Г.Н. Потанин, Н.М. Ядринцев и Вс.В. Крестовский
Анализируются переклички в творчестве Г.Н. Потанина и Н.М. Ядринцева с романом «Петербургские трущобы» и причины неприязни областников к Вс.В. Крестовскому.
G.N. Potanin, N.M. Yadrintsev and Vs.V. Krestovsky.pdf Крестовского Потанин и Ядринцев ненавидели.Потанин почему-то был убеждён, что одному из еголучших друзей, Ч.Ч. Валиханову, Крестовский препода-вал «в поэтической форме разврат» [1. Т. 5. С. 31] (нек-ролог 1865 г., приписанный Ядринцеву, несомненно при-надлежит Потанину и включён им в свою библиографию[2]). Согласимся с В.А. Викторовичем, что «эта оценкапо отношению к молодому Крестовскому (кстати, на че-тыре года моложе Валиханова, который не мог быть пе-ред ним послушным учеником) излишне сурова» [3.С. 110]. Ядринцев же в «Сибирских литературных воспо-минаниях» (1884) вспомнил похороны актёра А.Е. Мар-тынова, в той огромной толпе выделил фигуру «тогдаш-него поэта» Крестовского [1. Т. 4. С. 306], а спустя пятьлет в художественном очерке «Люди шестидесятых го-дов» вновь к этому эпизоду вернулся: «А помните похо-роны Мартынова в шестидесятом году? А Крестов-ский в студенческом мундире и с моноклем, ха-ха-ха! Итогда он был уже фат...» [1. Т. 4. С. 198].Презрение к знаменитому писателю отразилось и втексте незавершённого романа «Тайжане» (1872), где онкак поэт поставлен Потаниным в крайне негативныйряд: «...собакевичи священнодействуют и Кре-стовский сочиняет стихи» [4. С. 16], - а Ядринцев, за-черкнув фамилию Крестовского, но от него отталкива-ясь, фразу усугубил: «Кастраты сочиняют стихи, нет,гимны любви» [5].Полускрытое упоминание Крестовского всплывает в«Тайжанах» ещё однажды, при знакомстве с мошенни-ком Кафекорном, который «знает подлинники всех псев-донимов "Петербургских трущоб"...» [4. С. 48]. Пере-клички скрытые оказываются куда более частыми и весь-ма существенными.Поразительно уже то, что Потанин перелицевал за-вязку «Петербургских трущоб» (1864-1866): в романеКрестовского крепостная Наталья использует себе ввыгоду несчастную любовь своей госпожи Анны (ч. 1,гл. I-VIII, XII-XIV), а в романе Потанина служанкаАнна собирается сделать подобный же ход в отношениисвоей хозяйки Натальи [4. С. 67]. Имена поменялись,ситуация сохранилась.Стоит сравнить и две цитаты - из романа Крестов-ского «Панургово стадо» (1869): «Прежде брали неж-ными вздохами, блестящим мундиром, красивой рожи-цей, а теперь господа Полояровы берут на удочку но-вых идей, приманкой "новой жизни"...» [6. С. 451], - ииз Потанина: «Было печоринство, потом базаровщина,потом волоховщина. Некогда бояре приходили не-вест выбирать, хвастались кушаком иркутским, а теперьсманивают невест волоховщиной» [4. С. 65]; и некраси-вая девушка «придумывает устроить карьеру посредст-вом болтанья о Белинском и Добролюбове» [4. С. 36].Верное замечание Крестовского запало в память По-танину, возможно, и оттого, что Крестовский, по всейвидимости, знавший о сибирском землячестве в Петер-бурге начала 1860-х и громком деле 1865 г. об отделе-нии Сибири от России, дал в романе «Панургово стадо»грубо тенденциозную карикатуру на А.П. Щапова, вло-жив в уста Полоярова слова о том, что хотелось бы емустать в Сибири «пионером цивилизации и свободы. Сибири-с предстоит блистательная будущность:это будут, я вам скажу-с, наши Северо-Американскиештаты, потому сторона она здоровая, непочатая, да изакваска в ней хорошая сидит, благодаря нашему брату-колонизатору. Сибири с Россией нечего делать, в Рос-сии всё гниль одна!» [6. С. 412-413]. Как своеобразныйотклик на это смотрится суждение Потанина из письмаЯдринцеву от июля 1872 г.: «Найдётся, вероятно, и ко-лония, которая начнёт свою жизнь экономвопросом! А в американской истории это можетсовершиться не иначе, как путём революций, более кро-вавых, чем освобожд негров. Отцы республикиположили гадкую закваску в свою квашню...» [7].Потанинские пояснения по ходу рассказа тоже на-поминают манеру Крестовского, ощущавшего, что под-час впадал в «неподходящий к романам характер пуб-лицистической заметки» [8. Т. 1. С. 495].Редактировать и дописывать сочинение Потанинавзялся Ядринцев. Понимая, что роман не повесть и недолжен строиться лишь на главном герое, Ядринцевпредложил Потанину оттеснить юношу Ваныкина та-ким персонажем, как исправник-авантюрист Аркашёв,«придав ему наезжее происхождение; из ссыльных у васнет героя, но можно создать его, этого образованногомерзавца и плута высшего полёта, оставляющего в ду-раках общество из туземцев» [4. С. 83]. Плут из ссыль-ных у Потанина имелся - Кафекорн, однако Ядринцевсделал набросок своего жулика - Капканова. Подобныйперсонаж опять-таки есть в «Петербургских трущобах» -Чечевинский (занятно, что у Ядринцева в первом вари-анте его разработок схоже именовался именно главныйгерой - Чичеров, пусть и в силу случайности, по анало-гии с прототипом - А.П. Пичугиным, имевшим про-звище Чичероваккио). У Крестовского Каллаш-Чече-винский в сибирской ссылке занимается тем же, чем иКапканов-Мавзолевский: «Удалось ему сойтись с однимвесьма значительным золотопромышленником, и при по-мощи своего ума и ловкости вкрасться в его доверие -как это и зачастую случается в Сибири. хозяинпоручил ему заведование делами» [8. Т. 2. С. 523].Всплыла у Ядринцева и тема контрабанды золотом,«добытого... - ну, уж известно! - обыкновенным при-казчичьим способом...» [8. Т. 2. С. 646]. Крестовскийнастоятельно подчёркивал типичность махинаций с зо-лотом, но и тут перекличку Ядринцева с Крестовскимстоит принять во внимание.Потанина и Ядринцева, пробывших много лет в за-ключении, могла раздражать нарочитость уголовногосленга в «Петербургских трущобах», а к слову «жиган»Крестовский дал ошибочное примечание: «Сибирскоепрозвание каторжников» [8. Т. 1. С. 463]. Сравним оп-ределения, данные Ядринцевым: «Жиган - это самыйжалкий и бедный парий острога, которого азартная игразаставляет проигрывать всё...» [9. С. 58], - Потаниным:«Жиганами называются острожные пролетарии или па-рии» [10], - и одним из лучших знатоков уголовногомира: «Жиган. Представитель тюремного или острож-ного пролетариата; жалкий нищий, унижаемый арестан-тами...» [11]. Допустив оплошность, Крестовский по-грешил и в художественном отношении: картина с гор-дым «дядей жиганом» (ч. 4, гл. VII) оказалась лживоюиз-за неверно понятого слова.Ядринцев мог думать, что Крестовский провинилсяв главном - «наблюдения его были чисто внешние»,сути своих разысканий он не постиг, «много видел, ноничего не узнал или понял навыворот» [1. Т. 5. С. 40].Сопоставим наблюдения Крестовского и Ядринцева:- «Внутренняя суть, то есть всё то, что ревниво ук-рывается ..., для тебя останется неизвестно ...арестант - человек скрытный и поболее тебя проница-тельный...» [Крестовский: 8. Т. 1. С. 490] (о непонима-нии поведения арестантов - эпизоды с графиней Долго-во-Петровской: ч. 4, гл. XLIX-L; в ч. 6-й Крестовскийодарил её титулом княгини); «...знакомство с внутрен-ним миром человека, с его душевными тайнами не да-ётся сразу, и желать, чтобы человек сейчас изложилсвою жизнь по первому требованию, - невозможно»[Ядринцев: 1. Т. 5. С. 48].- «Поставь судьба этого самого Морденку в иные, бо-лее благоприятные условия ... быть может, из неговышел бы какой-нибудь Меньшиков, Потёмкин, Безбо-родко, Сперанский. И вдруг всё похерено!»[Крестовский: 8. Т. 2. С. 207]; «...есть бездна таких част-ностей, таких случайностей, которые, независимо от ха-рактера человека, могут толкнуть личность на ту или дру-гую дорогу. Велика сила случайностей там, где от ничтожной ошибки может зависеть, что из челове-ка выйдет: или замечательный народный поэт илиже известный разбойник» [Ядринцев: 1. Т. 5. С. 49-50].- По Крестовскому, поводами к бродяжеству служи-ли острожная «скука смертная» и«лень» [8 Т. 1. С. 493-494], или, по Ядринцеву, «праздность»; «дурное обра-щение» [1. Т. 5. С. 47], до Ядринцева отмеченные Кре-стовским [8. Т. 1. С. 492]; «...бедность и отсутст-вие всяких исправительных средств...» [1. Т. 5. С. 47], -тут Ядринцев опять, не подавая виду, с Крестовскимсогласился.- Отметил Крестовский и игры уголовников, «звер-ски-жестокие и полные возмутительного цинизма, ко-торые служат одним из любимейших развлечений», ко-гда «бесятся от скуки...» [8. Т. 1. С. 493-494] (людям,служившим для поругания, и несчастному доброволь-ному шуту в «Петербургских трущобах» отведены двеглавы, «Капельник» и «Свадьба идиотов» - ч. 5, гл.XXIV, XLII). Той же теме Потанин посвятил рассказ«Шуты» (1872), а Ядринцев решил дать в «Тайжанах»тип «шута у золотопромышленников» [4. С. 86].В целом, Ядринцев очень несправедлив к Крестов-скому, отведя ему «место на заднем дворе литературы»за «фальшь и недобросовестность», ибо-де «все лицаего романа вышли какие-то грязные, пошлые и неверо-ятные преступники», а «для усугубления эффекта явля-ются невинные жертвы», и «роман явился самой злона-меренной клеветой не только на арестанта, но вообщена человеческую природу» [1. Т. 5. С. 40]. Крестовскийвовсе не желал писать про «исключительно одни дур-ные стороны людей и выставляя для романтических эф-фектов одну страшную преступность», но Ядринцев на-стойчиво навязывал читателям мысль, что в заключён-ных Крестовский «силится показать одну мер-зость», хотя «при всевозможной испорченности челове-ка всегда можно найти в его характере черты вполне сим-патичные...» [1. Т. 5. С. 39-40]. Идея «книги о сытых иголодных» и их образы вопиют против этой инвективы.Крестовский был рад заметить, что и уголовник «спо-собен к порывистым возвратам хорошего человеческогочувства», «не совсем ещё заглохли в нём хорошие дви-жения»: например, Чечевинский ощущал в себе червя-ка, который «как будто высасывает всю дрянь издуши человеческой, как будто он очищает её ...Этот червяк называется совестью» [8. Т. 1. С. 696, 492;Т. 2. С. 525]. Так, «Ковров был отъявленным мошенни-ком, но отнюдь не негодяем» и сохранил «природнуютеплоту сердца ... Порывы этой теплоты и какого-то своеобразного рыцарства налетали на него пороюкакими-то шквалами...» [8. Т. 2. С. 733-734].Ядринцев утверждал, что «одинаково необходимыкак исследования зависимости человека отвнешних ус-ловий, так и обстоятельное изучение индивидуальногохарактера личности, раскрывающее ту силу упругости,какая дана человеку для сопротивления ... Худож-ник должен выследить все свойства данной личности,обусловленные и физической конструкцией человека,его темпераментом, способностями, степенью энергии,наклонностями, страстями и всем тем, что входит упсихологов в определение характера. из всего по-ведения личности уследить этот характер и образносоздать его. Все эти свойства и недостатки долж-ны быть рельефно выяснены в той среде и обстановке, вкоторой они проявлялись» [1. Т. 5. С. 32, 51]. РоманКрестовского этим требованиям отвечает: обстоятель-ства, ломающие жизнь человека, и умение противосто-ять им учитывались безусловно.Социальные проблемы он ставил столь же остро,сколь и автор «Русской общины в тюрьме и ссылке»,нападавший на Крестовского за то, что горе современ-ной ситуации тот «не желает видеть или не хотелпонять...» [1. Т. 5. С. 40]. Крестовский думал, однако,что «если общество терпит от нищеты и пролетариата,оно в сущности несёт только вполне заслуженную каруза своё собственное совокупное преступление. мыуказываем на настоящие причины зла, и потому вовсе нехотим относиться с известного рода сентиментальнос-тью к голодному и холодному пролетарию, а показыва-ем его и его жизнь так, каковы они суть на самом деле .... Если это описание успеет возбудить в читателеужас и омерзение к подобной обстановке и существова-нию, то оно же, вероятно, успеет одновременно вызватьв нём и разумное человеческое участие к падшему че-ловеку без всяких с нашей стороны сентиментальныхподыгрываний ... нужно хорошо исследовать пер-вичные побудительные причины, хорошо знать мотивытакой жизни...» [8. Т. 2. С. 387-388].«Длинная галерея "голодных и холодных"» [8. Т. 2.С. 589] из «Петербургских трущоб» Ядринцевым неучитывалась принципиально: творчество Крестовскогоотнесено к направлению, которое «претендует на изо-бражение действительной жизни, но на самом де-ле принадлежит к прежнему романтическому периоду»[1. Т. 5. С. 39]. Вопрос: к какому.В статье «Преступники по изображению романтиче-ской и натуральной школы» (1872) Ядринцев отметил,что на рубеже 1850-1860-х гг. «в русской литературепоявилась целая серия писателей, знакомящих нас с ис-торией преступления и с характерами людей, подверг-шихся наказанию», а до той поры преобладали взглядыромантические, которые «были последствием метафи-зических воззрений», и некогда «преступник считалсянепременно обладающим одной "злою волею" ...... Усвоив филантропический взгляд, романисты дошлидо другой крайности. Романтический идеализмсоздал в это время из преступника героическую лич-ность, борю-щуюся с обстоятельствами и обществен-ными несправедливостями ... Как наука отринуламетафизику, так новая литературная критика, в своюочередь, объявила войну романтизму. Новое миросо-зерцание потребовало от литературных произве-дений, прежде всего, естественности, точного воспро-изведения действительности ... Романтизм, напри-мер, сбивал понятия одним уже тем, что всегда рисовалв преступнике какую-то особую от прочих природу» [1.Т. 5. С. 34-37, 55]. Если в 1840-е гг. «наши романтикисчитали недостойным себя спускаться в те жалкие при-тоны, где проводили свою жизнь люди несчастные, от-ребье общества, и где преимущественноформируетсяпреступник», то ны-не, - полагал Ядринцев, - «явится,может быть, особая школа романистов, темою которыхбудет эпос преступления. Подобная задача вполнедостойна художественной литературы в лице некото-рых писателей, взя-вших на себя благородную миссиюосветить и изучить че-ловеческое несчастье во всех егопроявлениях» [1. Т. 5. С. 33, 35, 52].Крестовский отнюдь не принадлежал к романтикам,которые, убедясь, что «нередко преступления происхо-дят от нужды», стали героизировать преступника; нель-зя отнести его ни к сторонникам «буколической поэ-зии», наделявшим преступника исключительно злой во-лей, ни к тем, что «относятся к несчастным с сентимен-тальной нежностью» [1. Т. 5. С. 35-36, 53]. Тем не ме-нее, в рецензии на книгу С.В. Максимова «Сибирь и ка-торга» (1872) Ядринцев голословно приписал Крестов-скому «обыкновение идеализировать преступника» и стрем-ление «видеть во что бы то ни стало одно эффектное»,приведшее «к пошлости, олицетворение которой пред-ставляют известные "Трущобы", написанные неизвест-но для кого уланом-романистом...» [1. Т. 5. С. 120-121];Крестовский вступил унтер-офицером в уланский полк,уже будучи автором «Петербургских трущоб», но Яд-ринцев специально чертил образ человека, берущегоматериал не аналитически, а лёгко-кавалерийским налё-том. «Эффектным сплетением внешних событий» романи впрямь очень богат, но в нарочитой утрировке вряд лиможно писателя заподозрить, по мере сил он работалради воссоздания реальности; впрочем, Ядринцев и тутуверял, что Крестовский, отталкиваясь от прототипов,«искажает их намеренно...» [1. Т. 5. С. 37, 40]. В интер-претации Ядринцева «Петербургские трущобы» смотре-лись как «лубочная живопись» и «попытка переодетьстарых романтических злодеев в современный костюм»,из чего следовало обвинение, что Крестовский, «прикры-ваясь», будто «изображает настоящую жизнь неведомогодо сего времени мира преступников», одарил читателей«романтизмом спекулятивного характера, прикрытогопретензиями на натуральность...» [1. Т. 5. С. 39-41].Занятно, что, собираясь развить сюжет «Тайжан», Яд-ринцев предупреждал Потанина: «В действии будеттолько больше живости и романтического. Я при-думал происхождение Любимова (Аркашёва) рас-казать в романтическом духе, между делом, рисуя харак-терно Сибирь в 30 и 40 годах» [4. С. 90, 92]. Посути, он позволил себе то, в чём Крестовскому отказал.Он поставил Крестовского «неизмеримо ниже» Э. Сю,который подпадал под выкладки про сочинения, пред-ставляемые галереей ходульных злодеев, и, таким обра-зом, относился даже к позавчерашнему дню литерату-ры, но если у Э. Сю снисходительно отмечены лишь«некоторые романтические преувеличения» и его роман«Парижские тайны» «принадлежит к числу замечатель-ных и полезных произведений» [1. Т. 5. С. 41], то Кре-стовский оказывался грешен в умышленных извраще-ниях человеческой природы. Противопоставление Э. Сюи Крестовского было явным полемическим приёмом,страдало недопустимой натяжкой, и всё-таки за Э. СюЯдринцев зачислил «твёрдые убеждения», умение за-деть «многие стороны уголовного законодательства» [I.Т. 5. С. 41] и исхитрился совершенно не увидеть это уКрестовского. Э. Сю Ядринцев поставил в заслугу и то,что французский писатель «выставил идеал европей-ской филантропии» [1. Т. 5. С. 41], хотя Крестовский вобразе Долгово-Петровской обличил ошибочные прин-ципы этой практики, да и сам Ядринцев сделал то жесамое, но от романа Крестовского уже отстранясь и несовсем корректно в отношении своих же слов о филан-тропическом романтизме.Между тем, близкий к почвенничеству критик Н.И. Со-ловьёв считал, что главы «Петербургских трущоб» о тю-ремном быте «не бледнеют и при сравнении с "Мёрт-вым домом" Достоевского» [12]. В 1871 г. Ядринцев исам признал: «Взглянем ли на описание "Мёртвого до-ма" Достоевского или даже на искажённые юн-керской фантазией очерки Крестовского, - мывезде находим более или менее общий тип и общуюфизиономию русской тюремной жизни» [9. С. 148], -однако Крестовскому он отводил роль писателя буль-варного. «Последователь Достоевского в литературе вобласти исследования» арестантской жизни, - писал осебе Ядринцев в очерке «Достоевский в Сибири», а да-лее - и о своих соратниках, взывающих о гуманизме поотношению к «униженным и оскорблённым»: «...мы,наследники лучшей традиции Достоевского в литерату-ре...» [1. Т. 5. С. 58, 65]. Но и проза Крестовского, поВ.А. Викторовичу, отзывается «школой Достоевского. Школа Достоевского обнаруживает себя ещё бо-лее в тех элементах психологического анализа, которыев 1861 г. появляются в прозе Крестовского»: главнаягероиня рассказа «Бесёнок» есть «первый и несовершен-ный набросок характера Нелли из "Униженных и ос-корблённых"», «подсказанного» Крестовскому Ф.М. Дос-тоевским, а сюжетные положения этого романа отрази-лись у Крестовского также в поэме «Весенняя смерть»,комедии «Завидная доля» и в «Петербургских трущобах»;попадают в «Петербургские трущобы» и ситуации из«Преступления и наказания» [3. С. 100-101, 103-104].Особенно интересно замеченное В.А. Викторовичем вли-яние Крестовского на Ф.М. Достоевского, - так, повесть«Не первый и не последний» опередила публикацию «За-писок из подполья» аж на три года: «Сходен беспощад-ный, как бы многоступенчатый самоанализ героя, не оста-навливающийся перед саморазоблачением» [3. С. 102].Любопытно, что закладчик Кох из «Петербургских тру-щоб» продолжал носить свои вещи ростовщикам и в «Пре-ступлении и наказании» [3. С. 104]! Отрывок из романаКрестовского братья Достоевские напечатали в своём жур-нале и хотели опубликовать произведение целиком, но по-опасались рисковать большим гонораром.Итог очевиден: заимствуя у Крестовского, област-ники нанесли ему ничуть не обоснованные оскорбле-ния, и Ядринцев сам виновен в применении «недобро-совестных и пошлых» средств [1. Т. 5. С. 41], обвинитьв коих пытался человека, чьи «Петербургские трущо-бы» Н.С. Лесков назвал «самым социалистическим ро-маном на русском языке» [13].
Скачать электронную версию публикации
Загружен, раз: 289
Ключевые слова
Авторы
ФИО | Организация | Дополнительно | |
Серебренников Николай Валентинович | Томский государственный университет | доцент, кандидат филологических наук, доцент кафедры общего литературоведения филологического факультета |
Ссылки
Литературное наследство Сибири. Т. 4-5. Новосибирск, 1979-1980
Российский гос. архив литературы и искусства (Москва). Ф. 381. On. 1. Ед. хр. 235. Л. 3.
Викторович В.А. Достоевский и Вс. Крестовский // Достоевский. Материалы и исследования. Т. 9. Л., 1991.
Потанин Г.Н. Тайжане. Историко-литературные материалы. Томск, 1997.
Томский областной краеведческий музей. Оп. 14. Ед. хр. 17. Л. 4.
Крестовский Всеволод. Кровавый пуф. Кн. 1. М., 1995.
Потанин Г.Н. Письма. Т. 1. Иркутск, 1987. С. 104.
Крестовский В.В. Петербургские трущобы. Книга о сытых и голодных. Т. 1-2. М., 1990.
Ядринцев Н.М. Русская община в тюрьме и ссылке. СПб., 1872.
Долонский <Потанин Г.Н.> Отрывок из очерков «Люты дни». I. Клубисты //Камско-Волжская газета. 1873. 11 мая. № 53.
Трахтенберг В.Ф. Блатная музыка («Жаргон» тюрьмы). СПб., 1908. С. 24.
Соловьев Н.И. Два романиста // Всемирный труд. 1867. № 12. С. 45 2-й пагинации.
Викторович В.А. Крестовский Всеволод Владимирович // Русские писатели. 1800-1917. Биографический словарь. Т. 3. М., 1994. С. 147.
