Features of gender attitudes of German ruling elite at the turn of the Early New Time.pdf Целью данной публикации является анализ места ироли женщины-правительницы в социополитическомпространстве Германской империи в начале раннегоНового времени. В рассмотрении поставленной про-блемы мы опирались в первую очередь на данные,представленные крупными специалистами по гендер-ной истории в ряде коллективных монографий, посвя-щенных как гендерной проблематике в целом, так испециально истории женских элит: «Немецкие женщи-ны в раннее Новое время: поэтессы, художницы, меце-натки» (2000), «Династия и обеспечение господства враннее Новое время: род и пол» (2002), «Княгиня икнязь. Семейные связи и возможности высокорожден-ных женщин в Средневековье» (2004), «Женщина вЕвропе. Миф и реальность» (2005).Спектр тем, затрагиваемых исследователями жен-ской элиты, достаточно широк. М. Виснер [1] рассмат-ривает литературно-публицистическую деятельностьгерцогини Елизаветы Брауншвейг-Люнебургской(1510-1558). Х. Вундер [2] обращается к положениюженщины в рамках института династии в немецкихтерриториальных государствах раннего Нового време-ни. Дж. Беплер [3] анализирует дискурсы популярногов эпоху XVI-XVII вв. в княжеской среде Империижанра - женских похоронных книг, содержащих, помнению ученой, идеализированные модели бытованиязнатных женщин. К. Нольте, исходя из перспектив по-вседневной истории и истории семьи, исследует отно-шение правящей элиты к собственной телесности, рольздоровья правителя в политической жизни, семейноенасилие, рождение детей. К. Вальш обращается к обя-занностям репрезентации и политической ответствен-ности княгинь. П. Пуппель на примере борьбы междуовдовевшей ландграфиней Анной Гессенской (1435-1525) и территориальным рыцарством анализируетспецифику материнского регентства в раннее Новоевремя [4-7]. Б. Бастл [8, 9] изучает место знатной жен-щины на разных жизненных этапах в рамках аристо-кратической familia. Л.М. Колдау [10] делает характе-ристику культурной жизни при дворах женщин из домаГабсбургов. Помимо собственно гендерных исследова-ний, были использованы также монографии немецкихисториков Р. ф. Дюльмена и Т. Рана. Дюльмен в разде-ле «Свадьба и супружество» своего трехтомного труда«Культура и повседневная жизнь в раннее Новое вре-мя» (2-е изд., 2005) [11] изучает составляющие процес-са вступления в брак и социальную роль супружества.В книге рассматривается история разных социальныхслоев, однако в ряде случаев автор отдельно останав-ливается на ситуации в среде элиты. Т. Ран в моногра-фии о придворных свадьбах в Южной Германии [12]обращается к образам и дискурсам свадебного празд-ника в общей системе придворного церемониальногокомплекса.Используемые немецкими учеными историческиеисточники - в первую очередь письма благородныхженщин и придворная публицистика раннего Новоговремени (посвященные княгиням похоронные книги,тексты-описания свадеб) - выступают как способы вы-ражения дворянского самосознания, формы династиче-ской мемории, обращения к будущим поколениям [3.С. 135-137; 8. С. 51; 12. С. 46; 13. С. 526 и др.]. Приме-няемые исследователями подходы позволяют увидетьзатрагиваемые сюжеты в ракурсе глобально-исторических процессов рубежа раннего Нового вре-мени. Так, Б. Бастл, построившая свой анализ на мате-риалах, касающихся австрийского дворянства, вместе стем выделяет общие особенности менталитета евро-пейской знати этой эпохи; Г. Нольте удается посредст-вом обращения к отдельной династии выйти на обще-имперские закономерности [8. С. 73-74; 9. С. 321]. Ис-торики рассматривают процесс заключения брака исемейную сферу в контексте общего секуляризирую-щего процесса модернизации, цивилизационныхтрансформаций раннего Нового времени [8. С. 72; 11.С. 158]. В привлеченных нами публикациях роль жен-щины из среды немецкой правящей элиты определяет-ся или в масштабе раннего Нового времени в целомили его первой половины до XVII в. включительно.Исходя из общих проблем исследования, мы по воз-можности сконцентрируемся на первой половинеXVI в. - эпохе накануне Реформации и первых годах еепротекания, до начала широкого процесса конфессио-нализации в лютеранских и католических странах по-стреформационной Империи. Наша задача состоит ввыявлении специфики данного периода истории жен-ской княжеской элиты и гендерных отношений в средевысшей знати Германии.Обращаясь к непосредственному присутствию не-мецких женщин-правительниц в политической области(Offentlichkeit), следует начать с вопроса об их отноше-нии к власти. Как отмечает один из авторов современ-ного учебника по раннему Новому времени Д. Фрайст,выборный характер верховной власти в Германии ис-ключал женщин из числа наследников имперской ко-роны. В немецких территориальных княжествах дочерии вообще родственницы правителей также выпадали излинии преемственности династии [14. С. 196]. В то жевремя правительница занимала в политическом про-странстве определенную нишу. Вместе со своим супру-гом княгиня принимала участие в целом ряде придвор-ных церемоний, на которых правящая супружескаяпара символически выступала как отец и мать своегонарода [2. С. 21-22]. Женщины могли получить и пер-сональную власть - в частности на время отъезда илиболезни правителя [5. С. 265; 6. С. 250].Следует упомянуть такую сферу деятельности не-мецких правительниц, как придворная практика.Л.М. Колдау на примере дома Габсбургов показываетженские возможности в этой области. Так, дочь Кар-ла V Мария Испанская (1528-1603) в 1548 г. организо-вала собственный двор в Вене. Другие случаи активнойпридворной деятельности женщин этого периода свя-заны с именами Маргариты (1480-1530) и Марии Ав-стрийских (1505-1558), которые будучи наместницамиимператора (штатгальтерами) в Нидерландах, царили всозданном там дворе [10. С. 116, 120]. Возможности кня-гинь, не принадлежащих непосредственно к император-скому семейству, в отношении создания своих дворовбыли более ограничены. Г. Нольте в результате анализаистории Бранденбурга выяснила, что маркграфини Ан-сбахские имели свиты, но не двор. В то же время онаподчеркивает, что «женские комнаты» с организуемымив них беседами, играми и танцами на протяжении значи-тельной части дня образовывали «общественный центр»общего княжеского двора [9. С. 322].Наиболее серьезную роль в политической сфереженщина-правительница приобретала по достижениюжизненной стадии вдовства. После смерти мужа жен-щина из среды высшей немецкой аристократии нередкополучала возможность принимать непосредственноеучастие в осуществлении власти в качестве правитель-ницы или регентши. Причем, по мнению К. Вальш,выступая как носительница «мужских добродетелей»,она могла вполне позитивно восприниматься ее совре-менниками. Ярким примером выполнения княгинейроли «государственного мужчины» является испол-нявшая с 1530 по 1555 г. обязанности штатгальтерасестра Карла V Мария Австрийская. Мария овдовеладостаточно молодой и приняла решение, несмотря намногочисленные предложения, не выходить снова за-муж. Потеряв мужа в двадцать один год, она пробылавдовой более тридцати лет [5. С. 276]. Успех государ-ственной деятельности этой правительницы в Нидер-ландах оказался ограниченным вследствие проблем,вызванных реформационным движением; однако ееопыт демонстрирует яркий пример политическогопрагматизма. Испытывая ярко выраженный интерес кРеформации и гуманизму (особенно Эразму), Мариявыстраивала свою деятельность в религиозной сфере,исходя в первую очередь из семейных династическихинтересов [5. С. 267, 277].Среди территориальных правительниц в этой связивнимание исследователей привлекает фигура Елизаве-ты Брауншвейг-Люнебургской (рег. 1540-1546). Елиза-вета не только способствовала началу Реформации вкняжестве своего мужа при его жизни, но и во вдовствепроизвела коренное преобразование церковной сферы[1; 15; 16. С. 10]. Сохранилась рукопись Елизаветы осамостоятельной жизни во вдовстве; она также просла-вилась как автор наставлений для своих сына и дочери[17. С. 956-957]. М. Виснер на примере биографииЕлизаветы Брауншвейгской также приходит к выводу ороли женского регентства в общем усилении властитерриториальных правителей [1. С. 47-48]. Другая зна-менитая княгиня начала раннего Нового времени -мать лидера реформационного движения ландграфаФилиппа Мужественного Анна Гессенская (рег. 1514-1525). Анне пришлось столкнуться с длительным про-тивостоянием земельного рыцарства ее праву на ре-гентство. В фигуре княгини воплотились общие зако-номерности государственного развития Гессена - усиле-ние верховной княжеской власти и попытки местногодворянства противодействовать этому. В итоге благода-ря как деятельности самой ландграфини и ее ближайше-го окружения, так и поддержке, оказанной ей со стороныимператора, тенденция к централизации, упрочениюдинастии восторжествовала [6. С. 249-250, 256].Практика материнского регентства была достаточношироко распространена в рассматриваемую эпоху. Осо-бенно это касалось небольших по размеру государств.Как пишет Х. Вундер, опека вдовы над наследникомпрестола выступала как надежное средство сохранениядинастического континуитета после смерти правителя.Пожилые князья в случае смерти их жен стремилисьбыстрее подыскать себе новую, молодую супругу длябудущего исполнения последней обязанностей опеки вслучае несовершеннолетия наследника. Возможностьрегентства предопределяла дававшееся принцессам дос-таточно высокое образование [2. С. 9, 25].Впрочем, политическая роль княгини-вдовы не ог-раничивалась практикой регентства. Даже не получиввозможности непосредственного осуществления властипри малолетнем сыне, вдова, особенно пожилая, имеладостаточно широкие прерогативы, выполняя символи-ческие функции. Б. Бастл, например, показывает, чтоодеяние овдовевшей княгини в раннее Новое времябыло связано с целями репрезентации. По мнению ис-торика, на физическое тело вдовы проецировались по-литические и религиозные символы, одежда станови-лась важным социальным индикатором (причем ис-пользовавшимся не только наглядно, но и в языковойформе - в текстах источников). Использовавшиеся приэтом черная и белая краски (лишенные цвета) служилизнаками целомудрия и благочестия [8. С. 66-71]. Нетолько одежда, но и весь уклад жизни княгини послесмерти супруга выступал как выражение набожности ипреданности Богу. Не случайно образ вдовы нередкоассоциировался с женщиной-вираго, лишенной при-знаков своего пола [3. С. 139-140; 8. С. 69]. Пожилаякнягиня могла выступить в роли «матери отечества»,воплощая в своей фигуре идею единства и преемствен-ности династии [2. С. 26; 5. С. 266; 6. С. 262]. Как ужебыло отмечено выше, посвященные вдовам похорон-ные книги представляли собой одну из форм хранениядинастической памяти [3. С. 135-137].Таким образом, немецкая правительница могла статьорганизатором собственного двора или, по крайней ме-ре, свиты; ее окружение в определенной мере задавалотон в придворной жизни. Княгиня играла важную рольпри своем супруге-правителе, символизируя вместе сним династию и господство. Особенно важной станови-лась политическая роль правительницы во вдовстве. Вслучае малолетства наследника его мать могла статьрегентшей и даже имела возможности проведения само-стоятельной политики. Но и в случае прихода к властисына, овдовевшая княгиня выполняла целый ряд симво-лических и репрезентативных функций. Выступая в ро-ли «матери отечества», вдова воплощала в своей фигуреидеи преемственности власти правящего дома. Посвя-щенные княгиням похоронные книги служили целямформирования династической памяти.В отличие от других социальных групп для высшейзнати раннего Нового времени официальная и семейнаясферы бытования были тесно связаны друг с другом. Вкачестве характерной формы существования аристо-кратии в Империи в целом и в отдельных княжескихгосударствах Германии раннего Нового времени в ча-стности выступала династия. Сами эти государстваопределяются именно как династические [2. С. 14].Б. Бастл показывает, что понятия династии, благород-ного дома, аристократической familia в раннее Новоевремя включали в себя личностные и вещно-пространственные аспекты, относясь и к общему иму-ществу и месту проживания, и к связанной с этим ме-стом группе людей, и, наконец, к общности, которуюобразовывал род как группа, определяемая общимипредками. Элитарная семья выступала как коллектив-ный организм, опиравшийся на глубину поколений,длительную цепь рода. Обозначая одновременно и ме-сто жительства, и человеческую группу, «дом» и «ди-настия» составляли совокупность семейной жизни всреде аристократии [8. С. 51, 54]. По мнению автора,жилище аристократии - как дворец, имевший репре-зентативные функции, так и «дом усопших», как местопоминовения умерших - являлось местом локализациивласти [9. С. 322].Династия играла чрезвычайно важную роль для оп-ределения жизненного пути, карьеры, личной и соци-альной идентичности представителей элиты. В сослов-ном обществе раннего Нового времени положение от-дельного человека определялось, прежде всего, егопроисхождением. С одной стороны, дворянин всегдауже кем-то являлся, прежде чем кем-то стать; с дру-гой - индивидуальная деятельность человека или егоуспех были значимы не столько сами по себе, сколько вперспективе усиления чести семьи. Социальное проис-хождение являлось точкой отсчета, исходя из которойдворянство обосновывало свое привилегированное по-ложение; честь семьи имела значение для сохраненияее позиций в обществе. Аристократический дом, весьсвязанный с ним образ жизни внушал уважение, являл-ся основанием власти и авторитета, понимался как но-ситель социально значимых и редких качеств, которыедолжны были передаваться по наследству [8. С. 57].В немалой степени эти качества обретались именноблагодаря женщинам, игравшим важную роль в поли-тической и социальной стабилизации династии. Так, отженщины не в последнюю очередь зависело сохране-ние достойного имени рода. Посредством брака какотдельный человек, так и род в целом могли в симво-лическом плане многое выиграть и многое потерять. Неслучайно в дворянской среде принято было называтьне только семью происхождения, но и ту, с которойбыл заключен брачный союз [2. С. 23; 8. С. 65]. Другимважным фактором были дети и рождение наследников.В этой связи имели значения два обстоятельства. Вусловиях постоянной смертности, когда угроза бездет-ности была чрезвычайно высока, в браке для сохране-ния имени и рода должно было рождаться как можнобольше детей. От супружеского плодородия оказыва-лось зависящим очень многое, поэтому в жены стара-лись выбрать женщину, родители которой отличалисьмногодетностью. Череда рождений составляла важнуючасть чести семьи в целом, способствуя расширениючисленного присутствия семьи или династии в общест-ве. С другой стороны, особую роль играл мужской полрожденных в браке детей, поскольку ведущим стрем-лением дворянства была передача наследства и имени,сохранение собственного благородного дома [4. С. 52;8. С. 56-57]. Брак не должен был оставаться бездет-ным, иначе в свете династической политики он вос-принимался как неудачный. В связи с этим интимнаяжизнь княжеских пар являлась объектом внимательно-го наблюдения, особенно до тех пор, пока порядок на-следования еще не был твердо гарантирован. До насту-пления в княжеской семье беременности и рождениядетей не прекращались коллективные молитвы по дан-ному поводу [2. С. 19].Таким образом, официальная и частная жизнь ари-стократии были в значительной мере сращены. Веду-щей формой существования правящей элиты высту-пала династия, воплощавшаяся в вещных и в лично-стных формах. Положение человека в придворномобществе в значительной мере зависело от его семьи исословного происхождения. Исходя из династическо-го устройства высшей знати, определялась и роль,играемая в этой среде женщинами. От женщины зави-село сохранение имени и сопутствующей ей честисемьи, дававших право на привилегии знатности.Удачный в династическом плане брак приносил муж-чине и его семье в целом череду потомства, в томчисле мужского, с которым связывались возможностисохранения и продолжения рода.Исследователи считают, что в среде элиты брак яв-лялся одним из самых значимых социальных отноше-ний [8. С. 65]. Не удивительно поэтому, что в аристо-кратических домах Германии раннего Нового временинемалое внимание отводилось процедуре поиска брач-ных партнеров и самому процессу оформления отно-шений сторон, приобретавшему важное политическоеизмерение [2. С. 16].Согласно материалам, представленным Р. Дюльме-ном, процедура заключения брака включала в себя триважных элемента. На первом этапе родственники соби-рали сведения о будущих невесте и женихе и их семь-ях. Поскольку стратегии бракосочетания хозяев знат-ных домов были направлены на максимизацию семей-ной чести, стороны желали как можно больше узнать опроисхождении и состоятельности друг друга.После сбора информации и принятия решения про-исходил показ невесты и представление жениха, кото-рые кончались пиром обеих семей, а также подаркомневесте в качестве залога брака - процедуры, состав-ляющие официальную и неофициальную части по-молвки (Verlobung). В рассматриваемый период послепомолвки было так же трудно вернуться снова к свобо-де, как в более позднюю эпоху освободиться от самихбрачных обязательств. Жених практически не мог сде-лать это ни самостоятельно, ни даже вместе с невестой.Обещание жениться и скрепление его подарком озна-чали нерасторжимость союза.И, наконец, собственно законной основой заключе-ния брака (Eheschlie.ung) становилось составлениебрачного контракта (Ehеbrief), в тексте которого огова-ривался размер утреннего дара невесте, а также регу-лировались имущественные вопросы на случай смертиодного из супругов. Для обеспечения стабильного по-ложения и возможностей выполнения соответствую-щей роли во время вдовства (особенно если оно ока-жется длительным), женщины-княгини и их ближай-шее окружение стремились предпринять определенныемеры. Одним из важных элементов подготовки былазабота о виттуме (Wittum) - имуществе, выделяемомженщине при заключении брака именно для обеспече-ния ее существования после смерти супруга. Другойинститут, который давал возможность женщине эко-номическую стабильность, - утренний дар (Morgengabe).Фактически женщины могли распоряжатьсятолько этим оговоренным в брачном контракте имуще-ством [2. С. 24; 8. С. 59; 11. С. 141]. Церковь в данную-эпоху играла в заключении брака вторичную роль; од-нако это не исключало наличие социального контроля.Если в народной среде в таком качестве с позднегоСредневековья выступал обряд шаривари, то в средеправящей элиты - понятие чести семьи, которая явля-лась мощным регулятором взаимоотношений сторон.Рост контроля со стороны церкви произойдет только входе Реформации и конфессионализации, что позволи-ло исследователям говорить о формировании, начинаяс середины XVI в., принципиально новой модели бра-косочетания [11. С. 143-145].Исследователи обращаются также к другой важнойсоставляющей заключения брака - его публичномуоформлению. Так, Р. Дюльмен отмечает чрезвычайнуюзначимость для всех участников организовывавшегосяпосле подписания контракта свадебного праздника.В верхних сословиях существовала практика письмен-ного приглашения на свадьбу и официального участияв ней важных политических персон. Свадьба отмеча-лась в зависимости от материальных возможностей по-разному, однако имеющиеся примеры демонстрируютобщую традицию не экономить при свадебных торже-ствах из-за боязни потери престижа. Многие семьи вэтой ситуации ввязывались в непомерные траты и по-грязали в долгах, часто на долгие годы. Праздничныемероприятия по поводу заключения брака, как правило,длились от одного до нескольких дней - до тех пор,пока невеста официально не переезжала в дом жениха.По мнению Р. Дюльмена, сопутствующее им расточи-тельное и ритуализированное оформление было сопос-тавимо только с церемониями, предпринимаемыми прирождении и смерти. Историк отмечает, что во второйпериод раннего Нового времени свадьба утратит стольбольшую роль, станет носить более приватный, интим-ный характер [11. С. 154, 156].Т. Ран, исследуя княжеские свадьбы эпохи раннегоНового времени, начиная со второй половины XVI в., атакже ее истоки в предшествующую эпоху, непосред-ственно обращается к политическому измерению этогопраздника. Ученый показывает, что свадьба имела це-лый ряд символических пластов. Рыцарский поединокдолжен был демонстрировать мужскую и политиче-скую силу участников; украшение дворца правителяпроизводилось с целью создания ассоциации с образомрая; обширные траты и общее великолепие действияслужили выражением, с одной стороны, политическогосоюза князя и гостей-подданных, которых князь кор-мит и обеспечивает, с другой - дистанции, отделяющейвласть [12. С. 20, 114 и др.; 13. С. 527]. Еще один важ-ный аспект, к которому обращается Т. Ран - формыпредставления самих вступающих в брак. Исследова-тель отмечает, что невеста презентовалась как фрукт,созревший плод. Ее красота выступала не столько какэстетическое свойство, сколько как символ плодоро-дия. Аналогичное значение придавалось и внешнейпривлекательности мужчины, мужественность которо-го должна была служить признаком вирильности [12.С. 113-114].К. Нольте отмечает, что телесный вид и физическоесостояние князя и княгини не являлись только личнымили семейным делом. Князь должен был в молодостиполучить хорошее физическое развитие, прежде всего,посредством телесных тренировок. Следить за его здо-ровьем было задачей придворного окружения. Прави-телю следовало появляться в политическом простран-стве в полном расцвете сил [4. С. 51-52]. Исследова-тельница приводит случаи сокрытия телесной немощиправителя. Явление княгини также было предметомофициального обсуждения, по ее внешнему виду суди-ли, ждет ли династию в будущем процветание. КогдаЕлизавета Гессенская в 1517 г. прибыла в Лейпциг насвою свадьбу с Иоганном Саксонским, население от-четливо продемонстрировало недовольство ее внеш-ним видом, не отвечавшим, по мнению окружающих,задачам обеспечения династии необходимым потомст-вом [4. С. 52].Таким образом, в раннее Новое время в княжескомпространстве Германии имели большое значение про-цедура поиска брачных партнеров и самого заключениябрака. Они включали в себя сбор информации о проис-хождении и чести семьи, с которой предстояло заклю-чить союз, помолвку и собственно оформление отно-шений сторон. Свадебный праздник в придворной сре-де наряду с переходными церемониями, сопровождав-шими рождение и смерть, имел политическое измере-ние, служа делу репрезентации власти и плодородиядинастии. Свадебные торжества представляли собойразвернутые действия с целым комплексом обязатель-ных элементов. Причем помимо собственно действиясоздавались тексты описаний княжеских свадеб, какстихотворные, так и прозаические, служившие формойдинастической и государственной памяти, политиче-ской консолидации страны.В отношении положения женщин и взаимоотноше-ния полов в среде правящей элиты Германии началараннего Нового времени можно выделить три главныхвопроса: участие женщин в официальной (политиче-ской сфере), их место в рамках аристократическогодома/династии, политические аспекты процесса заклю-чения брака и свадебных церемоний. В целом следуетотметить, что, несмотря на отсутствие возможностипрямого наследования власти, женщина имела доста-точно важные политические прерогативы. Жена прави-теля вместе с ним выполняла функцию репрезентациивласти; могла брать на себя обязанности регентства вусловиях отсутствия, болезни или смерти супруга. Не-редкими были ситуации осуществления княгиней не-посредственного управления страной при несовершен-нолетнем наследнике, в других случаях она играласимволическую роль, воплощая самой своей фигуройкомплекс религиозных и политических ценностей. Врамках имевшего чрезвычайно важную роль в импер-ско-княжеской среде Германии института династииженщине отводилась роль передачи знатности имени,обеспечения чести семьи и семейного плодородия. Этифакторы предопределили значение династической мат-римониальной политики, которая в рассматриваемуюэпоху находилась в сфере особого общественного вни-мания. Процедура поиска брачного партнера и оформ-ления отношений сторон имела политическое измере-ние и воплощалась в особые церемониально-репрезентативные формы, являвшиеся частью общейсистемы политических практик.

Скачать электронную версию публикации