The truth redundancy theory.pdf Совокупность представлений, согласно которым не существует особого свойства истины, а предикат «ис-тинно» не играет существенной логической роли, сего-дня принято называть теорией избыточности истины (redundancy theory of truth), которая, в свою очередь, признается разновидностью дефляционной теории (deflationary theory). Согласно последней «истинность» не является подлинным предикатом утверждений, это лишь формально-логическое средство, не имеющее какого-либо реального содержания. Кроме того, с точ-ки зрения дефляционизма, не может быть дано никако-го метафизически исчерпывающего определения исти-ны, вроде того, что дается в корреспондентной, коге-рентной и других теориях.Готлоб Фреге в работе «Смысл и значение» (1892), видимо, первым указывает на некоторую избыточность истинностного предиката: « можно сказать: Та мысль, что 5 - простое число, истинно. Однако если присмотреться повнимательнее, то становится очевид-ным, что мы не сказали ничего сверх того, что уже ска-зано в простом предложении 5 - простое число» [1. С. 33]. Всякое повествовательное предложение, с точки зрения Фреге, содержит определенную мысль (Gedanke), под которой он понимает не субъективную деятельность мышления, а его объективное содержа-ние, способное быть достоянием многих. При этом мысль рассматривается как смысл предложения. Зна-чением же (денотатом) предложения является его ис-тинностное значение - истина или ложь. Согласно Фреге, отношение между мыслью и истинностным зна-чением не подобно отношению между субъектом и предикатом, ибо истинностное значение не может быть частью мысли, оно в буквальном смысле - предмет. Тем не менее в работе «Мысль: логическое исследова-ние» (1918) Фреге явно предицирует мысли свойство истинности: « мы не можем ни одной вещи при-писать какое-либо свойство, не признав одновременно истинной мысль о том, что данная вещь имеет данное свойство мысли, а именно свойство истинности» [2. C. 54]. Видна явная непоследовательность в рассужде-ниях Фреге. Если истинностное значение предложения не может быть частью мысли в силу его объективно-предметного статуса, то каким образом мысли может быть приписано свойство истинности? К тому же Фре-ге так до конца и не проясняет, в каком отношении на-ходятся друг к другу мысль и истинностное значение. Тем не менее, возвращаясь к идее избыточности ис-тинностного предиката, он без промедления акценти-рует внимание на том, что « предложение Я чув-ствую запах фиалок имеет то же содержание, что предложение Истинно, что я чувствую запах фиалок. Таким образом, кажется, что приписывание мысли свойства истинности ничего не прибавляет к самой мысли» [2. C. 54]. Однако Фреге тут же замечает: «Вместе с тем это не так: мы склонны говорить о неза-урядном успехе в ситуации, когда после долгих коле-баний и мучительных поисков исследователь наконец получает право утверждать: То, что я предполагал, истинно! Значение слова истинный, как уже отме-чалось, является в высшей степени своеобразным. Быть может, оно соответствует тому, что в обычном смысле никак не может быть названо свойством?» [2. C. 54]. Из этого пассажа, а также в силу представления о пред-метности истинностного значения, видно, что Фреге вряд ли счёл бы себя приверженцем концепции избы-точности истины. Но очевидно также его сомнение в том, что на поставленный им вопрос может быть дан однозначный ответ. По крайней мере, Фреге находит весьма вероятным, что «содержание слова истинный является в высшей степени своеобразным и не подда-ется определению» [2. C. 52]. Вряд ли такой вывод спо-собен приблизить нас к сколько-нибудь оправданному решению проблемы истины. А действительно ли она существует?С точки зрения Фрэнка Рамсея, « нет особой проблемы истины, но есть просто лингвистическая пу-таница» [3. C. 104]. В работе «Факты и пропозиции» (1927) он пишет: «Истина и ложь первично приписы-ваются пропозициям. Пропозиция, которой они припи-сываются, может быть либо дана эксплицитно, либо описана. Предположим прежде, что она дана экспли-цитно; тогда, очевидно, 'Истинно, что Цезарь был убит' означает не более чем, что Цезарь был убит, а 'Ложно, что Цезарь был убит' означает не более чем, что Цезарь не был убит. Они суть фразы, которые мы иногда используем для выразительности, или по сооб-ражениям стилистики, или с тем, чтобы указать пози-цию, занимаемую высказыванием в нашем доказатель-стве. Поэтому мы также можем сказать 'Факт в том, что он был убит' или 'То, что он был убит, противоре-чит факту'» [3. C. 104]. Первичным носителем истин-ности, согласно Рамсею, является пропозиция (proposition), понимаемая им, наряду с фактом, как объектив-ный фактор (objective factor). Природу этого фактора44он не раскрывает, но противопоставляет его менталь-ному фактору (mental factor), к которому могут быть отнесены ментальное состояние, или слова, или образы в сознании. Аналогией для такого объективного факто-ра, как пропозиция (или факт) вполне может послужить «Gedanke» Фреге, т.е. некоторое объективное содержа-ние мышления. Несмотря на то, что сам Рамсей не про-водит подобной аналогии, он ясно дает понять, что первичными носителями истинности должны высту-пать именно пропозиции (объективные факторы), а не составленные из слов предложения (ментальные фак-торы). Однако он, в отличие от Фреге, не приписывает пропозициям предметную характеристику истинности, считая, что «истинность и ложность - неразложимые признаки» [3. C. 104].Такой по преимуществу антиметафизический на-строй побуждает Рамсея (в приведенном выше отрыв-ке) говорить о предикатах «истинно» и «ложно» как о выразительных средствах, от которых, при желании, можно было бы избавиться. Но, как он сам же и заме-чает, подобная элиминация вызывает очевидную труд-ность для высказываний типа «То, что он говорит, ис-тинно». На схожее затруднение ранее указывал Фреге, когда приводил пример исследователя, утверждающего об истинности собственного предположения. Чтобы преодолеть возникающую трудность, Рамсей предлага-ет выражать подобные высказывания следующим обра-зом: «'Для всякого р, если он утверждает р, то р - ис-тинно', тогда мы видим: то, что пропозициональная функция р является истинной, есть то же самое, что и р» [3. C. 104-105]. Следовательно, выражение «Для всякого р, если он утверждает р, то р - истинно», дабы исключить предикат «истинно», может быть преобра-зовано в аналогичное ему выражение «Для всякого р, если он утверждает р, то р». Однако подобный пара-фраз вызывает еще больше трудностей.Прежде всего, пропозициональная функция р, буду-чи в общем случае определена как «функция, область значений которой состоит исключительно из истинно-стных значений» [4. C. 33], чтобы быть выполненной, уже должна предполагать в качестве одного из своих значений истину или ложь. Следовательно, элиминация истинностного предиката не решает проблему соотно-шения пропозиции (или «Gedanke» Фреге) и истинно-стного значения, так же как и вопрос о том, что делает наши высказывания истинными. Кроме того, Алонзо Чёрч, говоря о пропозициональной функции, замечает: «Идея пропозициональной функции как аналога число-вой функции математического анализа возникает у Фреге, но термин пропозициональная функция изна-чально принадлежит Расселу. Первоначальное упот-ребление этого термина у Рассела не вполне ясно» [4. C. 32]. Чёрч принимает семантические идеи Фреге, считая вполне оправданным стремление избежать смешения предложений самих по себе с содержанием предложений, «Gedanke», переводя его на английский язык термином «proposition», «который меньше, чем слово мысль , способен вводить в заблуж-дение» [4. C. 32]. Однако из работы Чёрча (равно как и из текста Рамсея) не совсем очевидна необходимость введения подобного термина, тем более что он факти-чески отождествляет денотаты (истинностные значе-ния) предложения и пропозиции. Предложение отлича-ется от пропозиции, по сути, лишь тем, что оно ее вы-ражает. Схожий скепсис в отношении оправданности использования термина «proposition» проявлял Альф-ред Тарский, когда, реализуя логический анализ истин-ностного предиката, считал «наиболее удобным приме-нять термин истинно к предложениям» [5. C. 92]. Основанием для такого предпочтения у Тарского слу-жит то, что значение термина «proposition» в силу мно-гочисленных споров философов и логиков никогда не будет достаточно ясным и определенным. Еще большее сомнение в целесообразности введения таких само-стоятельных абстрактных сущностей, как пропозиций (в качестве значений предложения) выражал Уиллард Куайн: «Как истинные или ложные лучше рассматри-вать не пропозиции, но случаи употребления предло-жений Стремление к внелингвистическим носи-телям истины привходит из-за недооценки того, что предикат истины как раз и имеет целью примирение упоминания лингвистических форм с интересом к объ-ективному миру» [6. C. 31].Указывая на очевидную трудность в связи с обоснова-нием введения р в качестве имени пропозиции в выраже-нии «Для всякого р, если он утверждает р, то р», тем не менее, допустимо предположить, что р может обозначать имя предложения. Но даже при такой интерпретации вхождения р следует внимательно присмотреться к струк-туре анализируемого выражения, из которого видно, что первое р занимает позицию имени. Тогда второе и третье р также должны занимать именную позицию. В против-ном случае мы имеем дело с грамматически неправильно построенным выражением. Чтобы оно стало верным, не-обходимо, по крайней мере, к именной позиции р в треть-ем вхождении вновь ввести предикат «истинно». В таком случае не совсем ясно, каким образом предложенный Рамсеем парафраз помогает нам избежать использования истинностного предиката?Учитывая эту неясность, Рамсей в другой своей ра-боте [7] предлагает рассматривать второе и третье вхо-ждения переменной р в качестве аналога местоимений, как в предложении «Если Петя любит Машу, то он хо-чет пригласить ее на свидание». Тогда второе и третье р могли бы рассматриваться как просентенции (prosen-tences), или пропредложения, используемые для анафо-рической отсылки к первой р, обозначающей некоторое предложение. Эта идея была впоследствии принята и развита в так называемой просентенциальной теории истины (prosentential theory of truth), видными предста-вителями которой являются Артур Приор [8], Кристо-фер Вильямс [9] и Дороти Гровер [10]. Согласно этой теории выражение «Для всякого р, если он утверждает р, то р» может быть переформулировано в выражение «Для всякого р, если он говорит тчто, то тчто», где р является именем некоторого предложения, а «тчто (tthat)» - соответствующая этому предложению про-сентенция. Например, кто-то говорит: «Томск - краси-вый город». На что другой человек ему отвечает: «Да, это так». Здесь ответ является простым выражением согласия с тем, что было высказано ранее, и, по сути, он эквивалентен утверждению «То, что он говорит, истинно». Следовательно, было бы ошибочным, со-гласно приверженцам просентенциальной теории ис-45тины, рассматривать данное утверждение с точки зре-ния его субъектно-предикатной структуры и принимать «истинно» за предикат, выражающий какое-то реаль-ное свойство. В этом случае мы могли бы, например, говорить об истине как разновидности синкатегорима-тического понятия, которое, в отличие от такого кате-гориматического понятия, как «человек», не имеет соб-ственного значения. «Истинно» само по себе ничего не обозначает, а становится частью осмысленного, значи-мого выражения благодаря присоединению к чему-либо еще. Так, например, синкатегорема «всякий» не имеет определенного сигнификата (содержания поня-тия), но в сочетании с понятием «человек» образует то, что выражает всех людей, человечество в целом. Точно так же, по замечанию Пола Вейнгартнера, «понятия 'истинный' и 'истина' относятся к синкатегорематиче-ским терминам, то есть к таким выражениям, которые не имеют своего собственного значения, а только с оп-ределенной последовательностью в тех или иных вы-ражениях» [11. C. 25-26]. Когда просентенциалисты настаивают на том, что истина не является подлинным свойством высказываний, по-видимому, здесь имеется в виду то, что истинностный предикат лишен какого-либо самостоятельного значения, т.е. является семан-тически пустым понятием, в отличие от, например, таких понятий, как «человек», «умный» и др.Схожей позиции ранее придерживался Питер Стро-сон [12]. Подобно Рамсею, он считал, что когда делает-ся заявление об истинности чего-либо, например того, что Цезарь был убит, то вряд ли здесь приходится го-ворить об истине как особом свойстве, приписываемом некоторому утверждению. Скорее, более правильным было бы говорить о том, что в данном случае имеет место одобрение или подтверждение ранее сделанного утверждения. Так, выражение «Это истинно» может быть заменено выражением «Я это поддерживаю». Ко-гда же говорится «Это неистинно», то тем самым вы-ражается несогласие, «Я это не одобряю». Таким обра-зом, истина несет в себе определенный перформатив-ный потенциал, выражаемый в чьих-либо согласиях, одобрениях или подтверждениях, однако сама по себе свойством не является. Тем не менее имеется доста-точно большое число случаев, когда истина использу-ется для образования неперформативных высказыва-ний, в которых «истинно» занимает вполне четко вы-раженную предикативную позицию, как в уже упомя-нутом выше утверждении «То, что он говорит, истин-но». Это вновь возвращает нас к поднятой Рамсеем (и развитой просентенциалистами) проблеме логического анализа структуры такого рода утверждений. Однако, учитывая важность подобного анализа, трудно изба-виться от мысли, что мы вынуждены говорить о чьих-либо утверждениях как об истинных или ложных. Кри-тикуя точку зрения «логической избыточности» исти-ны, как она представлена в перформативной концепции Стросона, Джон Остин иронично замечает: «Словами о том, что вы рогоносец, можно нанести оскорбление, но одновременно и сделать утверждение, которое истинно или ложно» [13. C. 190].Главный аргумент в пользу признания логической избыточности истинностного предиката состоит в на-глядной эквивалентности выражений «Истинно, что р»и «р». Между тем, если кто-то утверждает эту эквива-лентность, то он уже должен знать значение предложе-ния «р», или пропозицию, которую это предложение выражает. Необходимость этого, по-видимому, вполне осознавалась Рамсеем, когда он сводил проблему исти-ны к проблеме логического анализа высказывания и выявления условий, при которых оно является истин-ным. Рамсей пишет: «Вероятно, столь же непосредст-венно очевидно, что если мы анализируем суждение, то решаем проблему истины, ибо если рассматривать ментальный фактор (который часто и называют сужде-нием), его истинность или ложность зависит только от того, что представляет собой выраженная в суждении пропозиция, а то, что мы должны объяснить, - это смысл выражения, что суждение есть суждение о том, что а находится в отношении R к b, т.е. является ис-тинным, aRb, и ложным в противном случае» [3. C. 105]. Здесь Рамсей определяет условия истинности некоторого суждения, выражающего пропозицию, в качестве фиксации отношения между составляющими его элементами (a и b). Из этого следует, что способ-ность установить такого рода отношение напрямую зависит от знания того, что эти элементы означают. Последнее должно, по мысли Рамсея, составить смысл суждения как условия его истинности. То же самое применимо и к предложениям. Так, например, Альфред Айер пишет: «В каждом случае анализ предложения будет подтверждать наше предположение о том, что вопрос 'Что есть истина?' сводится к вопросу 'Что представляет собой анализ предложения р - истин-на?'. И ясно, что этот вопрос не ставит реальную про-блему, поскольку мы показали, что говорить, что р яв-ляется истинной, - это просто способ утверждения р» [14. С. 128]. Не вдаваясь в подробности демонстрации равнозначности утверждений «р истинно» и «р» (тем более, что Айер в данном случае во многом следует за Рамсеем), важно отметить, что понимание анализа предложения как выявления условий его истинности восходит к Фреге. «Когда мы называем предложение истинным, мы имеем в виду, собственно, его смысл. Отсюда следует, что та область, в которой применимо понятие истины - это смысл предложения» [2. C. 53]. Фреге отождествляет смысл предложения и мысль (или пропозицию), которую оно выражает. Значением же предложения является его истинностное значение (ис-тина или ложь). Во многом благодаря именно этой концепции Людвиг Витгенштейн впоследствии ввёл то, что сегодня принято называть таблично-истинностным способом описания логических связок и связываемых элементарных предложений. В «Логико-философском трактате» Витгенштейн явно связывает условия, при которых предложение является истинным, со смыслом этого предложения: «(4.063). чтобы можно было сказать, что р истинно (или ложно), я должен опре-делить, при каких обстоятельствах я называю р ис-тинным, и тем самым я определяю смысл предложе-ния» [15. C. 86]. В чём же трудность такого определе-ния смысла предложений?Трудность в том, что, как отмечает Майкл Даммит, проблематично придерживаться теории избыточности и вместе с тем утверждать, что благодаря анализу ут-верждений мы способны успешно решать вопрос об их46истинности. «Но для того, чтобы кто-нибудь извлек из объяснения, что Р является истинным в таких-то и та-ких-то условиях понимание смысла Р, он должен уже знать, что значит сказать о Р, что оно истинно. Если ему скажут, что единственным объяснением является следующее: сказать, что Р является истинным, есть то же самое, что утверждать Р, поэтому для того, чтобы понять, что имеется в виду, когда говорится, что Р яв-ляется истинным, он должен уже знать смысл утвер-ждения Р, то есть именно то, что предполагалось ему объяснить» [16. C. 198]. Даммит делает вывод о том, что теория избыточности истины несовместима с ана-лизом смысла предложения в терминах условий истин-ности. Более того, подобный анализ не способен объ-яснить смысл предложения, поскольку чтобы опреде-лить условия истинности предложения, мы уже долж-ны знать его смысл. Получается порочный круг. Это существенное замечание Даммита приводит к тому, что таблично-истинностное объяснение слов «истинный» и «ложный» может оказаться довольно неудовлетвори-тельным. Поэтому « мы должны оставить при-вычную нам идею, что понятия истины и лжи играют существенную роль в любом истолковании смысла ут-верждений в целом или же смысла конкретного утвер-ждения» [16. C. 198]. Даммит сравнивает истину иложь с победой и проигрышем в игре. Описывать игру исключительно по ее результату - означает упускать существенный момент, состоящий в том, что игра за-теивается ради победы. Точно так же утверждения де-лаются для того, чтобы стать истинными. В этом слу-чае, развивая аналогию с игрой, мы также оказываемся в ситуации, когда «играть» и «играть, чтобы победить» являются эквивалентными. Следовательно, «победа» («выигрыш») может показаться избыточным понятием. Однако, как и в случае с истиной, это не означает, что мы не имеем понятия о том, что такое выигрыш.Приверженцы теории избыточности истины правы в том, что делать утверждение и приписывать ему истин-ность является одним и тем же. Но из этого неправомерно заключать, что «истинно» является логически избыточ-ным понятием. Истина является центральным понятием в логике хотя бы потому, что именно из истинных посылок, в соответствии с дедуктивными законами, выводятся ис-тинные заключения. Конечно, можно было бы сомне-ваться в оправданности процедуры логического вывода и, как следствие, в оправданности использования истинно-стного предиката. Тем не менее, для того чтобы дальней-шее обсуждение вообще имело какой-либо смысл, необ-ходимо признать, что, делая утверждение, так или иначе мы стремимся констатировать его истинность.

Скачать электронную версию публикации