения преступлений будет способствовать повышению адресности усилий, выявлению проблем в данной сфере, эффективному развитию самой трансформации, декриминали- гического отставания российских правоохранизации киберпространства и сокращению техноло- тельных органов.
Ключевые слова
стратегия,
цифровая трансформация,
расследование,
раскрытие и предупреждение преступлений,
контекст цифровой трансформации,
стратегические цели цифровой трансформацииАвторы
Смушкин Александр Борисович | Саратовская государственная юридическая академия | канд. юрид. наук, доцент кафедры криминалистики | skif32@yandex.ru |
Всего: 1
Ссылки
Акофф Р. Акофф о менеджменте : пер. с англ. / под ред. Л.А. Волковой. СПб. : Питер, 2002. 447 с.
Портер М. Конкуренция : учеб. пособие : пер. с англ. М. : Вильямс, 2001. 602 с.
Ожегов С.И., Шведова Н.Ю. Толковый словарь русского языка : 72 500 слов и 7 500 фразеологических выражений. М. : Азъ Ltd., 1992. 907 с.
Карлофф Б. Деловая стратегия: концепция, содержание, символы : пер. с англ. М. : Экономика, 1991. 238 с.
Просалова В.С., Смольянинова Е.Н. Теоретические подходы к формированию дефиниции стратегии // Научно-технические ведомости Санкт-Петербургского государственного политехнического университета. Экономические науки. 2011. № 4 (127). С. 9-16.
Хижняк Д.С. Методологические основы расследования транснациональных преступлений: модельный подход : дис.. д-ра юрид. наук. Саратов, 2018. 488 с.
Просалова В.С. Теоретические основы понятия «Стратегия» // Современные тенденции в экономике и управлении: новый взгляд. 2011. № 7. С. 19-23.
Ансофф И. Стратегическое управление. М. : Экономика, 1989. 519 с.
Виханский О.С. Стратегическое управление. М. : Изд-во Моск. гос. ун-та, 1995. 292 с.
Минцберг Г., Куин Дж.Б., Гошст С. Стратегический процесс : пер. с англ. / под ред. Ю.Н. Каптуревского. СПб. : Питер, 2001. 684 с.
Минцберг Г., Алъстрэнд Б., Лэмпел Д. Школы стратегий. СПб. : Питер, 2000. 330 с.
Стратегия цифровой трансформации: написать, чтобы выполнить / под ред. Е.Г. Потаповой, П.М. Потеева, М.С. Шклярук. М. : РАНХиГС, 2021. 184 с.
Сурин А.В. Принципы разработки стратегии развития г. Москвы // Вестник Московского университета. Сер. 21. Управление (государство и общество). 2008. № 1. С. 1-18.
Степаненко Д.А. Киберпространство как модулятор процесса расследования преступлений и развития криминалистической науки // Сибирские уголовно-процессуальные и криминалистические чтения. 2020. № 1 (27). С. 77-88.
Система государственных закупок в России: конкуренция против качества? : отчет о НИР / НИОКР / А. Конов, И. Бегтин, Н. Горбачева и др.; под ред. М. Комина. М. : ЦПУР ; Антикоррупционный центр НИУ ВШЭ, 2019. 64 с.
Рудых А.А. О некоторых направлениях цифровизации расследования преступлений // Сибирские уголовно-процессуальные и криминалистические чтения. 2019. № 3 (25). С. 70-79.
Степаненко Д.А. Криминалистическая наука в реалиях информационного общества // Криминалистические чтения на Байкале - 2015 : материалы Междунар. науч.-практ. конф., Иркутск, 18-19 июня 2015 г. / под ред. Д.А. Степаненко. Иркутск, 2015. С. 105-109.
Степаненко Д.А., Коломинов В.В. Цифровая реальность и криминалистика // ГлаголЪ правосудия. 2018. № 3 (17). С. 38-43.
Грибанов Ю.И. Цифровая трансформация социально-экономических систем на основе развития института сервисной интеграции : дис.. д-ра экон. наук. СПб., 2019. 355 с.
Коломыченко М. TOR хозяйствующих субъектов // Издательский дом Коммерсантъ. 2015. URL: https://www.kommersant.ru/doc/2861002 (дата обращения: 25.04.2021).
Титаев К., Шклярук М. Российский следователь: призвание, профессия, повседневность. М. : Норма, 2016. 192 с.
Бахтеев Д.В. Искусственный интеллект в криминалистике: состояние и перспективы использования // Российское право: образование, практика, наука. 2018. № 2 (104). С. 43-49.
Афанасьев А.Ю. Искусственный интеллект или интеллект субъектов выявления, раскрытия и расследования преступлений: что победит? // Библиотека криминалиста. Научный журнал. 2018. № 3 (38). С. 28-34.
Степаненко Д.А., Бахтеев Д.В., Евстратова Ю.А. Использование систем искусственного интеллекта в правоохранительной деятельности // Всероссийский криминологический журнал. 2020. Т. 14, № 2. С. 206-214.
Alarie B., Niblett A., Yoon A. How Artificial Intelligence Will Affect the Practice of Law // International Review of Intellectual Property and Competition Law (IIC). 2017. Vol. 43, № 5. P. 532-554.
Buocz Th.J. Аrtificial Intelligence in Court: Legitimacy Problems of AI Assistance in the Judiciary // Retskraft - Copenhagen Journal of Legal Studies. 2018. Vol. 2, № 1. P. 41-59.
Re R.M., Solow-Niederman A. Developing Artificially Intelligent Justice // Stanford Technology Law Review. 2019. Vol. 22, № 1. P. 242-289.
Чурзина Л.Д., Добряк И.В. Искусственный интеллект: робот и право. Может ли робот быть судьей? // Неделя науки Санкт-Петербургского государственного морского технического университета. 2018. № 1 (1). С. 24-25.
Апостолова Н.Н. Искусственный интеллект в судопроизводстве // Северо-Кавказский юридический вестник. 2019. № 3. С. 135-141.
Бехтеев Д.В. Искусственный интеллект: этико-правовые основы. М. : Проспект, 2021. 176 с.
Остроух А.В., Суркова Н.Е. Системы искусственного интеллекта. СПб. : Лань, 2019. 228 с.
Морхат П.М. Искусственный интеллект: правовой взгляд. М. : Буки Веди, 2017. 258 с.
Степаненко Д. А., Рудых А. А. К вопросу об использовании механизма удаленной идентификации и аутентификации в правоохранительной деятельности // Технологии XXI века в юриспруденции : материалы Третьей междунар. научн.-практ. конф. (Екатеринбург, 21 мая 2021 г.) / под ред. Д.В. Бахтеева. Екатеринбург : Урал. гос. юрид. ун-т, 2021. С. 318-326.