About the possibility of the belles-lettres translation's prescriptive analysis .pdf Тема статьи обусловлена методологическими проблемами переводоведения, проявляющимися при обращении к художественному переводу и препятствующими объективности его оценки. Традиционно и безотносительно функционально-стилевой разновидности текста качество перевода понимается как соответствие оригиналу и оценивается в категории точности (адекватности / эквивалентности), а основным аналитическим инструментом переводоведения выступает сопоставительный анализ переводного и оригинального текстов. Одновременно из переводческой практики известно, что принимающая культура всегда способна противопоставить одному и тому же иноязычному высказыванию несколько переводных вариантов, одни из которых будут менее точными, чем другие, и наоборот.Более того, современное переводоведение утверждает недостижимость абсолютного тождества между переводом и оригиналом - в первую очередь, потому что грамматическая структура и система выражаемых понятий имеет в каждом языке свои особенности. Однако анализ накопленного переводческого опыта позволяет выявить в соотношении этих особенностей определенные закономерности, знание которых, в свою очередь, помогает последующей переводческой работе. Соответственно, ведущая роль в переводоведении, признаваемой, по сути, междисциплинарной системой знаний, отводится лингвистической теории перевода, которая характеризуется, в частности В.Н. Комисаровым, как дескриптивная, т.е. описательная дисциплина. Параллельно отмечается, что «на основе описания лингвистического механизма перевода оказывается возможным сформулировать некоторые нормативные (прескриптивные) рекомендации, принципы и правила, методы и приемы перевода, следуя которым переводчик может более успешно решать стоящие перед ним задачи» [1. С. 36].В естественно-научной области рекомендационный характер, или прикладное значение исследования, обеспечивается выяснением объективных причин, породивших исследуемый феномен. Прескриптивный анализ как таковой предполагает построение гипотезы, опирающейся на комплекс постулатов и объясняющей, как вообще происходят события некого объектного ряда, что позволяет обосновать умозрительную модель или прогноз какого-либо конкретного события того же объектного ряда, проверяемые экспериментально или наблюдением за естественным процессом. При этом практический опыт служит доказательством собственных теоретических предпосылок. Особенность исследовательского объекта лингвистики - в опосредован-ном через самого человека отношении к реальному миру, а вопрос о возможности в данной сфере познания прескриптивных методик ставится, как правило, в плоскости отношения науки о языке к дисциплинам, изучающим внеязыковую действительность. Так, Д.С. Лихачев, рассуждая о пределах применимости математических методов в языкознании, ссылался на так называемые теоремы неполноты, выведенные логиком и математиком Куртом Геделем, согласно которым, «...невозможно доказать непротиворечивость формальной системы средствами самой системы» [2. С. 8]. С другой стороны, В.И. Абаев, высказываясь против ограниченности традиционной языковедческой телеологии, утверждал: «Тезис Соссюра "язык надо изучать в себе и для себя" применим только к описательному, но не к объяснительному языкознанию. Язык сам себя описывает, но он сам себя не объясняет. Чтобы его объяснить, надо выйти за его пределы» [3. С. 31].Если взаимозависимость между грамматической структурой и понятийной системой любого языка есть результат только национальной традиции, то «объяснительная» лингвистика перевода - феномен маловероятный. Вместе с тем правомочность сопоставительно-языковедческой методологии переводоведения в целом подтверждается со стороны объективной реальности -например, развитием национальных производств вследствие коммуникативных процессов в научно-технической сфере. Но подобная возможность ограничена областью информационно-практического использования языка. Типологическое обособление произведений художественной литературы проводится, поскольку «основной функцией этих текстов является не информация, объединяющая все функционально-стилевые разновидности текстов литературного языка, а эстетическое воздействие на читателей (или слушателей)» [4. С. 19]. Тогда на любое критическое суждение, опирающееся на сопоставление переводного и оригинального текстов литературного произведения, влияет не только индивидуальный уровень билингвизма, но и личные эстетические вкусы самого субъекта сопоставления. В этой связи продолжает оставаться под вопросом возможность аналитических принципов, которые, как того требуют прикладные задачи переводоведения, «исключали бы или сводили бы до минимума субъективный произвол переводчика и субъективность суждений критика и ссылки на "интуицию" как на оправдание этого произвола» [5. С. 22].При известных попытках литературоведческого решения обозначенная дилемма усугублялась еще и по терминологическим причинам. Например, Ю.И. Мине-7ралов, обобщая терминологическую специфику особенно активной в советское время дискуссии о художественном переводе, находил «вряд ли удовлетворительным» положение, «когда научной теории сплошь и рядом приходится прибегать к весьма условно понимаемым метафорам ("дух" оригинала, "верность духу" оригинала)» [6. С. 158]. Впоследствии ученые, сопоставляя перевод и оригинал, стали оговаривать дескриптивные рамки своего исследования. В частности, М.Л. Гаспаров, находя, что Маршак в переводе сонетов Шекспира неоправданно использует эмоциональную лексику романтической поэзии пушкинского времени, отрицал оценочный характер этого, по его же словам, «интуитивного ощущения» и подчеркивал: «Меньше всего мы бы хотели, чтобы создалось впечатление, будто цель этой статьи - осудить переводы Маршака. Победителей не судят; а Маршак был бесспорным победителем - победителем в двойной борьбе всякого переводчика: с заданием оригинала и с возможностями своего языка и литературной традиции. Таков приговор читателей и критики, и обжалованию он пока не подлежит» [7. С. 406]. Между тем общественное признание художественного перевода заведомо не находится в прямой зависимости от его точности, поскольку к переводному произведению обращается аудитория, в массе не владеющая исходным языком. Помимо этого, в широко распространенной ситуации художественного перевода с помощью подстрочника исключена - по умолчанию - творческая стратегия, построенная на непосредственном впечатлении от оригинала, а также учитывающая на фоне этого впечатления предшествующий переводческий опыт.Теперь обратим внимание, что читателю перевода -вне зависимости от того, владеет ли он языком оригинала, - доступна зафиксированная на его родном языке история соответствующей иноязычной литературы, а значит, и заочное, сугубо теоретическое представление об оригинале. Отсюда допустимо предположить, что художественный перевод оценивается - причем безотносительно осознания индивидуумом критерия такой оценки - по соответствию этому распространенному в принимающей культуре заочному представлению об оригинале, которое в наиболее абстрактном виде индуцируется из одной лишь рамы переводного произведения (указанием на жанр и национально-исторические координаты иноязычного источника). При этом принципиальная сопоставимость иноязычного оригинала с жанровой системой принимающей литературы позволяет читателю ориентировать восприятие переводного текста не только в историческом и этногеографическом аспектах, но и в плане эмоционально-эстетического впечатления. Другими словами, научное описание оригинала, априори соотнося его с ближайшим - в типологии мирового вербального искусства - групповым явлением в истории принимающей литературы, служит внешним фактором, формирующим требования к художественному переводу. Со стороны читателя - как к не зависящему от предъявляемых требований явлению. Со стороны переводчика - как к допускающему произвольные изменения результату своего же творческого труда. Но если литературоведческое знание принимающей культуры в действительности оказывает влия-ние на восприятие и исполнение художественного перевода, то историческая динамика научной трактовки иноязычного произведения одинаково отражается на разграничении соответствующей группы переводов как по специфике функционирования, так и по стилистическим особенностям.Заметим, что сказанное согласуется с переводовед-ческим представлением о фоновом знании - знании, прямо или косвенно относящемся к переводимому произведению и его создателю, т.е. включающем любую культурологическую информацию об этноязыковой общности, в которой создавался оригинал. Во-первых, теория художественного перевода, признавая практический смысл данных сведений, обязывает переводчика «хорошо знать все основополагающие произведения интересующего его поэта или писателя, представлять значение его творчества в общем культурном контексте эпохи» [4. С. 24]. Во-вторых, как отмечал А.В. Федоров, фоновые знания «имеют тенденцию постоянно расти вместе со всей разнообразной информацией, получаемой и переводчиком и читателем о жизни, быте, истории, политической обстановке в других государствах, о жизни и творчестве автора оригинала, о других произведениях той же литературы и т.п.» [8. С. 17]. В свою очередь динамикой фонового знания объясняется то, что художественный перевод представляет собой, в формулировке И.А. Кашкина, «исторически ограниченное толкование подлинника и документ своей эпохи даже в большей степени, чем подлинник» [9. С. 537]. С этим согласуется мнение М.Л. Гаспарова, признающего неточность перевода как неизбежность, обусловленную не только субъективностью, но и историзмом в интерпретации оригинала: «Ни один перевод не передает подлинника полностью: каждый переводчик выбирает в оригинале только главное, подчиняет ему второстепенное, опускает или заменяет третьестепенное. Что именно он считает главным и что третьестепенным - это подсказывает ему его собственный вкус, вкус его литературной школы, вкус его исторической эпохи» [7. С. 407].Как видим, с представленной точки зрения вопрос о точности отдельно взятого переводного текста является некорректным. Но речь может идти о том, насколько один перевод точнее другого - осуществленного с того же оригинала. В общем же случае имеет смысл сравнивать переводы произведений, принадлежащих одному и тому же историческому явлению определенной национальной литературы. При синхронном рассмотрении предмета перечень ранее описанных стилистических особенностей жанра оригиналов и устойчивость их грамматических аналогов в группе уже функционирующих переводов позволяет обосновать желательность этих же групповых признаков и в будущих результатах той же переводческой традиции. В то же время с учетом субъективной природы так называемого чувства языка (в первую очередь родного языка переводчика) в каждом переводе не исключены слова и фразеологизмы, лексико-стилистическая категория которых (в силу литературной традиции принимающей культуры) не соответствует эмоциональной специфике или же этногеографическим и социально-историческим условиям, в которых сформировался жанр оригинала.8Обосновать нежелательность данных стилистическихцессом познания, а в нашем случае - накопления фоно-особенностей можно, исходя из того, что эти особенно-вого знания) потенциала принимающей культуры всти, с одной стороны, противоречат каким-либо тезамопределенный исторический момент,позднейшей интерпретации оригинала (например, оТаким образом, историографический аспект в типо-пафосе или времени создания), а с другой - характери-логии литературы и исторический ракурс на перево-зуются повышенной частотностью в наименее функ-дческую деятельность дает исследователю художест-циональных переводах и наоборот. Наконец, сопостав-венного перевода возможность опираться в своих тек-ление индивидуальных заслуг, проводимое в рамкахстологических выводах на независимое стороннее суж-одной переводческой традиции, должно учитывать, чтодение и подтверждать эти выводы корреляцией к ре-ее субъекты могли находиться далеко не в равных об-альным фактам из истории создания и функционирова-стоятельствах в плане когнитивного (связанного с про-ния переводного произведения.

Скачать электронную версию публикации