Philosophy and life: from philosophy of life to philosophy of culture.pdf О, разрешите мне загадку жизни,Мучительно-старинную загадку,Над коей сотни, тысячи голов -В египетских, халдейских шапках,Гиероглифами ушитых,В чалмах, и митрах, и скуфьях,И с париками и обритых -Тьмы бедных человеческих головКружилися, и сохли, и потели...Ф.И. Тютчев...чем менее сознает человек, тем он полнее живет и чувствуетжизнь. Пропорционально накоплению сознания теряет он и жизнен-ную способность. Итак, говоря вообще: сознание убивает жизнь.Ф.М. Достоевский... - жизнь, тайна которой есть наше вечное и великое мучение...И.А. БунинС глубокой древности существует убеждение, чтообраз жизни философа находит продолжение в харак-тере его мышления; способ жизни, духовные упраж-нения мыслителя необходимо отражаются в философ-ской дискурсии. Обыкновенная жизнь человека фор-мирует обыденное сознание, практики же духовныхупражнений переходят в мышление «не от мира се-го». При любых обстоятельствах жизнь пронизываетмышление, наполняет его своим содержанием и какмера восприятия действительности - как тождествожизни и бытия - оказывается имманентной познанию.Однако эта метафизическая идея, получив своетеоретическое воплощение в философии Платона, впоследующие периоды культурной жизни человече-ства отходит на заданий план, освободив место иныммировоззренческим взглядам - несмотря на бесспор-ную истинность тех или иных концепций, обществоустает от однообразия идей и готово с легкостью по-менять круг своих прежних теоретических представ-лений. Только со второй половины XIX в. рационали-стические идеи Просвещения уступают место фило-софии жизни, обретающей прежнюю привлекатель-ность времен античности.К этому времени в общественном сознании явст-венно просматривается разочарование в былом всеси-лии рационалистического разума. Становится оче-видным, что средствами одного разума невозможнопостичь внешнюю действительность. Во всех сферахкультурной жизни - науке, литературе, искусстве -происходит осуждение разума. «Убив Бога», людиНового времени добровольно согласились принять те-орию эволюции Дарвина; им оказалась ближе кон-цепция животного происхождения человека, нежелирелигиозный догмат о его божественном творении.Но данное онтологическое «ничтожествование» - этот«онтологический нигилизм» - не мог сколь-либо дол-го удовлетворять умонастроениям людей - родиласьновая идея, оспаривающая эволюционное учение,открытое рациональными средствами. Уже современ-ники Дарвина усомнились в том, что человеческийразум может возникнуть в результате естественногоотбора. Согласно новому воззрению, между инстинк-том и разумом существует непереходимая граница:скачок настолько велик, что заполнить его медлен-ным и постепенным развитием абсолютно невозмож-но, чтобы поверить в эту постепенную трансформа-цию инстинкта в разум - «разум человеческий естьспособность неподвижная» [1]. Впоследствии мысли-тели, примыкающие к философии жизни и находя-щиеся в резкой оппозиции к классическому рациона-лизму, на-рисовали такой образ человека, когда при-чина того, что «делает человека человеком», виделасьв неком принципе, противоположном «всей жизнивообще»; человек представлялся как существо, несво-димое к «естественной эволюции жизни»; то, что от-личает человека от высших форм природной жизни,обозначается понятием «дух» и говорит о прорыве вэмпирической действительности [2]. Человека нико-гда невозможно понять методами биологическогоисследования, и в то же время в своих конкретныхдействиях он явно обнаруживает биологическую при-роду. Само понятие биологического в применении кчеловеку означает больше того, что оно значит в при-менении к живым существам, - а именно то, что от-личает человека от животных. «Если, следовательно,в человеческой при-роде биологическая реальностьнеотделима от духовной, - говорит Ясперс, - то этоозначает следующее: человек не может быть понятпрежде всего как постепенно развивающийся зооло-гический вид, к которому в один прекрасный день вкачестве чего-то принципиально нового присоеди-нился дух. Человек и по своей биологической природес самого начала должен быть чем-то совершенно от-личным от всех иных форм жизни» [3].Натурализм, рожденный рациональной способнос-тью ума, начинает решительно изгоняться из мира ис-кусства. Художников больше не прельщает идея от-ражения, сходства образов искусства явлениям пред-метной действительности. Их больше влечет мир вы-мысла, фантазии, воображения, который открывается,когда логика видимого мира используется для построе-ния мира невидимого. Художник освобождается от тис-ков природной необходимости и законов разума: чтобыоткрыть новый мир, он погружается в пространство сво-ей души. «Стремясь открыть и нанести на карту новыеморя, удалиться от развалин субстанциапистской кон-цепции действительности, они (Г. Климт и 3. Фрейд. -Ю.П.) погрузились в самих себя и отправились в плава-ние по внутреннему миру, миру души» [4].Поэты и писатели все больше обращаются к внут-реннему миру человека - жизни души с ее «небом» и«адом». Главный интерес представляет не «внешниймир», но душа, которая «проникается своей собствен-ной жизнью, лелеет и наказывает себя как любимогоребенка» (М. Лермонтов). В этой человеческой жизнипостижение человеком себя и действительности осу-ществляется вовсе не рациональным способом; «Ве-ликое понимание вершится только наполовину в све-товом кругу ума, другая половина - в темных недрахестества, и оно есть прежде всего душевное состоя-ние, самое острие которого мысль только увенчивает,как цветок» (Р. Музиль).Начиная со второй половины XIX в. в европейскомсознании происходит «критическая деконструкция» -радикальный перелом относительно традиционногопонимания сущности мышления. На место классиче-ской концепции разума, утверждавшей могуществотрансцендентального субъекта, общеобязательностьистины и разумные основания бытия, приходит идея«разоблачительства» ratio: разум рассматривается как«выродившийся» инструмент познания, неспособныйпостичь сущность действительности. По этой причи-не ненужными считаются все средства познания: ин-струменты чувственного и рационального познания,методы научного исследования и сама теория позна-ния. Объявляется, что исходным понятием выступаетсуществование; только жизнь в ее непосредственнойданности способна открыть человеку истинную сущ-ность бытия. Всякий отход от предметной действи-тельности в пользу разума чреват разрушением гар-монии между человеком и природой.Пока человек естества не пыталГорнилом, весами и мерой,Но детски вещаньям природы внимал,Ловил ее знаменья с верой;Но чувство презрев, он доверил уму;Вдался в суету изысканийИ сердце природы закрылось ему,И нет на земле прорицаний.Е.А. Баратынский.Поворот «философии сознания» к «философии жиз-ни» превращает категорию «культура» в важнейшее6мировоззренческое понятие: социокультурная дейст-вительность более явственно выражает процесс пер-манентного творчества человека, говорящего о его до-сознательных, без-сознательных, под-сознательных спо-собностях в процессе созидания.Рационалистическая философия находит свое наи-более полное и законченное выражение в германскомдухе, говорит Н.А. Бердяев. Особенность немецкогомышления обнаруживается в сильном стремлении ковсему рациональному и организованному; немцу миризначально предстает как темный и хаотичный, кото-рый не может не вызвать в нем чувства враждебно-сти. Этот мир должен быть преобразован, переделанпо образу и подобию немецкого сознания; при встре-че с миром человек не испытывает страха, трепета,щемящего чувства одиночества, он с самого началаготов действовать без рефлексии, чтобы сообразоватьдействительность со своим внутренним духовнымопытом. Поскольку немецкое мышление преодолева-ет догматизм и скептицизм, постольку оно остаетсякритическим, характеризующимся волевым началом.Рационалистический волюнтаризм порождает мате-риализм - все материальное есть создание духа, «наделе материя не что иное, как дух...» (Шеллинг), - номатериализм не классический, а такой, в котором сня-та противоположность материального и идеального -как некий реализм, в котором материя лишь символи-зирует духовное начало и не может рассматриватьсякак нечто самостоятельное. Немецкий классическийидеализмс его волюнтаристским разумом объективноприводил к идее мирового господства; рациональныйразум, выходя за пределы самого себя, порождал им-периализм и милитаризм - от философии Канта лежитпрямая дорога к Круппу [5]. Для немецкого идеализмахарактерно то, что мысленные орудия превращаютсяв реальные орудия борьбы. «In Anfang war die That!»Согласно рационализму, не существует бытия, ненаходящегося в соотнесенности с субъектом. Воспри-ятие бытия равнозначно мысли о бытии: онтологиярационализма есть всецело порождение разума; разумиз себя творит действительность, но эта действитель-ность лишена жизни, предметного содержания и яв-ляется особого рода метафизикой.После осуществленного действия (That'a) весьвнешний мир преображается: на место хаоса и тьмыприходит подлинный мир, где все рационализирова-но, упорядочено, приведено в законченную систему.Немецкое миросозерцание глубоко мистично: фило-софия, литература, искусство исходят из идеи, что воснове бытия лежит иррациональное, бессознательноеначало. Но оборотной стороной мистики хаоса явля-ется представление, что все должно быть ясным, про-зрачным, дисциплинированным, приведенным к кон-кретной форме. В рациональном самосознании про-исходит превращение бессознательного в сознание: вфилософии Гегеля Бог окончательно приходит к сво-ему самосознанию. Весь мир предстает беспорядоч-ным, но посредством внутреннего категорическогоимператива и воли к власти он преобразуется в нечтоорганизованное, упорядоченное, обустроенное. «Воляк власти над миром, - говорит А.Н. Бердяев, - роди-лась на духовной почве, она явилась результатом не-мецкого восприятия мира как беспорядочного, а са-мого немца как носителя порядка и организации. Кантпостроил духовные казармы. Современные немцыпредпочитают строить казармы материальные. Не-мецкая гносеология есть такая же муштровка, как инемецкий империализм. Немец чувствует себя сво-бодным лишь в казарме» [6. С. 419].Рационалистическому мышлению неведомо чувст-во таинственности бытия; ко всему оно подходит та-ким образом, что своим прикосновением делает этобытие ясным и прозрачным изнутри. Поэтому немец-кий дух «насилие над бытием» совершает «с мораль-ным пафосом»: необходимость преобразования дей-ствительности воспринимается не иначе как нравст-венная обязанность, как долг, который требуется вы-полнить во имя более высокой культуры, несущейосвобождение всему человечеству.При критическом подходе к рациональному мыш-лению и выявлению его ограниченности используют-ся такие образы-понятия, как «философия передних»и «полицейская философия» (Н. Бердяев). Ограниче-ние философии гносеологией объективно приводит ктому, что она «не пускает в жилые комнаты», т.е. за-прещает человеку входить в мир живой действитель-ности (в мир «жилых комнат») с целью его постиже-ния, но ограничивается познанием познания. Вместополучения знания о реальности бытия гносеологиязанимается верификацией знания, «составляет прото-колы», находит критерии достоверности знания сред-ствами логического анализа языка, «не пускает, тащитв участок». Такое исключительное торжество «лакей-ско-полицейских начал в философии становится уто-мительным и оскорбительным. Творческий дух уга-шается» [6. С. 48].Добровольный отказ от бытия, сведение филосо-фии к рефлексии («болезненной рефлексии») - в ко-нечном счете «власть гносеологии» - означает «по-рождение скепсиса». Человек через философию при-знал свое бессилие познавать бытие, «потерял доступк бытию и с горя начал познавать познание» [7]. Об-ращение к проблемам гносеологии начинается в тотпериод, когда обнаруживается кризис относительновозможностей человеческого познания; в этот периодфилософия осуществляет поворот от онтологии к гно-сеологии - происходит суд разума над самим собой,разум пытается овладеть собой, понять свои возмож-ности и границы. Такое «деградированное» положе-ние философии наблюдается в тот период, когда онастремится стать наукой (XVII-XVII1 вв.) и на долгоевремя попадает в «рабскую» зависимость от науки.Стремление возвыситься до уровня научного позна-ния - стать гносеологией - оборачивается для фило-софии утратой самостоятельности и превращением еев служанку позитивной науки (естествознания).Европейская философия закономерно двигалась от бы-тия к раздвоению и рефлектирующему критицизму; в ре-альной жизни Нового времени происходил «роковой раз-рыв с корнями и истоками бытия». Это объясняется тем,что весь образ жизни человека европейской культурыделал его одиноким, предоставленным самому себе, по-кинутым, лишенным глубоких корней, связывающих сживой действительностью. На философию Канта и кан-тианства «нельзя смотреть просто как на гносеологиче-ское учение, как на направление теоретической филосо-фии, которое не должно вызывать слишком сильныхстрастей. Кантианство - явление неизмеримо более глу-бокое и страшное, факт самой жизни, самого бытия. От-равленный кантианством не может уже иметь живых,реалистических связей с бытием, его мироощущение на-дорвано. ...Кантианство убивает не метафизику, не уче-ние о бытии, это была бы невелика беда, оно убивает самобытие, вернее, оно выражает, отражает в жизни совер-шившееся угашение бытия, его отдаление от покинутогочеловека» [6. С. 48]. Философский рационализм порываетс предметной реальностью бытия - этого «понятия поня-тий» (Э. Левинас); «начало» жизни и познания перено-ситься им в субъективный мир человека. Все суждения обытии, о внешней действительности не выходят в нем изкруга идей и отвлеченного мышления; даже эмпиризм,видящий в опыте могучий источник и оправдание знания,понимает сам «опыт» как мысленную конструкцию, гра-ницы которого определены не предметной действитель-ностью, но рациональной деятельностью субъекта. Опыт-ное знание, как оно понимается Дж. С. Миллем, Аве-нариусом, Махом, есть знание, построенное с помощьюрациональных категорий; такой опыт предстает как вто-ричная рационализация, он не имеет отношения к живойдействительности, ибо на него «надет намордник,и онукусить не может»; такой эмпиризм рационализирован ифактически оказывается «бессознательной и низшей фор-мой рационализма» (Н. Бердяев).Философия рационализма явила в себе «метафизи-ку насилия»; ее дискурс в глазах мыслителей после-дующих эпох был «прирожденно насильственен» [8.С. 177]. Это насилие заключалось в том, что действи-тельность постигалась через взаимоотношение двухбезличных начал - абстрактного субъекта («одиноче-ство немого взгляда, бессловесного лица» - Э. Леви-нас) и столь же отвлеченного объекта. Результатомэтого взаимодействия являлось такое бытие, котороенесло на себе печать рационалистического логоса: онобыло выражено во всеобщих, безличных, устойчивыхи необходимых формах. Все живое, текучее, подвиж-ное убивалось во имя застывшей системы; схемымышления были достаточно жесткими и диктовалисвои условия действительности: «все действительноеразумно». Европейский рационализм, хотя и ведетсвои истоки от греческой философии, не сумел повто-рить «греческое чудо» - о чем бы и как бы ни говори-ла философия критицизма, она рассуждала на спеку-лятивном языке Гегеля. В логосе греков заключаласьта великая мудрость, что наряду с насилием, всеобщ-ностью и необходимостью метафизических форм внем была заложена идея инаковости, другого, разли-чения. «Греческое чудо - это не то или это, не то илиэто удивительное достижение, а сама невозможность,испытываемая каждой мыслью, обращаться с грече-скими мудрецами как, по словам Иоанна Златоуста,«мудрецами извне». Признав уже в своем втором сло-ве (например, в «Софисте») то, что инаковость долж-на обнаруживаться у самого истока смысла, принимаяинаковость вообще в сердце логоса, греческая мысльнавсегда защитила себя от всякого абсолютно неожи-данного для нее призыва» [8. С. 229]. Инаковость -подвижность, текучесть, переход в свою противопо-ложность - есть такая идея, которая должна нахо-диться у «самого истока смысла».Я как философский субъект, его особый «псевдо-ним», Я как конкретный человек, осознающий себя вличности и через личность, есть единство устойчиво-сти и изменчивости, постоянства и изменения, тожде-ства и различия. Личность не бывает равна себе: привсех социальных изменениях она остается собой, а привсем постоянстве социальной действительности - под-вержена изменению и развитию. Жизнь подвижна, скла-дывается из многообразных форм и образований; онаодновременно и оформляющееся и оформленное, упо-рядоченное и хаотичное, собственно жизнь и смерть.«Мы живем в различии и самим различием, то есть втом лицемерии, о котором Левинас говорит, что оно«не просто случайный неблаговидный недостатокчеловека, но глубокая разорванность самого мира,привязанного одновременно и к философии, и к про-рокам» [8. С. 229].Новая философия преодолела «насилие метафизи-ки» классического рационализма и через адекватныйдискурс - понятие жизни - выразила вечно меняю-щуюся действительность. Это была философия жиз-ни. «Для современной философии жизни характерноскорее то, что она пытается при помощи самого поня-тия жизни, и только этого понятия, построить целоемиро-и жизнепонимание. Жизнь должна быть постав-лена в центр мирового целого, и все, о чем приходит-ся трактовать философии, должно быть относимо кжизни. Она представляется как бы ключом ко всемдверям философского здания. Жизнь объявляется соб-ственной «сущностью» мира и в то же время органомего познания. Сама жизнь должна из самой себя фи-лософствовать без помощи других понятий, и такаяфилософия должна будет непосредственно пережи-ваться» [9. С. 210].Само понятие жизни и постижение действительно-сти в соотнесенности с жизнью превратило филосо-фию жизни в некий модерн, свободный от условнос-тей прежней метафизики: она не заботилась ни о ка-кой системе и в действительности таковой не была.«Система ведь, во всяком случае, есть нечто непод-вижное, затвердевшее, застывшее, а потому чужда идаже враждебна постоянно текущей и стремящейсяжизни. Итак, философ жизни не должен мыслить сис-тематически в старом смысле. Понимая мир как Все-Жизнь, он должен вместе с тем видеть, что он неумещаетсяни в какую систему. Его мышление долж-но приноравливаться к ритмике и динамике никогдане покоящейся жизни. Живое мышление должно сме-нить статику системы и освободить нас наконец, та-ким образом, от всякой систематики» [9. С. 218]. Вфилософии жизни невозможно мыслить систематиче-ски: сама жизнь есть нечто никогда не покоящееся, новечно изменяющееся, переходящее из одной формы вдругую, из одного состояния в другое («непрерывныйпоток»); в ней форма и содержание, космос и хаосслиты воедино, поэтому адекватным способом, по-зволяющим «схватить» такую действительность, бу-дет познание посредством «живого мышления».Категория жизни многозначна: в естественных нау-ках природа мыслится как живой развивающийся орга-низм, и как таковая она противопоставляется мертвойили физико-механической природе. Механизм изгоня-ется в науках о природе на том основании, что не дает8подлинной картины действительности: «механизм пре-вращает все в окаменелое и мертвое». В этих условияхсамо понятие «механизма» получает иной смысл: оноиспользуется крайне осторожно даже для неодушев-ленного телесного мира, который раньше без всякойрефлексии назывался мертвым.В биологии категорией жизни широко пользуетсявитализм, вводящий понятие «антимеханических сил»;благодаря ему можно понять «живую жизнь» как не-что абсолютно противоположное «механической ма-терии». Природа насквозь телеологична и жизнь неможет возникнуть из мертвой, механической материи.Распространение категории жизни не ограничива-ется естественными науками: на рубеже веков ее ши-роко используют психология и науки о культуре. Висторической науке, например, от историка требуют,чтобы он мертвую - уже отжившую - историю пре-вратил в живую и современную, поскольку прошлое изастывшее не имеет к нам никакого отношения. Исто-рик должен вжиться в события прошлого, заново ихпережить, после чего они получают новую жизнь,созвучную современной действительности. Достоин-ство исторического познания заключаются в том, что-бы сделать жизнь ушедших поколений единой с жиз-нью современных людей, когда бы дух прошлого былобщим с духом настоящего. Правда, «реанимация»прошлого,повторное введение этого прошлого в со-временность не следует понимать буквально, в пря-мом смысле - как возможность событий далекогопрошлого вторично прожить физически новую жизнь.Все, о чем идет речь, сводится к тому, что пережива-ния о прошлом становятся такими же реальными фак-тами сознания в духовном опыте исследователя, как ифакты его сознания о реально существующих явлени-ях в настоящем. «Предметом же наук о духе служитданная во внутреннем опыте реальность самих пере-живаний. Здесь мы имеем перед собой пережитую -правда, только пережитую - реальность, постижениекоторой составляет предмет бесконечной тоски фило-софии» [10. С. 48].Осуществление подобной задачи возможно посред-ством актов «переживания», «понимания», предпола-гающих снятие противоположности субъекта и объекта:в актах познания историк всегда должен ставить себя наместо исторического персонажа, чтобы понять, почемуисторический герой поступил именно так, а не иначе(объект исследования становится субъектом, а субъектисследования оказывается частью того процесса, кото-рый он изучает). Непревзойденным мастером метода«внутреннего понимания» и «переживания» был, как счи-тают, В. Дилыей - «философ уникального типа» (Р. Арон).Он обладал тонким пониманием своеобразной природыисторических событий. «Он умел при помощи источни-ков, как мало кто, воссоздавать и оживлять жизнь раз-личных времен в различных областях духа, когда бы онани существовала в своей полноте. Его взгляд охватывалздесь очень много воззрений. Он был мастером пережи-вать вновь и вживаться в чужое» [9. С. 239]. Необходи-мость метода переживания в гуманитарных науках -сделать события прошлого «живыми» - по мнению Диль-тея, объясняется тем, что они имеют дело с личностями,как непосредственными творцами исторического про-цесса. «Движения, слова, действия - таковы их проявле-ния. Задача наук о духе сводится к тому, чтобы их зано-во пережить и понять. Душевная связь, выражающаяся вэтих проявлениях, позволяет отыскать в них нечто ти-пически возвращающееся и показать, как отдельныежизненные моменты складываются в жизненные фазисыи, в конечном счете, в связность (Zusammenhang) жиз-ненного единства» [10. С. 9-10]. Как показала после-дующая практика гуманитарных наук, невозможно аде-кватно выразить природу социальных явлений, если нерассматривать их в контексте жизни как явленность ду-ховного. Для Р. Дж. Коллингвуда историческая наукаесть «история мысли». Всякое историческое событиеимеет внешнюю и внутреннюю сторону; внешняя сто-рона описывается в терминах его материальных свойств(переход Цезаря через Рубикон, капли его крови на полуздания сената и т.д.), внутренняя сторона описываетсятолько в терминах сознания (вызов Цезаря законам Рес-публики, столкновение его конституционной политики сполитикой его убийц). Работа историка может начинать-ся с выявления внешних сторон события, но свое завер-шение она получает при выявлении его внутренней сто-роны - решении задачи мысленного проникновения вдействия исторического персонажа, мысленное проник-новение, «ставящее своей целью познание мысли того,кто его предпринял» [И]. Задача историка - понять, чтопытались делать люди, находящиеся в определенныхисторических ситуациях (связанные с историческим со-бытием). «История - не знание того, какие события сле-довали одно за другим. Она - проникновение в душев-ный мир других людей, взгляд на ситуацию, в которойони находились, их глазами и решение для себя вопроса,правилен ли был способ, с помощью которого они хоте-ли справиться с этой ситуацией» [11. С. 355]. Историче-ская наука в контексте жизни есть «воспроизведениемысли прошлого в собственном сознании историка». Дотех пор, пока вы не поставите себя на место человека,которому было приказано остановить наступление нем-цев под Москвой в декабре 1941 г., вы не поймете весьдраматизм событий и окажетесь не просто «новичком» ввоенной истории, но фактически - «вне её». В октябредорога на Москву была открыта: две армии попали в«мешок» окружения под Брянском и четыре - под Вязь-мой. В плену оказалось 660 тысяч наших солдат. Мар-шал ясно представлял себе боевую мощь группы армий«Центр» (9, 4, 2 и 3-я танковая, 2-я ТА, 4-я ТА плюс 2-йВоздушный флот); он хорошо знал, что немцы, верныесвоей шаблонной тактике, захотят взять Москву в «кле-щи», а потому ударят с флангов и по этой причине фак-тически оголил центральный участок Западного фронта,надеясь на героизм подольских курсантов и панфиловскихбойцов; маршал не ошибся: своей жертвенностью, непоко-лебимой стойкостью и мужеством они убедили противни-ка, что именно здесь находятся главные силы; благодаряэтому создал превосходящий резерв для решительногоконтрудара. Если же вы в своем желании умалить военныйгений полководца Г.К. Жукова и ратную доблесть русскихсолдат вместе с разбитыми немецкими генералами (Ф. фонБоком, В. Браухичем, X. Гудерианом) будете обвинять вовсем «генерала Мороза» или подобно нашим «демократи-ческим» публицистам от исторической науки говорить околоссальном численном превосходстве советских войскпод Москвой, то вы «сразу же выйдете за пределы историивообще».Критическая философия по большей части сводиласубъекта к чистой мысли. Философия жизни призыва-ет изучать целостного человека, когда мышление ипознание рассматриваются всего лишь как моментычеловеческой экзистенции. Поэтому в основание тео-рии познания следует положить жизненные отноше-ния между человеком и средой, а не абстрактные от-ношения между субъектом и объектом. Эта идея на-столько прочно вошла в гуманитарные (исторические)науки, что представители других философских школ вXX в. благодаря ее успешному применению вошли висторию философии истории и в теорию и историюисториографии как классики философии жизни. Так,итальянский неогегельянец, «философ духа» Б. Крочесчитает главной задачей историков интерпретациюпрошлого в терминах настоящего, что отражает жиз-ненные потребности современного поколения людейи превращает историю в «философию в ее конкретно-сти». «Современная история возникает непосредст-венно из жизни, оттуда же происходит и несовремен-ная история, - говорит Кроче, - ибо очевидно, чтолишь интерес к настоящему способен подвигнуть насна исследование фактов минувшего: они входят в ны-нешнюю жизнь и откликаются на нынешние, а не бы-лые интересы» [12].Итак, предмет философии есть жизнь; философиянеобходимо превращается в философию жизни. С это-го времени нет более места чистому «Я»; жизнь естьцелое и как таковая она оказывается непосредствен-ным субъектом. Если в критическом рационализмеразум рефлектирует по поводу категорий, посредст-вом которых он может выразить самого себя («воз-вращение духа к самому себе»), то в философии жиз-ни примат жизни над мышлением делает необходи-мым рефлексию жизни над собой. В жизни как цело-стности нет разделения на субъект и объект - она из-начально едина, поэтому всякая рефлексия не естьсамопознание «Я», но всегда данность жизни самойсебе. Критика разума с этого времени должна ограни-чиваться рамками категорий жизни. Философия жиз-ни пришла к решающей идее: «предмет философии -это тот, кто философствует, и то, что следует брать вкачестве принципа философии, это не чистое «Я», ажизнь. Критическая проблема теперь ставится нетолько разумом, потому что разум потерял свой при-мат. Порядок познания больше не представляет собойзамкнутую самодостаточную систему: мышление естьтолько функция жизни» [13]. Произошла замена абст-рактного субъекта живым; поскольку живой субъектможет быть только «конкретным», «индивидуальным»,«существующим», постольку философская рефлексиядолжна быть выражением индивидуальной жизни.Приведенные примеры показывают, что в каждойотрасли знания - от естествознания до историческойнауки - используется свое понятие жизни для пости-жения собственной предметной области. Это понятиеоказывается частичным, пригодным только в относи-тельно узких профессиональных рамках для понима-ния той или иной действительности, как противо-стоящей всему остальному. Вместе с тем философияпреодолевает частичность и калейдоскопичность по-нятия жизни и создает метафизическое представлениео ней. Задача философии - дать целостное знание омире; философия считает выполненной поставленнуюперед ней задачу, когда все многообразие действи-тельности сможет привести к единому принципу.Причем необходимо особо отметить, что целостностьфилософского знания не следует понимать как энцик-лопедию научного знания - возможность философииобъединить в своих границах все знание, накопленноесовременной наукой. Подобная задача для философиине выполнима - нет такой универсальной головы(универсального разума), которая была бы способнаразрозненное и часто противоречивое знание наукипривести к некоторому единству. Эти несбыточные меч-ты философия сохранила до наших дней со временАристотеля, жившего в эпоху начавшегося процессадифференциации научного знания; в условиях распа-да единого знания он вводит понятие «первая фило-софия», чтобы сохранить метафизику и найти ей ме-сто в совокупности образовавшихся наук.Философия ничего не обобщает; единое знание, ккоторому она стремится, получено не индуктивнымспособом, но прорывом из мира эмпирии в мир мета-физики посредством трансцендирования. Единое зна-ние философии не есть результат обобщения огром-ного эмпирического материала, но такой скачок разу-ма, когда он, минуя предметную область науки, свои-ми средствами выстраивает такую целостную карти-ну, которая оказывается одновременно бытием (онто-логия) и мышлением (гносеология). В этом стремле-нии к единству важную роль играют ценности; в «жи-вой жизни» ценности рассматриваются как самые по-следние основания, на которые человек ориентирует-ся в своих действиях и с их помощью формирует це-лостную картину из множества элементов вещного исверхчувственного мира. В выборе последнего осно-вания субъект опирается на оценку; именно с ее помо-щью вокруг выбранной «высшей субстанции» иерар-хически выстраиваются все элементы умопостигаемо-го предметного мира. Философское понятие жизни по-лучено именно таким путем и принадлежит к искомомумиру метафизики. Наш дух устроен таким образом,говорит Зиммель, что ему вообще ничего не «дано», по-ка нечто не подведено под априорные категории, иботолько они в конечном счете определяют, что можетбыть «данностью». Основной из таких априорных ка-тегорий в философии жизни является категория жизни.Трансцендентная жизнь есть такое понятие, котороеуказывает на границы восприятия и познания внешнейдействительности. Человеческая экзистенция носит по-граничный характер: в одном случае граница внешнегомира проходит по органам чувств человека - благодаряощущениям и восприятиям человек знает о внешнейдействительность по тем сопротивлениям, с которымисталкивается в своем жизненном опыте. В другом слу-чае человек постоянно выходит за пределы своих гра-ниц; граница становится не безусловной, а относитель-ной благодаря тому, что «может быть изменена, раз-двинута, обойдена», - как в процессе познания, так ипрактической деятельности. Оба эти состояния - пре-бывание человека в своих границах и постоянный вы-ход из них - есть «развертывание единого в себе жиз-ненного акта». Благодаря философскому понятию жиз-ни человек понимает, что, находясь в рамках возмож-ного познания, может, тем не менее, говорить о том,10что внешний мир существует объективно и «не входитв формы нашего познания; тот факт, что мы, будучисами чисто проблематичными существами, можем мы-слить данность мира, какую мы мыслить как раз не мо-жем, - именно это является выходом духовной жизниза собственные пределы, прорывом к лежащему по тусторону. И это - прорыв не какой-то единичной грани-цы, но границ вообще, акт самотрансценденции, уста-навливающий имманентную границу, будь она дейст-вительной или только возможной» [14. С. 11]. Осозна-вая свои границы в жизни, человек постоянно из нихвыходит. В этом движении трансценденции - знании ознании и знании о незнании, знании об этом объемлю-щем знании (вторая рефлексия) и т.д. - обнаруживает-ся «подлинная бесконечность движения жизни на сту-пени духа». В подобном движении трансценденции«дух показывает свою жизненность». С логическойточки зрения процесс преодоления человеком своихграниц выглядит противоречием: тот, кто себя преодо-левает, оказывается и преодолевающим, и преодоле-ваемым. Но в философии жизни логика подчиняется«мировоззрению»: главным оказывается жизненныйопыт, сохранение жизни посредствомтаких действийсубъекта, которые приносят практический успех, ноотнюдь не грамматическая форма суждений, не логи-ческая связь между понятиями и представлениями,между субъектом и предикатом. «Ложность суждения,- говорит Ницше, - не подает повода к тому, чтобыопровергнуть это суждение; при этом наше новое мне-ние кажется, быть может, чрезвычайно странным. Во-прос о том, насколько ложное суждение соответствуетжизненным потребностям...» [15]. Жизнь есть такойспособ существования особой материи, который харак-теризуется подвижностью и изменчивостью. Но это негераклитовский непрерывный поток; тотальность дви-жения устраняет всякие границы и элиминирует субъ-екта, который их преодолевает. В философии жизнижизнь также понимается как непрерывный поток, но онсостоит из индивидов - отдельных носителей жизни.Они замкнуты в себе, имеют свой центр и обособленыдруг от друга. Поэтому поток жизни антиномичен: об-ладая безграничной непрерывностью, он в то же времяограничен индивидуальными формами или конкрет-ными границами Я. Другими словами, непрерывныйпоток жизни оказывается замкнутым его носителями(субъектами) образованием. Сущность жизни такова,что она, будучи ограниченным образованием, постоян-но преодолевает свою ограниченность, обнаруживает«выход жизни за собственные пределы». Полнота жиз-ни заключается в том, что трансцендирование жизни заее пределы есть ее внутреннее состояние («трансцен-денция для жизни имманентна»). Наглядно это обна-руживается в самосознании: Я противостоит самомусебе, делает себя предметом знания, но одновременносудит себя, почитает или презирает, т.е. поднимаетсянад самим собой, постоянно «перешагивает» через се-бя, оставаясь самим собой. Несубстанциальное тожде-ство субъекта и объекта в духовном самопознании со-храняет конкретность и определенность Я, но одно-временно разворачивает процесс познания в бесконеч-ность: Я знаю не только то, что знаю, но также знаю обэтом знании и т.д. Трудность мышления обнаружива-ется в том, что Я как бы всегда «охотится» за самимсобой и никогда не может себя поймать. Однако этатрудность исчезает тотчас, если выход за собственныепределы понимать как «прафеномен жизни вообще»,который предстает в сублимированной форме («транс-ценденция имманентна жизни»).Сущность жизни усматривается в ее способности по-стоянно выходить за собственные границы. Полагая себеграницы, она простирается вовне; возвышаясь над собою,она выходит за собственные пределы. Жизнь может бытьпостигнута только через категорию трансцендирования.«Трансцендирование - это определение жизни вообще»[14. С. 25]. Замкнутость, ограниченность жизни конкрет-ной формой хотя и присутствует в каждый момент, нолишь с тем, чтобы устремляться неодолимым потокамвовне. Прорыв, трансцендирование жизни за ее индиви-дуальные формы делает ее «более жизнью» - «более-чем-жизнь». Это ее качество - самотрансцендирование, выходжизни за собственные пределы - говорит о том, что онаможет быть адекватно понятна через два взаимодопол-няемых определения: «более жизнь» и «более-чем-жизнь». Речь не идет о количественных характеристикахживого. «Жизнь есть движение, которое в каждом ее от-резке - будь он беднейшим и ничтожнейшим в сравнениис другими - в каждое мгновение вовлекает в себя нечтоиное, чтобы трансформировать его в себе.

Скачать электронную версию публикации