Interaction of souls in Tyutchev's love lyrics of 1850-1860.pdf В творчестве Ф.И. Тютчева мирообраз души, обна-мнению исследователя, Тютчев обращается к созданиюруживая связь с мифологическими, философскими и«…типичных для этого времени «мифов о душе и люб-религиозными представлениями, определяет характерви», которые возникают в стихотворениях: «Пошли,взаимодействия лирического субъекта с людьми и сГосподь свою отраду…», «На Неве», «День вечереет,мирозданием. Одной из особенностей воплощения это-ночь близка…», «Ты волна моя морская…», «Сияетго образа является мотив неустойчивости, внутреннегосолнце, воды блещут…», «Последняя любовь», «Пламяраздвоения, нашедший воплощение в модели «двойно-рдеет, пламя пышет…», «Она сидела на полу» и др. [3.го бытия» (стихотворение «О, вещая душа моя…»). ПоС. 93]. В любовной лирике этого периода, по мнениюмнению Д.Н. Благого, для лирического героя поэта ха-многих исследователей, появляется общность тематикирактерно «страшное раздвоение» , следы которогои адресата, что позволяет говорить о циклообразующемносят многие его (Тютчева. - А.К.) произведения» [1.начале стихотворений, связываемых с именем Е.А. Де-С. 36]. Н.Я. Берковский отмечает, что стихотворениенисьевой, представляющих собой своеобразный «ро-«Silentium!» - это «…жалоба по поводу той замкнуто-ман в стихах». Еще Г.А. Гуковский высказал мысль ости и безысходности, в которой пребывает наша душатом, что произведения любовной лирики Тютчева пя- личность человеческая не осуществляет себятидесятых-шестидесятых годов тяготеют «к объедине-сполна и обречена на внутреннюю жизнь, которая ни-нию лирического цикла в своего рода роман, близкокогда не станет внешней» [2. С. 25].подходящий по манере, смыслу, характерам, «сюжету»«Пограничное» («на пороге») состояние души в ху-к прозаическому роману той же эпохи» [4. С. 52]. Хотядожественном мире Тютчева отмечается многими ис-практически с самого начала появления термина «де-следователями. Душа, принадлежащая высшему миру,нисьевский цикл» возникает вопрос о целесообразно-устремлена к идеалу, постоянно ищет путь к обрете-сти его выделения как особого рода целостности1. Це-нию гармоничного существования. Как следствие, воз-лью данной работы не является рассмотрение пробле-никают различные, зачастую резко контрастирующиемы выделения «денисьевского цикла» и определениямодели душевного бытия: принципиальная закрытостьего границ. Очевидным представляется тот факт, что ввнутреннего мира («Silentium!») и смешение души слирике Тютчева 1850-1860 гг. задаются новые пер-«миром дремлющим» («Тени сизые смесились…»);спективы осмысления сущности души. Образ возлюб-устремленность к небесам («Душа хотела б быть звез-ленной изменяет ракурс авторского мировидения: про-дой…») и погружение на дно морское («Ты волна мояисходит переход от погружения в глубины собственно-морская…»); стремление души к христианским перво-го «Я» к попыткам постижения души другого человека,основам, готовность «…к ногам Христа навек приль-и, таким образом, создается возможность диалога душ.нуть» («О вещая душа моя!..») и желание приобщитьсяВ данной работе будет рассмотрено воплощение обра-к хаосу («О чем ты воешь, ветр ночной…»). Одним иззов «живой» и «мертвенной» души в аспекте мотивавариантов постижения душевной сущности в ее проти-душевного взаимодействия на материале произведенийвоположных проявлениях становится оппозиция «жи-любовной лирики 1850-1860 гг.: «О, не тревожь менявой» и «мертвенной» души, наиболее проявленная вукорой справедливой…» (1851 г.), «Сегодня, друг, пят-процессе взаимодействия героев любовной лирики.надцать лет минуло…» (15 июля 1865 г.), «Есть и вОбозначение состояния внутреннего мира с помо-моем страдальческом застое…» (март 1865 г.).щью категорий «живой» и «мертвой» души являлосьСтихотворение «О, не тревожь меня укорой спра-актуальным на протяжении всего XIX в., когда осуще-ведливой…» (1851 г.) [5. С. 155] одним из первых вос-ствляются многочисленные попытки творческого ос-создает ситуацию душевного взаимодействия лириче-мысления феноменов жизни и смерти (одним из при-ского героя и его возлюбленной. Лирическое событиемеров, несомненно, являются «Мертвые души»раскрывает ряд оппозиций: противопоставляются «жи-Н.В. Гоголя). В лирике Тютчева наиболее полное во-вая душа» и «безжизненный кумир», «жалкий чародей»площение этот мотив получает в 1850-1860 гг. Именнои «волшебный мир», безверие лирического героя1850 г., знаковый для поэта, когда произошло его(«…без веры я стою…») и вера возлюбленной, к кото-сближение с Е.А. Денисьевой, обозначается в исследо-рой апеллирует просьба: «поверь». Чувства лирическо-вательской традиции как начало принципиально новогого героя и его возлюбленной также противоположны: спериода в творчестве Тютчева. В частности, Б.М. Ко-ее стороны - искренняя и пламенная любовь, с его же -зырев характеризует эту дату как переломную для по-зависть и «ревнивая досада». Возникающий в этомэта, когда «мистика языческого пантеизма» сменяетсяконтексте мотив ревности, как состояния особого эмо-обращением к христианской традиции, тогда же, поционально-психологического накала, может быть ос-11мыслен в разных аспектах. В.И. Даль приводит не-сколько значений этого слова, среди них: «ревность» как «зависть, досада на больший успех другого» и как «слепая и страстная недоверчивость, мучительное со-мнение в чьей-либо любви и верности» [6. С. 88]. Та-ким образом, чувство ревности в стихотворении может пониматься двояко: с одной стороны, это ревность как неотъемлемая составляющая любовного чувства, с дру-гой - зависть к героине, наделенной удивительной спо-собностью любить, которая чужда лирическому ге-рою2. Наиболее отчетливо различие лирического героя и его возлюбленной проявлено в образах «безжизнен-ного кумира» и «живой души». На первый взгляд, со-четание «живая душа» может восприниматься как тав-тологическое: душа в различных мифологических и религиозных системах представляется бессмертной сущностью. На ранних стадиях развития религии про-исходит объединение понятий души и жизни: А.Ф. Ло-сев приводит цитаты из Гомера, свидетельствующие об этом тождестве [7. С. 572]. В стихотворении «О, не тревожь меня укорой справедливой…» эпитет «живая» по отношению к душе возможно интерпретировать как актуализацию «живой» сущности души возлюбленной по сравнению с «безжизненностью» лирического героя. Само же словосочетание «живая душа», скорее всего, может быть возведено к ветхозаветной истории сотво-рения мира и человека: «И создал Господь Бог челове-ка из праха земного, и вдунул в лице его дыхание жиз-ни, и стал человек душею живою» (Быт. II, 7). В ху-дожественном мире Тютчева имеются и другие приме-ры, когда появление мотива «живой» души сопровож-дается аллюзиями на сотворение мира в Священном Писании3.К творению мира приравнивается зарождение лю-бовного чувства в стихотворении «Сей день, я помню, для меня…» [5. С. 68], в котором любовное признание сопровождается созданием «нового мира». Это стихо-творение написано значительно раньше - в 1830 г., од-нако некоторые мотивы, возникающие при описании любовного чувства, роднят его со стихотворением «О, не тревожь меня укорой справедливой…». Так посте-пенное нарастание чувства ассоциативно связывается с мотивом разгорающейся зари: «Алели щеки, как заря, / Все ярче рдея и горя…» (ср.: мотив «пламенной люб-ви»). Любовное признание вводится через сопоставле-ние с солнечным циклом: день, когда оно осуществи-лось, соотносится с «утром жизненного дня», а сами слова любви метафорически сравниваются с солнцем, встающим над миром и освещающим его («…как солн-це молодое, / Любви признанье золотое / Исторглось из груди ея… / И новый мир увидел я!..»). Таким образом, лирический герой, которому адресовано признание, становится свидетелем рождения нового мира. Моти-вы, возникающие в этом стихотворении, близки древ-ней космогонической традиции, в которой «материаль-ным составом» творимых объектов чаще всего служат либо части тела, слово и т.д. любого из творцов , либо элементы, смешанные в хаосе» [8. С. 8]. В стихо-творении Тютчева сотворение мира через слово соот-носится с любовным признанием, в результате чего возникает «новый мир». Здесь же находит воплощение «…практически универсальный мотив возникновения12мира из первозданных вод» [8. С. 8]: «Вздымалась грудь ее волною…». Созданный мир связан с ощуще-нием молодости и новизны («утро жизненного дня», «солнце молодое», «новый мир»), все это перекликает-ся с молодостью и красотой возлюбленной и началом любви героев стихотворения. Акт творения нового ми-ра не случайно сопровождает любовное чувство: в ми-фологической традиции сотворение мира происходит в результате слияния мужского и женского начал, любви двух божеств, итогом которой становится творение мироздания. В стихотворении «новый мир» возникает в результате соединения влюбленных. Однако главная роль в процессе миротворения отводится героине, при-знание которой и открывает «новый мир».В стихотворении «О, не тревожь меня укорой спра-ведливой…» лирический герой присваивает себе право создания «волшебного мира», но, в то же время, он парадоксальным образом не соответствует своему тво-рению: «И, жалкий чародей, перед волшебным миром, // Мной созданным самим, без веры я стою…». Показа-тельна номинация субъекта лирического высказыва-ния: «жалкий чародей», «безжизненный кумир». Про-цесс одухотворения созданного мира и наделения его волшебными свойствами соотносим с активной пози-цией возлюбленной. В данном случае возникает тют-чевская вариация романтического образа «храма ду-ши»: «И самого себя, краснея, сознаю / Живой души твоей безжизненным кумиром». Стяжение в пределах финального стиха мотивов жизни и безжизненности усиливает драматизм любовной самоотдачи героини.Одной из значимых характеристик возлюбленной в этом стихотворении является уподобление ее любви пламени: «Ты любишь искренно и пламенно…». Причем в контекстуальном плане огненная семантика проникает даже в слова, которые изначально с нею не связаны: «Ты любишь искренно и пламенно…» - в слове «искренно» в сочетании с «пламенно» выявляется скрытая «искра». Мотив пламени свидетельствует об особой силе любви, присущей возлюбленной: в лирике Тютчева любовь, соотнесенная с огнем, обозначает самую высокую сте-пень проявления чувства (ср.: стихотворение «Пламя рдеет, пламя пышет…», в котором любовь достигает своего кульминационного состояния). В стихотворении возникает мотив жертвенности возлюбленной, которая отдает, жертвует «безжизненному кумиру» частицу се-бя. В последних стихах герой отчасти приобщается к огненной стихии: на это указывает красный цвет как знак «внутренней воспламененности» («И самого себя, краснея, сознаю…»). Все это свидетельствует о начале изменений, появлении новых чувств, отличных от завис-ти и «ревнивой досады» - чувстве стыда, связанном с осознанием собственного «жалкого состояния», не соот-ветствующего величию женской любви. Динамика ли-рического переживания демонстрирует постепенное «оживление» лирического героя в результате взаимо-действия с «живой душой» возлюбленной: изначальное стремление к спокойствию («О, не тревожь меня…») сменяется внутренним переживанием ситуации, а «без-жизненность» преодолевается за счет приобщения к ценностному миру героини, которая, сама являясь обла-дательницей «живой души», оказывает живительное воздействие на душу лирического героя.Еще более явственно мотив животворящей силы любви проявлен в стихотворении «Сегодня, друг, пятнадцать лет минуло…» (15 июля 1865 г.) [5. С. 203], относящемся к кругу произведений, посвященных па-мяти Е.А. Денисьевой. Мотив «переливания души» в стихотворении («Как душу всю свою она вдохнула, / Как всю себя перелила в меня…») соотносим с древ-ними представлениями о душевной природе, в которых она уподобляется воде. Р. Онианс на основе анализа особенностей словоупотребления в произведениях ан-тичных авторов восстанавливает эти представления. По его мнению, греческое слово «эон», выступающее в древних текстах синонимом к «псюхе» (душе), связано с представлениями о жидкости, находящейся внутри че-ловека и дающей ему жизнь, истечение которой из тела приводит к смерти. Также он отмечает, что «близкими родственниками «эон» окажутся готское «saiws» - «со-суд с водой», английское «soul» - «душа», санскритское «ayu'h» - «живой», «подвижный», «a'yuh» - «жизнен-ный элемент», «жизнь», «век» [9. С. 212].В лирике Тютчева прослеживается динамика моти-ва льющейся души: в стихотворении «К Н.» (1824 г.) взор возлюбленной воспринимается как «…жизни ключ в душевной глубине», а в 1860-е гг. мотив обре-тает более масштабное воплощение: возлюбленная пе-реливает в лирического героя «всю себя». А способ-ность «вдыхать душу» позволяет в функциональном плане соотнести ее с Творцом, который вдыхает душу в человека в начале Книги Бытия, цитированном ранее. Воспоминание лирического героя конкретизирует пе-реживание прошлого и концентрируется на одном «блаженно-роковом» дне (ср.: сходное упоминание дня в стихотворении «Сей день, я помню, для меня…»), что, учитывая соотнесение возлюбленной с Творцом, символизирует метафорическое возвращение к шесто-му дню творения мира, когда был создан человек.Прошлое, воскрешенное посредством воспоминания, составляет контрастную противоположность настоящему, в результате чего усиливается трагическое напряжение стихотворения. С утратой возлюбленной мир, который благодаря ей был наполнен жизнью, опустошается. Лири-ческий герой утрачивает связь с мирозданием и ощущает ничем не преодолимое одиночество. Такое состояние, вызванное утратой возлюбленной, связано с общероман-тической концепцией любви, в которой, по выражению Ю.В. Манна, «…гибель возлюбленной, измена или от-вергнутая любовь означают распадение ...связи времен [10. С. 129]. В данном случае мы имеем дело с подобной ситуацией: лирический герой, утративший возлюблен-ную, ощущает оторванность, отчуждение от мира. Оди-ночество лирического героя, отсутствие попыток взаимо-действия с окружающим миром («И вот уж год, без жа-лоб, без упреку, утратив все…») и максимальное сужение пространства (до гроба) порождают ощущение своеоб-разной смерти при жизни, которая становится единствен-ным возможным вариантом существования после смерти возлюбленной.Своеобразный вариант преодоления такого состоя-ния, охватывающего лирического героя после смерти возлюбленной, возникает и в стихотворении «Есть и в моем страдальческом застое…» (март 1865 г.) [5. С. 201]. Начальные строки вводят мотив «страдальче-ского застоя» и внутренней душевной замкнутости ли-рического героя: «Слезам и умиленью нет доступа, все пусто и темно…». Смерть возлюбленной нарушает гармоничное существование мира, происходит смеше-ние пространственных и временных границ: «Минув-шее не веет легкой тенью / А под землей, как труп, ле-жит оно…». Такое восприятие прошлого представляет-ся значимым в контексте данного стихотворения: ми-нувшее умирает, и со смертью обретает несвойствен-ную ему телесность и тяжеловесность. Минувшее, ле-жащее, «как труп» (знак отсутствия души), под землей и противопоставленное «легкой тени», символизирует окончательную смерть, абсолютную статичность и ут-рату способности к идеализации прошлого. Воссозда-ние образа героини посредством воспоминания не представляется возможным и всеобщая смерть и опус-тошенность в сознании лирического «я» возводится в абсолют («Вдруг все замрет…»). Настоящее же («дей-ствительность ясная») лишено всяческой памяти о воз-любленной, и после ее смерти утрачивает смысл. Ли-рический герой чувствует свою отчужденность от бес-страстного мира («и я один с моей тупой тоскою»), он фактически выпадает за рамки обычного бытия: «Раз-битый челн, заброшенный волною, / На безымянном диком берегу…». Образ челна, плывущего по волнам, в романтической традиции обозначает движение жизни, в противоположность этому «разбитый челн» символи-зирует разрушенную жизнь, утратившую смысл. Про-странство «безымянного дикого берега» определяет хаотическую природу того состояния, в котором нахо-дится лирический герой: мир для него лишается упоря-доченности, теряет внутреннюю целостность и погру-жается в хаос.Однако «мертвенность» героя не является абсолют-ной: обращают на себя внимание многочисленные про-тиворечия, указывающие на неоднозначность его внут-реннего состояния. В противовес кажущейся невозмож-ности выразить свои страдания в творчестве («Не вы-скажет, не выдержит мой стих…») высказывание все-таки осуществляется (актуализируется романтический сюжет выражения невыразимого). Несмотря на состоя-ние «страдальческого застоя», субъективное восприятие времени акцентирует «болевые точки» жизненной хро-нологии - «часы и дни»: «Есть и в моем страдальческом застое / Часы и дни ужаснее других…» (курсив мой. -А.К.). Герой говорит о невозможности «сознать себя» и тут же осуществляется рефлексия: «Хочу сознать себя и не могу - / Разбитый челн, заброшенный волною, / На безымянном диком берегу». Мотив «осознания себя» в рассматриваемых стихотворениях связан с началом внутренних изменений, пробуждения души. Следуя этой логике, последние три строфы знаменуют душевное преображение героя, они представляют собой молитву, которая все же появляется, несмотря на утверждение «…слезам и умиленью нет доступа». Э.М. Афанасьева определяет ее как молитву особого типа - «молитву о страдании» [11. С. 187].Возникает удивительная, на первый взгляд, ситуация: герой не просит Бога о прекращении своих мучений, а наоборот - молит ниспослать ему их, поскольку только так он может преодолеть «страдальческий застой» (ср.: «О Господи, дай жгучего страданья…») и рассеять «мерт-13венность души» через «живую муку» (курсив мой. -вая свою ничтожность перед величием женской любви.А.К.). Утрата возлюбленной служит отправной точкой дляВозлюбленная в лирике Тютчева исключительна ужепоявления религиозного чувства. Герой вновь стремитсяпотому, что исключителен ее внутренний мир. Поэто-приобщиться к ценностным установкам героини, котораяму она наделяется удивительной способностью воз-обладала даром «страдать, молиться, верить и любить».вращать к жизни лирического героя, который предстаетПоэтому любовь побуждает к молитве о страдании. Пер-то в образе «безжизненного кумира», а то и вовсе ока-воначальная безжизненность лирического героя преодо-зывается в роли «недосотворенного» человека, в кото-левается обращением к молитвенному слову, а смертьрого необходимо вдохнуть душу. Со смертью возлюб-героини переосмысляется в границах вечности в ситуацииленной утрачивается источник жизни лирического ге-размышлений о бессмертной душе и воссоздания образароя, он оказывается в состоянии безысходного одино-возлюбленной в памяти.чества, связанного с мотивами «страдальческого за-Образы «живой» и «мертвенной» души в любовнойстоя» и «мертвенности души». Отправной точкой влирике Тютчева воплощаются в нескольких аспектах,процессе преодоления этого состояния оказываетсясвязанных с мотивом взаимодействия душ лирическогообращение к Богу с просьбой о ниспослании молитвы.героя и его возлюбленной. История их взаимоотноше-В исследуемых стихотворениях прослеживается свое-ний представлена не только как факт внешней жизниобразная эволюция образов божества: «безжизненный(романа в стихах), но и сквозь призму душевного пе-кумир» - возлюбленная, вдыхающая душу, в роли за-реживания, «диалога душ», в котором исключительнаяместителя Творца - и, наконец, Господь, к которомуроль принадлежит осознанию цельности и красотыобращена молитва. В последнем случае молитва Гос-внутреннего мира возлюбленной. В поздней лирикеподу, обращение к истинным христианским ценностямТютчева воплощаются два варианта взаимодействиязнаменует внутреннее преображение лирического ге-душ героев. Это - ситуация межличностного диалогароя. Процесс преодоления «безжизненности» в этомвлюбленных при жизни и обращение лирического ге-случае осуществляется без активного вмешательствароя к памяти о возлюбленной после ее смерти. В пер-возлюбленной, лирический герой сам совершает воле-вом случае в процессе взаимодействия «живой души» ивое усилие для преодоления «страдальческого застоя».«безжизненного кумира» лирический герой занимаетЭто становится возможным в результате произнесенияпозицию пассивного наблюдателя, который испытыва-«молитвы о страдании», которая вводит в художест-ет «ревнивую досаду» перед искренней и пламеннойвенный мир поэта мотив мученичества и позволяетлюбовью героини. Стихотворение «О, не тревожь менялирическому герою преобразить свою душу посредст-укорой справедливой…» строится на оппозициях, ко-вом приобщения к духовным ценностям возлюбленной,торые лишь отчасти преодолеваются в финале, когдаоснову которых составляет особенная способностьлирический герой испытывает чувство стыда, осозна-«страдать, молиться, верить и любить».ПРИМЕЧАНИЯ

Скачать электронную версию публикации