The perspectives of authority influence on the society value sets.pdf По мнению М. Хайдеггера, идея ценностей пришла в метафизику через Ницше. Это не совсем так. Уже Платон в диалоге «Государство» чётко связывает дея-тельность государства и режимы политической власти с высшими ценностями справедливости и блага как таковыми, т.е. понимаемыми онтологически [1]. Проблема сущности ценностей, их роли в жизни че-ловека и общества издавна являлась предметом фило-софских размышлений. Социальные события ХХ и ХХI вв. обострили эту тему. Две мировые войны, жес-токие тоталитарные режимы, геноцид ряда народов поставили под вопрос культурные и цивилизационные ценности, накопленные веками. Исследование взаимо-действия власти и общества в аксиологическом контек-сте становится чрезвычайно актуальным. Исследований, посвященных вопросам власти, цен-ностей, ценностей власти и власти ценностей много, и разброс мнений и точек зрения велик. Какая инстанция призвана (в качестве субъекта воздействия на социаль-ные ценности) быть ответственной за их производство, воспроизводство, трансляцию? В философской тради-ции ответ представлен следующими позициями: либо утверждением о принципиальной невозможности ока-зания влияния на сферу ценностей, либо указанием в качестве источника на абсолют, общество или власть. Учитывая важное значение влияния политической вла-сти (и власти вообще) на все аспекты жизни современ-ного социума (в том числе и на ее ценностный аспект), можно позиционировать власть в качестве субъекта аксиологических актов. Применительно к заявленной теме проблема конкретизируется следующим образом: каковы возможности выработки, трансляции и закреп-ления ценностных систем, если субъектом воздействия на ценности является власть? Выделяют разные формы ценностей: экономиче-ские, политические, эстетические и пр. Особое внима-ние следует уделить нравственным ценностям, т.к. именно высшие ценности морали являются фундамен-тальными для всей общественной структуры. Как гово-рил А. Камю, «моральная ценность не может возвы-ситься над жизнью и историей так же, как и допустить, чтобы они возвысились над ней самой» [2. C. 523]. Ра-зумеется, в центре внимания власти находятся и поли-тические ценности. Система моральных и политических ценностей вы-полняет функцию регуляции деятельности субъектов в социуме. Изменение принципов морали и политиче-ских ориентиров неизбежно влечет фундаментальные изменения общества, в результате которых мы не смо-жем характеризовать это общество как то же самое. Проблема ценности - определяющая в плане исследо-вания общества в целом как функционирующей и раз- вивающейся системы. Ценности, - говорит М. Хайдеггер, - суть условия, с которыми считается власть как таковая. Что вызывает обострение интереса к факту деградации ценностных систем общества? По-нимание того, что за этим может последовать. Без цен-ностных оснований у общества нет будущего: если нет конституирующих ценностей, то нет и конституирую-щих отношений, а значит, нет возможности построить какие-либо нормальные и устойчивые социальные взаимодействия. Что делать обществу, столкнувшемуся с подобной реальностью? Есть ли будущее у социума, дошедшего до подобной стадии своего развития? «Бу-дущее есть, - скажут одни, - просто будут созданы новые ценности, и то, что сейчас происходит, - это совершенно нормальная ситуация, так и должно быть». «Нет, - будут утверждать другие, - общество идет к самоуничтожению, так как человечество потеряло высшие ориентиры. Необходимо их вновь обрести». В этих ответах отражены основные оппозиции во взглядах на природу ценностей: Они - Божественные сущности, платоновские эйдосы, существующие за пределами материального мира и придающие ему цель и форму? Или личностно осмысленные нормы, регуля-торы общественной жизни, социальные реалии, имею-щие исторически изменчивый характер? Понимания термина «ценность» можно разделить на три группы и обозначить их как «аксиологический абсолютизм», «аксиологический релятивизм» и «уме-ренный аксиологический релятивизм». В аксиологическом абсолютизме утверждается абсо-лютность значения ценности как ее существенный мо-мент. Ценности выше наличной данности, они надынди-видуальны и выполняют функцию высшего критерия ориентации в мире. Таковы аксиологические теории И. Канта, М. Шелера, В. Виндельбанда, Г. Риккерта, в философского-религиозных концепциях ценности трансцендентны эмпирическому тварному миру. В теориях аксиологического релятивизма ценность представляется имманентным содержанием субъекта, которое в то же время есть его собственный продукт. В этих теориях отвергается «самобытное существование ценностей и их вневременная значимость» [3. С. 19-20]. Сущность ценности понимается не как безуслов-ная, а значит, должна быть детерминирована чем-то внешним для нее. Крайним выражением аксиологиче-ского релятивизма являются теории французских мате-риалистов XVIII в. (Гельвеций, Гольбах, Дидро), а в XIX в. - идея «европейского нигилизма», предложен-ная Ф. Ницше. Нигилизм, по Ницше (в оценке Хайдег-гера), это отрицание значения всякого сверхчувствен-ного, выраженное в афоризме «Бог умер». Сверхчувст-венное утратило значение в толковании целей и ценно- 42 стей, которые якобы «учреждены над сущим, чтобы придать сущему в целом цель, порядок и… «смысл» [4. С. 64]. Ницшевская идея «переоценки ценностей» включает в частности момент, что «на место прежних ценностей помещает в качестве верховной ценности власть» [4. C. 66]. В ХХ в. эти идеи нашли дальнейшее развитие в постмодернизме. Третий класс теорий выделен, чтобы во множестве ре-лятивистских теорий ценностей обозначить такие, кото-рые отличаются менее радикальной противоположностью по сравнению с абсолютистской аксиологией. Необходимость подобного выделения отдельного класса продиктована тем, что существуют теории, ко-торые нельзя однозначно, без оговорок, отнести ни к первому, ни ко второму классу. Это, к примеру, теория марксизма. Отрицая абсолютизм, марксизм, однако, не утверждает и абсолютного релятивизма ценности. Ценность не представляется продуктом исключительно индивидуального субъекта. Речь идет о классовых цен-ностях, т.е. ценностях определенного пласта социума, и представляются как исторически изменчивые, но объ-ективные. Каждая из концепций ценностей - и релятивизм, и абсолютизм - является попыткой осмысления социаль-ных реалий, к которым они апеллируют. Аксиологический абсолютизм, по сути, фиксирует наличие в обществе, во-первых, ментальных ценно-стей, изменение которых, в рамках этого общества, не наблюдаемо, а во-вторых, веры в то, что существуют абсолюты. Он снимает с человека и с общества ответ-ственность за выбор ценностных ориентиров. Ирра-циональное основание ценностной системы - вера -позволяет совершать изменения ценностных систем, если субъекту изменений удается внушить другим, что предлагаемое - это и есть абсолют, а не просто новое истолкование действительности. Но, как заметил Хай-деггер, всякое истолкование мира есть полагание цен-ностей. Добавим, что не только истолкование, но кон-струирование социального мира есть в значительной мере полагание ценностей. Аксиологический релятивизм в качестве своего ос-нования опирается, прежде всего, на этнографические и исторические исследования, показывающие разнооб-разие и изменения норм морали. Однако абсолютный релятивизм ведёт к гибельным последствиям. По словам П. Слотердайка, «всепрони-кающий моральный и тактический релятивизм» «терза-ет в клочья» старые образы идентичности» [5. C. 536], что влечет за собой распад социума. Умеренный аксиологический релятивизм является единственной нравственно приемлемой теоретической позицией в этой области. Он допускает изменение цен-ностных норм в определенных пределах. Но кто обладает возможностями и правом задавать обществу эти пределы как абсолютные или как объек-тивно-необходимые? Кто является субъектом конст-руирования социального мира? Согласно Ницше (в трактовке Хайдеггера), «власть и только она полагает ценности, поддерживает их значимость и единолично решает о возможности обоснования тех или иных оце-нок» [4. С. 66]. В рамках ницшевского онтологического понимания «воли к власти» как сути сущего и существа самой власти это имеет смысл. Но так ли это примени-тельно к власти как политическому феномену? Феномен политической власти многомерен. К ана-литике принципов и законов власти обращались как философы-классики (Платон, Аристотель, Н. Макиа-велли, Т. Гоббс, К. Маркс и др.), так и современные мыслители (М. Вебер, В. Парсонс, М. Фуко, П. Слотердайк и др.). Власть в обществе выделена в особую сферу и выполняет функции, которые не может выполнить ни один из элементов общественной систе-мы: функции управления, регулирования отношений внутри социума и отношений между народами. Её объ-ективная цель - поддержание устойчивости общест-венного организма. По мнению М. Фуко, принцип вла-сти заключается не столько в человеке, сколько в рас-становке, «внутренние механизмы которой производят отношения, вовлекающие индивидов» [6. C. 295]. Это власть социальных институтов, структур, языков. Субъекты власти изменчивы, а феномен власти посто-янно существует в своей неизменной сущности. Исче-зает власть в конкретном её проявлении, но сами вла-стные структуры остаются. Такая власть более всеохватна, чем власть конкрет-ных людей. Эти структуры не только подчиняют себе, но и конструируют субъектов властной воли. Власть - свойство, проявляющее себя в таких от-ношениях, где элементы обладают неравным распреде-лением прав и возможностей. Власть в данном пони-мании является безличной и внеисторической. Она мо-жет характеризоваться как субъект через заимствован-ную субъективность индивидов, которые её осуществ-ляют. В этом отношении возникает логическая воз-можность представить власть как субъект полагания и изменения ценностей. Насколько такая гипотеза может быть обоснована? Поскольку ценности - это, по выражению Ницше, «точки зрения», т.е. суть идеи, ориентирующие пове-дение, рисующие перспективы, их нельзя изменить, отменить или насадить насилием. Такое влияние осуществимо в системе символиче-ской коммуникации и предполагает отличные от наси-лия механизмы воздействия. Важнейшим средством здесь является язык. По мнению Р. Рорти, язык заменил для философа ХХ в. опыт [7. С. 123]. Заметим, что в сфере политической коммуникации язык заменил опыт не только для философов, но для больших масс народа, ставших объектом информационных манипуляций. Представления, формирующие картину мира, в том числе социального мира и его особенностей, входят в сознание человека через грамматические структуры и значения слов в неявном для него виде. Рациональное осмысление взаимной зависимости реальности и языка высвечивает особенности человеческой коммуникации, а именно - использование возможностей языка в дости-жении целей в общении. Речь идет о языке, на котором говорят в конкретном государстве) и который представ-ляет собой любою систему знаков, имеющих значение и смысл (например, произведения живописи и монумен-тального искусства, художественные и документальные кинофильмы являются такими системами знаков). Возможность влияния на индивидов средствами языка базируется на философской идее, которая пред- 43 ставлена в теориях Фуко и Рорти. По их мысли, субъ-ект представляет собой социальный конструкт дискур-сивных практик. Конструирование не спонтанно, а осуществляется исходя из определенных обществен-ных целей, которые формулирует власть. Какой бы ни была объективная цель и функция власти, рассматри-ваемой абстрактно, её реальные цели являются исклю-чительно прагматическими и ориентированными на краткосрочную выгоду, и эти цели определяются не идеалами и ценностями, а чаще всего выражением стремления к собственной выгоде носителей власти и мгновенным реагированием на конкретные ситуации. Власть присваивает себе функцию целеполагания, ог-раничивая ее своими интересами. Тем самым эмпири-ческие цели власти вступают в противоречие с её иде-альной объективной целью. Цели власти должны изме-няться в соответствии с ориентирами общества, а не наоборот. Таким образом, сфера должного вступает в противоречие с действительностью. Индивиды вклю-чаются в систему власти, которая функционирует не так, как должна; так стоит ли удивляться, что итоги ее деятельности далеки от совершенства. Мы - продукт этой системы, ее продолжатели и последователи, при-чем не всегда осознающие, какие и чьи цели мы пре-следуем. Для того чтобы внедрить выгодную власти модель по-ведения людей в социуме, власть должна формировать определенные средства языкового общения и уже через них влиять на это поведение. Так она и поступает. Существуют три основные линии лингвистического воздействия власти на ценностные ориентации. Во-первых, создание единого языкового поля; тем са-мым власть образует пространство для своих маневров. Наиболее очевидным и простым примером является при-нудительное введение единого обязательного языка для всех народов многонациональных государств. Однако изменить язык не легко, потому что важным фактором здесь является время: «Язык - одна из наи-более консервативных сил в человеческой культуре. Ведь без такого консерватизма он не мог бы обеспе-чить выполнение своей главной задачи - общения… Тем не менее… изменения в развитии языка имеют не только случайный характер: они неотъемлемые и необ-ходимые условия этого развития» [8. С. 706]. Хотя и есть примеры изменения самого языка, чаще всего власть оперирует существующим языком, используя его потенциал. Второй линией языкового воздействия власти яв-ляются локальные изменения языка, когда вводятся новые неясные термины или понятия используются не в том смысле, который знаком носителям языка и т.п. Анализируя язык как средство и оружие власти, У. Эко пишет: «Главное её (власти. - Н.К.) оружие - намерен-ное затемнение смысла высказывания» [9. С. 49]. Эту же мысль развивает П. Слотердайк: «В той мере, в ка-кой власть… легитимирует себя, она преодолевает свой изначально насильственный характер. Мир, спра-ведливость и защита слабых - это священные слова политики… Однако здесь нужно… сопоставлять слова и реальность. Как правило, язык власти подменяет смысл слов; он именует миром оттягивание войны, наведением порядка - подавление волнений… говорит о справедливости, безжалостно применяя законы» [5. С. 263]. В-третьих, власть действует на основании сущест-вующего языка, используя смыслы самого языка в соб-ственных целях. То, что проговаривается властью в обществе, не является реальным планом ее действия, и видимое апеллирование к рациональному не является реальным каналом осуществления власти. Большая часть ее функций выполняется именно благодаря за-темнению смысла и воздействию на иррациональные структуры индивидов в обществе. Власть осуществляет себя через язык, но это не значит, что она выполняет то, что обещает, а значит, она повелевает и создает мо-дели поведения, используя язык как средство осущест-вления своих социальных проектов. Важным является не что говорит власть, а как. Аргументация власти не требует содержательной убедительности, т.е. рацио-нальной обоснованности, а должна лишь определен-ным образом быть представлена в языке. Принятие индивидами, их оценка существующего способа опи-сания реальности и способа действия власти зависит от того, насколько убедительно власть представляет себя и свою историческую роль в семантическом поле. За-дание социальной реальности зависит от того, насколь-ко власти удается скрыть произвольность существую-щих ориентиров общества. Это во многом достигается через моделирование исторической информации, кото-рое может осуществляться только в рамках определен-ного дискурса. Умберто Эко выделяет три типа дискурса: аподик-тический дискурс, который не допускает обсуждения, давя весом своих аргументов; диалектический - дис-курс, который аргументирован исходя из вероятных посылок, допускал как минимум два вывода и возмож-ности для дискуссий; риторический - дискурс, при ко-тором важны не столько рациональная внятность, сколько сплачивающий эффект, данный дискурс скла-дывается как техника внушения [10. C. 124]. Для вла-сти особую ценность представляют последние два, т.к. именно они дают возможность, варьируя информацию, добиваться определенных эмоциональных и практиче-ских эффектов. Выбор способа описания открывает широкое поле средств неявного для участников комму-никации воздействия на них: это выбор слов и выраже-ний. Оценочные нормы изменяются в эпохи обществен-ных потрясений, которые влекут за собой порой ради-кальный переворот ценностных установок и настрое-ний общества. Ориентиры развития социума, принятые в предшествующий общественным потрясениям пери-од как основные добродетели и ценности, могут быть заклеймены как несостоятельные. Условием успешности осуществления власти является рациональное пользование эмоциями и оценками, заклю-ченными в словах так, чтобы в каждой данной ситуации нужная субъекту власти эмоция, подкрепленная автори-тетом языка, возымела силу. В этом смысле осуществле-ние речевого воздействия субъектом власти на социаль-ные группы производится не ради того, чтобы на основа-нии созданных властью описаний задать ценностные ори-ентиры общественному развитию, а для того, чтобы до-биться необходимых для себя решений и действий со 44 стороны социума. Таким образом, языковые механизмы власти позволяют изменять ценностные ориентиры обще-ства в соответствии с целями субъектов власти. Однако власть не может являться источником соци-альных ценностей, т.к., во-первых, по природе сама не обладает продуцирующей способностью. Власть стано-вится субъектом, приобретает субъективность тогда, ко-гда индивид или элемент общественной структуры берет на себя властные функции, оказываясь в привилегирован-ном положении в ситуации неравенства прав и средств принуждения. При этом данный элемент или индивид не становится властью, а наоборот, власть становится субъ-ектом и реализует себя через конкретного ее носителя. Власть лишь заимствует уже существующие ценностные системы, необходимые ей для достижения ее целей. Даже в рамках собственных функций воспроизводства и со-хранения определенной системы отношений, адаптации системы к изменяющимся условиям власть ограничена способностью только к мобилизации ресурсов для страте-гически важных для нее направлений. Власть реально способна действовать только в определении вектора на-правленности общественного развития, т.е. влиять на ценностные ориентиры общества. Она обладает механиз-мами внедрения выработанной системы ценностей в об-щество, но опирается она, прежде всего, на уже сущест-вующие в культуре и национальном менталитете системы ценностей, тем самым не являясь субъектом продуциро-вания ценностей. Она подстраивается под те ценности, в которых неявно нуждается общество, возможности вла-сти ограничены пределами ее функций. Она способна влиять, но не создавать. Власть, ориентированная на усиление и распро-странение самой себя, не способна предложить ста-бильные ценностные ориентиры, т.к. для этого она должна была бы иметь цель вне себя самой, что проти-воречило бы ее собственной природе.

Скачать электронную версию публикации