Characters of the past - through the reflection of obituary.pdf «Человеческое стремление приписывать действиям и собы-тиям смысл и цель подразумевает расчлененность непрерыв-ной реальности на некоторые условные сегменты... Начало-конец и смерть неразрывно связаны с возможностью понятьжизненную реальность как нечто осмысленное» [1. С. 417-418].Действительно, важнейшее событие в человеческой жизни -смерть - по-особому освещает пройденный жизненный путь,сопрягаясь с настойчивыми поисками его смысла и, между про-чим, его общественной значимости.Два года назад, в 2001 г., благодаря трудам Н.М. Дмитри-енко вышел в свет «Томский некрополь», содержащий в себесписки и некрологи погребенных на старых томских кладби-щах. Рассмотрим помещенные в нем материалы, некогда пуб-ликовавшиеся в местной прессе, как текст, позволяющий выя-вить черты ментальное™ жителей Томска второй половиныXIX - начала XX в. Нас будут интересовать публикации, по-явившиеся до весны 1917 г., т.е. мемориальные заметки, по-священные 203 личностям, особенно некрологи 179 человек,содержащие в себе в том или ином виде оценку личности идеятельности умершего. Эти статьи и заметки были написаныразными людьми, опубликованы в разных газетах, посвященыразличным персонам и, на наш взгляд, таковая серия, с учетомотмеченных в статье оговорок, является довольно репрезента-тивной для решения поставленной задачи.Авторы данного мега-текста владели навыками изло-жения своих мыслей на письме и принадлежали к «обра-зованной» части общества: журналисты, врачи, учителя,профессора томских вузов, студенты, инженеры, чинов-ники, а также представители духовного сословия. Мате-риалы «Томского некрополя» отразили, главным образом,именно их точку зрения. Имеется немало общего в суж-дениях этих различных людей, хотя профессии, полити-ческие пристрастия, индивидуальный жизненный опытнакладывали отпечаток на образ мыслей и созданныедокументы. Каждый человек - до конца даже им самимне познанная вселенная. Но, описывая curriculum vitaeумершего, современник оценивал его общепринятой илипринятой в определенном кругу шкалой ценностей.О мертвых или хорошо, или ничего. Следуя нравствен-ному закону, некрологи идеализируют своих персонажей,нарочито подчеркиваяили приписывая такие черты ихличности и поведению, которые признаны позитивнымив данной культуре. Описания умерших рисуют образыположительных героев своего времени.Каковы же были эти избранники? В основном это те,кто так или иначе соприкасался с потенциальными авто-рами некрологов, принадлежал или был близок к их сре-де. Круг персонажей мемориальных статей включал всебя горожан различного социального статуса и возрас-та: от губернаторов до рабочих (хотя последних - крайнередко), от старцев до юных барышень. Их смерть обра-тила на себя внимание, вызвала толки в городе или же,поразив знакомых, «товарищей», «сослуживцев» умер-шего, заставила их взяться за перо.200Смерть в конце XIX - начале XX в. по сравнению ссегодняшним днем была если не обыденным и повсед-невным явлением, то гораздо более частым, чем в насто-ящее время (коэффициент смертности достигал 36,7 натысячу человек [3. С. 116]). Тем не менее в зеркале не-кролога она предстает как экстраординарное событие,источник горестных сожалений и скорби, пережить ко-торую помогают утешения христианской религии, заве-рения о том, что умершего будут «вечно» помнить, а егодело будет продолжено последователями. Случаи долго-жительства отмечались как нечто необычное (так, в1886 г. в «Сибирском вестнике» была опубликована за-метка, посвященная кончине 112-летнего горожанина[2. С. 21]). Но и смерть в 50, 60 лет вопреки зловещейстатистике расценивалась как находящаяся вне пределовположенного, как «безвременная», особенно если чело-век выглядел «полным сил». Идеальная норма, должен-ствование - весь жизненный цикл, пройденный индиви-дуумом вплоть до глубокой старости. Чтобы подобнонастоятелю Алексеевского монастыря архимандритуВиктору угаснуть «от дряхлости» [2. С. 34].В иных случаях кончина - это аномалия, которая вы-нуждала искать ее причины. Внезапная гибель заставля-ла авторов некрологов исследовать последние часы жиз-ни умершего в попытках найти разгадку рокового исхо-да. Указание на болезнь, сведшую в могилу страдальца,также не всегда удовлетворяло авторов скорбных статей:сама болезнь для них нуждалась в причинном объясне-нии. И такое объяснение подчас обнаруживалось в осо-бенностях личностиумершего и/или в условиях его жиз-ни. Но об этом речь пойдет ниже.Трудовая активность рассматривалась как важнейшаясоставляющая жизни героя, и во многом благодаря имен-но ей умерший человек в публикациях представал какположительный персонаж. Подавляющее большинствопомещенных в «Томском некрополе» материалов содер-жит в том или ином виде оценку служебной, обществен-ной деятельности умершего человека, а определения«труженик», «трудолюбивый» обнаруживаются более чемв трети таких заметок (в 48 из 132). «Труженик» - одноиз самых предпочитаемых слов при характеристике дея-теля. Оно употреблялось в отношении любой категориилиц, почтенных некрологом, - от воспитательницы епар-хиального училища до высокопоставленного чиновника,писалось на траурных лентах, украшавших погребаль-ные венки, звучало в поминальных речах. К тому же зна-чительная часть многих мемориальных статей состоялаиз пересказа служебного формуляра почившего или пе-редачи иных подобных сведений.«Длинный список монарших наград... красноречивопоказывает, что служба его была небесполезна и по дос-тоинству ценилась ближайшим начальством» [2. С. 23].Подобных высказываний в материалах «Томского некро-поля» можно насчитать до полутора десятков. Деятель-ность человека вкупе с другими его достоинствами час-то выделялась как причина социальной успешности че-ловека - продвижения по службе, присвоения наград,завоевания уважения и общественного признания. Норедко - как источник богатства. Напротив, некоторыеавторы некрологов отмечали существование коллизиимежду усиленным трудом и отсутствием значительныхматериальных выгод от этого в силу «нищенского жало-ванья» или бескорыстия работника: «И такова, к сожале-нию, участь врача: много труда и знания, много самопо-жертвования и даже героизма требует деятельность вра-ча, и как мало выпадает наград неутомимому тружени-ку!... От тленных благ мира сего ты не собрал ничего, ноты оставил своей семье честное имя, а нам всем - доб-рую о тебе память» [2. С. 42].Более того, именно работа, занятия человека подчасназывались причиной его болезни и ранней смерти. Так,«жертвой служебного долга» был провозглашен губер-натор Н.В. Родзянко, подобно некоторым томским вра-чам заразившийся от больного во время выполнения сво-их обязанностей [2. С. 13]. Сердце актрисы А.А. Крапи-виной не выдержало творческого напряжения служенияискусству [2. С. 62]. Работа «в неблагоприятном климатеПетербурга и в тяжелых условиях архивов» оказалась«роковой» для профессора университета П.С. Клименто-ва [2. С. 79-80]. Паралич и после тяжких страданийсмерть постигли сельского священника И.С. Ландыше-ва, не имевшего возможности пренебречь своими обя-занностями для поправления здоровья [2. С. 165]. Спи-сок «жертв» трудовой деятельности этим не исчерпан,примеры можно умножить. Современники могли сето-вать на плохие условия труда или его непомерную тя-жесть, мизерность вознаграждения. Но положительныйгерой, чей образ запечатлен в некрологах, трудился, сле-дуя служебному долгу, семейным обязанностям, мило-сердию или призванию, невзирая на риски и, возможно,недостаточную оцененность своей деятельности.Знаменательно в этой связи отношение к бедности ибогатству, которое можно проследить в некоторых мате-риалах «Томского некрополя». Отношение к богатствуамбивалентно. Благодаря значительному материальномусостоянию появляется возможность «отзываться сочув-ственно на добрые дела» [2. С. 66]. Только ради этогопредприниматели А.В. Соколов и М.М. Миллюнонек, пословам их жизнеописателей, копили средства и трудилисьвсю жизнь [2. С. 48, 130].Но примечательно, что некрологи обходили молча-нием роль предпринимательства в развитии экономикикрая (исключение было сделано только для И.Д. Аста-шева в «Томских губернских ведомостях» в 1969 г.[2. С. 12]). Редко давалась характеристика «профессио-нальным» качествам представителей промышленного иторгового сословий. Единственно купцы-«щедрые жер-твователи» удостаивались хвалебных поминальных ре-чей на страницах томских газет. Личное богатство рас-ценивалось как положительное явление при условии бла-готворительности его владельца. Но и при этом немалоезначение имело то, насколько безупречна была репута-ция коммерсанта, каков был способ приобретения капи-тала: заработан ли он, подобно состоянию С.С. Валгусо-ва, «честным купеческим трудом» или на нем лежит«клеймо», даже просто «тень, обыкновенно сопровож-дающая купеческие богатства» [2. С. 36].Бедность, окружавшая человека при жизни, возбужда-ла сожаления у авторов некрологов, иногда признаваласьими как одна из причин преждевременной смерти и, безус-ловно, была бедствием для «несчастного труженика». Но,в то же время, бессеребренники, вызывали, по крайнеймере, у части современников глубокое почтение. Особен-но это показательно в отношении врачей и священнослу-жителей, перед которыми возможности профессии откры-вали подчас альтернативу: обогащение или нестяжатель-ство, так как их труд был остро востребован не только «вдворцах богачей», но и «лачугах бедняков». Уважение, лю-бовь, восхищение, иногда также удивление (что говоритоб исключительности наблюдавшегося поведения) испы-тывали томичи к самоотверженным людям, не берущиммзду за свой нелегкий труд. «Очевидцы не понимали, какФл[орентин] Феликсович мог добровольно нести такуютяготу, когда имел полную возможность существовать без-бедно, благодаря частной обширной практике... Он не умелрасценивать свой труд и, не гоняясь за материальными бла-гами, исполнял свое дело добросовестно, терпеливо, вни-мательно, неся свою помощь тем, которые более всего нуж-дались в ней. Нередко, вместо получения гонорара, он самдавал беднякам на приобретение лекарств...» [2. С. 95].Также почтительным было отношение к некорысто-любивым священнослужителям - традиция, проистекав-шая из глубин христианства и его истории на русскойпочве: «Особенную популярность среди всех горожан идаже многих обитателей Томской епархии он достиг втечение последних 33 лет, когда состоял в заштате, гдевел жизнь истинного христианского подвижника, прово-дя почти все время в молитве и строгом воздержании...Есть в городе и теперь немало лиц, которые утверждают,что о. Феодор имел даже дар прорицания... Вообще нуж-но сказать, что о. Феодор при жизни своей считался иназывался человеком Божиим, праведником, угодникомБожиим» [2. С. 51].Современники могли гоняться за выгодой. Положи-тельный герой некролога? - нет. Бескорыстие деятеля -мотив не одной поминальной публикации, что говорит отом, что данная нравственная норма продолжала суще-ствовать, оказывать воздействие на современников и всту-пать в спор за человека с его будничными заботами оличном благосостоянии.Осуждалось преследование значительных материаль-ных выгод в некоторых занятиях. Так, автору некролога,посвященного В.П. Картамышеву, приходилось, видимо,отводя обвинения, заверять читателей, что основатель«Сибирского вестника» не добивался при издании газе-ты «коммерческих целей» [2. С. 46]. Не следует ли извышесказанного, что благородство и значимость цели (вданном случае - воспитание общества посредством прес-сы) требовалось подтверждать бескорыстием? Оно, оче-видно, разделяло в сознании современников служение«возвышенному» от «низменного», сопряженного с рас-четами на прибыль. Именно «служение». Некрологи ус-танавливали смысловое ценностное отличие этого поня-тия от «службы», формального исполнения обязаннос-тей; «Учил и воспитывал он не по заказу, не по данныминструкциям и циркулярам, не формально, как это обык-новенно принято, а вкладывал в свое дело душу живу,огнь святой» [2. С. 97]. «Твоя проникновенная молитваневольно трогала холодные и черствые наши сердца ивызывала слезы умиления. "Спаси от бед рабы твоя, Пре-чистая Владычице", - неустанно в течение 19 лет разда-вался в Иверской часовне твой молитвенный зов, и чув-ствовалось всем, что это говорит от сердца не наемник, аистинный служитель церкви Божией с глубокой верою впомощь Богоматери» [2. С. 150].Такой деятель «мог бы спокойно сказать о себе, огля-нувшись назад: "Все, что мог, я и здесь совершил, а набольшее, брат, не охоты не стало, а силы" [2. С. 150], что«отдал людям все, что мог, что имел» [2. С. 94]. Но дажеесли речь не шла о возвышенном служении «великомуделу», герой некролога свои обязанности выполнял «де-ятельно», «ревностно», «усердно», «честно» и пр. «Мирпраху твоему, честный труженик!» - такова была одна изустойчивых словесных формул прощания с усопшим вТомске в последней трети XIX в. Словосочетания «чест-ный труженик» и близкие к нему - «честный деятель»,«честный служака», «честный техник» и т.п. - довольночасто встречаются в рассматриваемых материалах (упот-ребляются в отношении 20 персонажей).Вообще можно сказать, что положительный геройнекрологов - это «честный человек». Причем понятие«честный» фигурировало в разных своих значениях. Одниавторы подразумевали добросовестность при исполне-нии обязанностей («честный труженик»).Другие отмечали прямодушие, искренность, правди-вость своих умерших знакомых, проявлявшиеся в част-ных межличностных отношениях: «Покойный отличал-ся честностью, прямотою характера» [2. С. 58]; «Он об-ладал прекрасными и душевными качествами: честныйи искренний, добрый и общительный» [2. С. 22]; «Миха-ил Федорович был необычайно искренний и честныйчеловек» [2. С. 92] и т.д.Третьи связывали понятие честности со служениемПравде и Справедливости. Именно в таком смысле опре-деление «честный» употреблялось по отношению к су-дье, журналисту, высокопоставленному чиновнику. «Бе-зукоризненно честный, правдивый, беспристрастный,совершенно неуловимый ни для каких личных побужде-ний чиновник, он был действительно выдающимся со-ветником Томского губернского суда...» [2. С. 28]. «Хо-рошее, честное перо сломано, твердый, правдивый и бес-пристрастный голос навеки смолк...» [2. С. 64] и т.д.Этот же смысл в контексте идейной борьбы, кипев-шей в российском обществе, подчас получал почти по-литическую окраску. В подцензурные годы сибирскойпечати он, понятный посвященным, мог струиться меж-ду строк, в революционном 1905 г. излился на поверх-ность в одном из некрологов. В таком ключе прозвучалибесхитростные стихи, написанные пылкими гимназиста-ми в честь своего учителя Н.Н. Баранского:Ты словом Истины свободным и живымОдин в нас честные идеи пробуждал,И, внемля с трепетом речам твоим святым,В себе лелеяли мы честный идеал.Добру и истине бесхитростно служить,Вести борьбу со злом и в страхе не клонитьПред истуканами бездушными голов... [2. С. 97].Различные значения слова «честный» заражали свои-ми «дополнительными» смыслами определенное контек-стное значение этой лексической единицы, иногда пред-ставая в своем интегрированном виде: «честный чело-век... в самом высоком значении этого слова» [2. С. 96],т.е. тот, кто следует правде, нравственному долгу, обла-датель благородной души. В том же ключе употребля-лись словосочетания «честный и благородный», «добрый,честный, благородный» [2. С. 96, 64, 152] и т.п.Понятия «правда», «справедливость», «беспристраст-ность», «честность» для авторов ряда некрологов стояли водном синонимическом ряду и обладали вполне конкрет-ным социальным смыслом. Защитники правды, в трактов-ке авторов ряда некрологов, оказывались заступникамиобиженных: «В нем всякий слабый, бедный человек с уве-ренностью находил непоколебимого защитника своих прав,несмотря ни на положение, ни на богатство обидчика,...каждый мог смело внести на обсуждение свои попран-ные права, с уверенностью, что ничто постороннее не по-колеблет весы в сторону неправды» [2. С. 28]. Рыцарямправды и справедливости приходилось принимать бой «стемными силами», стоящими на пути «прогресса», со «ста-рым режимом», «не смущаясь возможными неприятнос-тями»: «Так как честная, до щепетильности, натура покой-ного положительно не могла мириться со всем тем, что несоответствовало требованиям законности и правилам эти-ки, и так как он со свойственной ему прямотою и энергиейвсегда открыто старался изобличитьто или иное наруше-ние, не выходя, однако, из пределов закономерной коррек-тности, то, естественно, ему часто приходилось испыты-вать по службе много неприятностей и треволнений, кото-рые он умел переносить стоически, не падая духом и невходя ни в какие компромиссы с раз усвоенными принци-пами» [2. С. 86]. Видимо, именно уверенность в правотепринципов справедливости подвигла одного из авторов не-крологов возвестить правду «вечной» и «неумирающей»[2. С. 19].Названные понятия сопрягались с некими «идеала-ми», не раз упоминающимися в материалах «Томскогонекрополя»: «В его личности счастливо сочетались силатеоретической мысли с широкими идеалами правды исправедливости» [2. С. 79] («идейный», «служение идее»и другие выражения встречаются в мемориальных замет-ках, посвященных, по крайней мере, 8 персонам, в ос-новном умершим в начале XX в.). «Идеалы», о которыхподчас туманно сообщалось в некрологах, публиковав-шихся в оппозиционных томских газетах, очевидно, дляих авторов были наполнены не только абстрактнымэтическим содержанием, но и вполне конкретным соци-альным. Так, в числе «идеалистов» назывались народ-ники С.С. Синегуб, И.Н. Голубин. Социал-демократИ.В. Писарев провозглашался «борцом за высокуюидею», за «светлый общественный идеал» [2. С. 103] (та-кая откровенность стала возможна в 1905 г.).Но вера в идеал могла рассматриваться также в фило-софском смысле («Душой и верой своей В.Г. был вдох-новенный идеалист, поклонник и знаток Канта и Влади-мира Соловьева» [2. С. 105]), и как свойство религиоз-ного сознания («...он не был ни фанатиком, ни ханжой иотносился с уважением ко всем религиозным мнениям,понимая, что совесть насиловать нельзя и что всякийдостоин уважения, раз он искренно чтит какой-либо иде-ал, во что-либо по-своему верит» [2. С. 40]). В любомслучае «идеализм» в материалах «Томского некрополя»предстает как положительное явление. Антитезой такимобразом понимаемому идеализму (если абстрагировать-ся от различий представленных версий) для современ-ников служила бездуховная погруженность в действитель-ность [4. С. 796].Немаловажен был вопрос об образовательном и ин-теллектуальном уровне героев некрологов. Сведения обобразовании служили показателем социального статуса:из служебных формуляров почерпывались для некроло-гов сведения о том, какое учебное или воспитательноезаведение закончил человек. Получение высшего обра-зования в интерпретации авторов мемориальных заме-ток - это шанс пробиться в жизни, подняться на болеевысокую социальную ступеньку, а также возможностьзаниматься делом, к которому имелось призвание. Радивсего этого человек, жаждущий знаний, подвергал себялишениям и нередко, не преодолев тягот, расплачивалсяжизнью за стремление к свой мечте. Недостижимостьзаветной цели могла стать причиной самоубийства[2. С. 31 ]. Высшее образование, отраженное в зеркале не-кролога, как и труд, представало почти сакральным вокружении многих жертв, принесенных на его алтарь.Несомненными преимуществами являлись опыт-ность, ум, смекалка. Последние два признака отмечались,как правило, у людей, не обладавших «полноценным»образованием, что могло рассматриваться как некотораяего житейская компенсация. Даже если герой просто ока-зывался увлекательным рассказчиком о пережитом и ви-денном им самим, это, по мнению его знакомых, добав-ляло обаяния его личности.Обладание обширными знаниями представлялось какположительное качество персонажа (только в статьеГ.Н. Потанина, написанной в память Д.Д. Вольфсона, зна-менитый ученый-самоучка отдавал приоритет «наивно-сти сердца и силе убеждения» перед «блеском эрудиции»членов «ученых ареопагов» [2. С. 100-101]). Даже про-стой интерес человека к общественным событиям, вы-водящий его из погруженности в собственную жизнь,любовь к чтению, любознательность выделялись как до-стоинства, особенно если эти качествабыли свойственыперсонажу не только в молодости (что, видимо, счита-лось более естественным), но и в пожилом возрасте. Так,протоиерею Вознесенской церкви И.П. Сухопарову ста-вилось в заслугу, что «живой пытливый ум его искал по-стоянной пищи. Он с неослабевшим от болезни и пре-клонных лет интересом беспрерывно следил за всей те-кущей литературой» [2. С. 35]. Старообрядец И.С. Ворон-цов являлся «одною из популярных личностей» в Томс-ке, поскольку «был человек очень общительный, люби-тель театра, получал по нескольку газет и вообще резковыделялся из своей среды» [2. С. 56]. ПротоиерейС. Дмитриевский писал о народном учителе П.А. Бутке-еве: «Это был, прежде всего, человек неутомимой энер-гии и больших познаний. Уже в старости он все же, наудивление всем, знавшим его, постоянно был занят иликнигами, или любимым делом - приготовлением есте-ственно-научных препаратов. До последних дней он не-утомимо следил за успехами науки и живо отзывался навсякую новинку» [2. С. 151] и т.д. Как исключительноеявление среди томичек, благодаря все тому же интересук общественной жизни, в некрологе представлялась «изряда выдающаяся, образованная, ...развитая, чуткая "назлобы дня" женщина» - учительница музыки В.М. Ус-пенская [2. С. 60].Отзывчивость к «общественным нуждам» - еще одиннемаловажный критерий, по которому оценивалась лич-ность, и подчас именно данное качество описывалось какпервейшая добродетель деятеля. Причем обладавший имположительный герой противопоставлялся своим совре-менникам, не имевшим такового: «Семен Степановичотличался большою чуткостью в понимании обществен-ных нужд и не боялся новшеств, что так исключительноредко в его сословии и в его годы» [2. С. 36]. Здесь авторнекролога отметил связь между «чуткостью к обществен-ным нуждам» и открытостью новизне, указывая, такимобразом, сферу, в которой, по его мнению, изменениябыли бы особо желательны. Термины «прогресс», «про-грессивный», которые фигурируют в материалах «Томс-кого некрополя», также относятся к социально-полити-ческой жизни [2. С. 64, 111, 163].Но в значительно большей степени авторы некроло-гов предпочитали использовать понятия «будущее», какправило «светлое», и «новая жизнь» (данная лексика ипроблематика былисвойственны исключительно свет-ским газетам). «Дмитрий Александрович Астафьев былкровный сибиряк... Не получив воспитания, он в то жевремя был человеком с большой сметкой и сочувствовалвсему хорошему, что вводилось в его родине, и верил вбудущность своего края» [2. С. 41]. «Усни же спокойно,неутомимый труженик, честный и благородный сын Си-бири, усни после долгой работы на пользу родины, уснитвердо убежденный, что над твоей родиной скоро засве-тит яркая звезда новой лучшей жизни» [2. С. 64]. «Хоро-нили борца за лучшее будущее рабочих масс, страдальцаза идею, ушедшего от жизни в тот момент, когда для ра-боты открывались новые широкие перспективы, когдажизнь народного бойца приобретала особый смысл изначение... он умер, не дождавшись наступающего праз-дника света» [2. С. 103] и т.д. Ощущение близости такойжеланной для авторов ряда некрологов и их героев гря-дущей «новой жизни» усиливалось по мере нарастанияреволюционного брожения в стране. Но отношение кподобным общественно-политическим событиям у геро-ев некрологов светских оппозиционных и церковной га-зет было полярно противоположным. При всем сходственравственного облика представляемых этими органамипечати положительных героев их отличали различныеполитические убеждения.Положительный герой некролога не только мог бытьобращен к будущему, но также являлся носителем поло-жительных традиций прошлого. И в этом качестве онвозвышался над современностью с ее упадком нравствен-ности и, как сетовала церковная газета, веры. Так, неко-торые публикаторы «Томских епархиальных ведомостей»подчеркнуто отмечали у героев некрологов наличие ре-лигиозности, противостоящей «религиозному равноду-шию и безразличию» «нашего времени» [2. С. 156]. Бес-корыстию героя некролога, его милосердию и «гуманно-сти», выражавшейся в заступничестве за «обиженныхсудьбой» (это мотив уже светских газет), противопостав-лялся эгоизм современников: «Покойный фон Шульман,соединяя в себе лучшие качества чиновника и человека,отличался также безмерною добротою: чужая нужда все-гда находила живой, искренний отклик в его мягком сер-дце, он поэтому постоянно был на стороне сирых, убо-гих, бедных и угнетенных, являясь их защитником и по-кровителем.. . В наше суровое время, когда регуляторомобщественной жизни служит в значительной мере эго-изм, такие качества покойного являются наиболее цен-ными и, к сожалению, наиболее редкими» [2. С. 86]. «Этотмощный человек - врач, безукоризненно проведший луч-шие годы в Сибири, да будет примером врачам нашегоскудного силой и мощью времени» [2. С. 94].Герои некрологов «пользовались любовью и уваже-нием» знавших их людей. Но это естественное отноше-ние к «хорошему человеку» окружающих, рассмотрен-ное с точки зрения их социального статуса, могло наде-ляться разной степенью позитивного смысла. Некроло-ги расчленяли окружение умерших на «начальство», «со-служивцев» (очевидно, равных или близких по служеб-ному положению) и «подчиненных». Так происходило,например, в тех случаях, когда особо подчеркивалось, чтоположительному герою удалось заслужить любовь и ува-жение не только у начальствующих лиц, но у коллег итех, для кого он сам являлся «начальником» или настав-ником. Симпатии, завоеванные у равных и особенно бо-лее низких по служебному и социальному статусу лю-дей, должны были, очевидно, свидетельствовать о «под-линности», имманентности положительных качеств дан-ного человека, поскольку они проявлялись бескорыстно,вне расчетов на возможную социальную выгоду, котораямогла быть обеспечена благорасположением вышестоя-щих (в отсутствие покровительства вышестоящих совре-менники иногда усматривали причину малых карьерныхуспехов [2. С. 13]). Отношение «высших» могло служитьиндикатором служебной, социальной успешности. Отно-шение «низших» - показателем глубины внутренней че-ловечности положительного героя.«Гуманный», «добрый», «любящий» и другими подоб-ными определениями награждались в посмертных хва-лебных очерках лица, имевшие подчиненных и властныеполномочия. Так, один из авторов некрологов утверждал,что полицмейстеру М. А. Архангельскому удавалось, «ис-полняя требование закона, не отступать от правил чело-веколюбия» [2. С. 40]. «Смирение, кротость, незлобие,простота в обращении, полная общедоступность для всехбыли отличительными чертами» настоятеля монастыряотца Лазаря - «это был для братии как бы не начальник,а любящий, добрейший старший брат» [2. С. 55]. Совет-ник губернского правления А.Р. Николаев «был чрезвы-чайно гуманным начальником, в высшей степени участ-ливо относившимся к своим сослуживцам и подчинен-ным и их нуждам» [2. С. 64]. Начальник Томской кон-войной команды П.К. Древинг «представлял собою од-ного из тех редких начальников, который, по прирожден-ной доброте, заставлял себя любить и во имя этой оте-ческой любви повиноваться» [2. С. 72] и т.д.Авторы некоторых мемориальных статей отмечали усвоих героев отсутствие пристрастно-негативного отно-шения к представителям иной национальности, вероис-поведания (занимавших более низкие ступеньки социаль-ной лестницы, как это читается в контексте некролога):«Ни личная приязнь, ни национальные симпатии, ни об-щественная молва - ничто не останавливало почившего,раз дело касалось вопиющих и справедливых нужд че-ловека вообще, кто бы ни был», поскольку «для деятель-ности христианской любви все равны, для нее «нестьэллин, ни иудей» [2. С. 84].Доброта, милосердие, прямодушие - таковы основ-ные качества положительного персонажа, проявлявшие-ся в отношениях с другими людьми. «Скромный» - ещеодна характеристика многих героев некрологов. Еслиречь шла о стиле поведения, связанного с самооценкой,наличие этого качества добавляло немаловажный отте-нок в палитру характеристик «хорошего человека». Вы-сокомерие, заносчивость, напротив, не были ему свой-ственны. «В частной жизни и в частных отношениях по-койного выдающимися чертами характера представля-лись добродушие, скромность и деликатность, обаятель-но действовавшие на всякого, кому приходилось встре-чаться с ним в обществе» [2. С. 26]. «Необычайной про-стотой и скромностью ты заслужил себе при жизни все-общую любовь и уважение от горожан, та же скромностьи простосердечие выделяли тебя из ряда твоихсослужив-цев в глазах архипастырей томских» [2. С. 159] и др.Слово «скромный» употреблялось также в смысле «не-заметный», «неизвестный». И в этом случае авторы томс-ких некрологов отнюдь не единодушны в отношении к та-кой «скромности» своих героев. В центре расхождений, какпредставляется, стоял вопрос об оценке общественной зна-чимости человеческой жизни, ее ценности на весах обще-ственного мнения. «Скромный труд», «скромный труже-ник» настойчиво противопоставлялись удачной служебнойкарьере, определенного рода известности. С точки зрениясегодняшнего дня выглядят несколько странными навяз-чивые упоминания о «незаметности» того или иного чело-века, о «несчастности» умершего в «неизвестности», в заб-вении или сокрушении по поводу того, что хотя умерший«был верен "в малом"», но ему не суждено было быть по-ставленным над многими». Видимо, для немалой частисовременников слава или хотя бы публичное признаниеимели особое значение, непосредственно связанное сосознанием успешности прожитой жизни: «Лучшая на-града труженику - сознание исполненного долга, сочув-ствие и справедливая оценка со стороны окружающих»[2. С. 42-43]. Безразличие социальной среды к деятельно-сти и личности человека могло восприниматься как при-чина его моральной и физической гибели: «Да... вот и онказнен людским равнодушием, и затоптано в грязь его нео-крепшее дарование» [2. С. 129].Стремление к славе для некоторых являлось вполнеосознаваемой целью, известность - продуктом саморек-ламы таких персон. Им противопоставлялись положи-тельные герои некрологов, без шумихи делающие нуж-ное дело. Так, чуждался «погони за рекламой и нажи-вой» врач В.Ф. Васильев [2. С. 150]. ПопечительницаТомской общины сестер милосердия М.Н. Закоурцеваназывалась одной «из тех женщин, которые не любяттщеславия и не стараются о том, чтобы их добрая и по-лезная деятельность была достоянием стойкой крикли-вой молвы» [2. С. 93].Честолюбие, как видно, не было, по крайней мере,для части современников положительным личностнымкачеством. Но сама известность отнюдь не считаласьотрицательным явлением. Напротив, немало героев не-крологов претендовали если не на громкую славу, то напопулярность в определенных пределах - это активныегородские общественные деятели, врачи и педагоги сбольшой многолетней практикой, писатели и т.п. Неко-торые из томичей, в основном профессора университе-та, заслужили даже наименования «выдающихся».Создается впечатление, что часть авторов оценивалигероев своих мемориальных заметок с точки зрения по-падания или не попадания их имен в «анналы истории».Те, кто прославился, - ее избранники, кому это не уда-лось - достойны сожаления. В этом случае настоящеекак бы рассматривалось под углом зрения воображаемо-го будущего историка, выделяющего в ландшафте про-шлого выпуклые фигуры знаменитостей. В зеркале не-кролога не только мнение современников, но и потомковвыступало немаловажным мерилом ценности личности,значения прожитой ею жизни. Таким образом, предста-вители «образованного» общества осознавали себя суще-ствующими в ткани истории, пытаясь участвовать в еепродолжении или созерцая, как это делают другие.Тиражирование материалов, посвященных известнымлюдям, пользовавшимся при жизни вниманием многих,было само собой разумеющимся и не нуждалось в рас-толковании (хотя одно такое объяснение нашло все-такиместо на страницах «Томского некрополя»: «Покойныйпротоиерей был один из самых видных духовных деяте-лей в Томской епархии. 37 лет в сане священника он былнравственным руководителем и воспитателем своих при-хожан; 23 года в звании члена консистории давал тон инаправление церковной жизни в епархии. На его глазахвыросло целое поколение. Поэтому, думается, жизнь идеятельность почившего протоиерея не только полнаинтереса для епархии, но во многом будет и назидатель-на» [2. С. 104]).Другое дело, когда печатался некролог «незаметно-го» человека. «Разве это какая знаменитость? - спраши-вала нас одна дама по поводу намерения поместить в га-зете портрет Дм. Дм. Вольфсона. Она, конечно, была уве-рена, что подобнойчести заслуживает только изобрета-тель, новатор в науке, путешественник, прославившийсяартист и литератор. Словом, с нами повторилась... исто-рия с некрологом Гоголя, за который И.С. Тургенев по-сидел на гауптвахте. Тогда не провинциальная дама,а петербургские генералы обиделись на Тургенева, ктотакой Гоголь? Разве он, спрашивали генералы, имеетчин действительного тайного советника или это генерал-адъютант?» - так завязывался заочный спор в статьеГ.Н. Потанина, посвященной гибели одного из «скром-ных» тружеников [2. С. 100]. Публикация в память «ма-ленького» человека, видимо, не была устойчивой привыч-кой культуры и потому подчас сопровождалась особымипояснениями, если не сказать оправданиями, необходи-мости подобного действия (хотя сама тема «маленького»человека вошла в русскую литературу и умы соотече-ственников, по крайней мере, со времен Н.В. Гоголя).В томских некрологах встречаются несколько типовтакого рода объяснений. Во-первых, полемически про-тивопоставлялась внешняя «скромность» заслуг данно-го человека перед обществом или небольшой взлет егокарьеры красоте души, величию духа: «...кусок свинцапрерывает молодую жизнь, о которой не будет записанони в летописях науки, ни в летописях искусства. Но естьв мире нечто высшее: это такая человеческая душа, кото-рой близко все человеческое, это - честно и беззаветнолюбящее сердце, которое не может жить в противоречиис самим собою» [2. С. 25]. «Строй жизни приучил наспридавать более значения вещественному наследию, ос-тавляемому людьми после своей смерти, чем духовному.А между тем услуги, оказываемые внутренней культуре,культуре сердца, если не выше, то отнюдь не ниже услугвнешней культуры» [2. С. 100]. «Ценность личности оп-ределяется не внешними событиями жизни, а пережива-ниями в области духа» [2. С. 153].Другое объяснение публикаций в память «скромных»людей отражало мнение о почетности добросовестноготруда, пусть и не отличавшегося масштабностью своегоприложения: «Смерть почтенного труженика даже в ма-ленькой области человеческой жизни заслуживает того,чтобы о нем сохранить память и отметить ее на столбцахпечати» [2. С. 41]. Таким образом, утверждалась ценность«маленького» человека, «честно» делавшего свое дело.Благодаря хвалебным газетным публикациям «незамет-ный» труженик посмертно получал известность и при-знание заслуг и самим фактом публикации некрологавозводился на одну ступеньку с «сильными мира сего».Слава в подтексте подобных объяснений предстает ввиде вожделенной привилегии, но более демократичной,чем прежде, открывающей доступ для большего числаизбранников. В примечательной статье, написанной впамять деятеля народного образования Д.Д. Вольфсона,Г.Н. Потанин настаивал на том, что не только за услуги,оказанные государству, человек имеет право на почет, нои за деятельность на благо местного общества, неболь-шого окружения. Известность сибирская была не менеезначима в его глазах, чем общероссийская, «официаль-ная»; общественное служение - не менее важно, чемслужба государству. В заметке, посвященной кончинефельдшера М.Н. Соболевой, обнаруживается другой по-ворот той же темы. Здесь противопоставляется «неизве-стность» для «просвещенного общества» труженика, де-лающего свое «высоко-полезное», ответственное и важ-ное дело, и благодарная память о нем в народной, «рабо-чей» среде [2. С. 143].Все эти дискуссии знаменовали все более массовыйвыход на авансцену общественного внимания новых «ге-роев» своего времени, замечательных пусть «скромным»,но высоко нравственным исполнением своего долга. Ак-цент ставился в подобных случаях не на выдающихсякачествах выдающейся личности, а на «честном» выпол-нении своего дела. При этом авторы некрологов иногдауказывали на

Скачать электронную версию публикации