Рассматриваются проблемы соотношения категорий «вина» и «цель» преступления, в частности вопросы зависимости вида умысла от цели, которую желает достичь лицо в результате совершения преступления. Анализируются точки зрения, высказанные по данному поводу в уголовно-правовой литературе. На основе проведенного исследования сформулирована собственная позиция относительно изучаемого вопроса, высказаны предложения по совершенствованию практики квалификации преступлений
On correlation of categories guilt and purpose of a crime.pdf В структуре психологического отражения преступ-ления цель не существует изолированно. Напротив, онанаходится в постоянном непрерывном взаимодействиис другими признаками субъективной стороны преступ-ления. Любые попытки обособить цель, придать ейнезависимое значение являются непродуктивными.Только оценив взаимодействие этих элементов, можносделать правильный вывод о той роли, которую играетцель в механизме формирования любого поведения, втом числе и преступного.Как известно, основным признаком субъективнойстороны преступления является вина. Законодательсправедливо признал ее необходимым условием уго-ловной ответственности. Закрепив в ст. 5 УК РФ прин-цип вины, он тем самым подчеркнул, что российскоеуголовное право предполагает исключительно субъек-тивное вменение.Говоря о соотношении вины и цели, стоит отметить,что в теории уголовного права можно встретить дваподхода к решению этого вопроса. Сторонники перво-го утверждают, что цель входит в содержание вины,является ее структурным компонентом. Например,П.С. Дагель и Д.П. Котов пишут, что цель (наряду смотивом и эмоциями) является необходимым компо-нентом психического отношения, составляющего вину[1. С. 41, 42, 45]. В обосновании этого они приводяттезис С.Л. Рубинштейна о том, что «всякое действиечеловека исходит из тех или иных мотивов и направле-но на определенную цель: оно разрешает ту или инуюзадачу и выражает определенное отношение человека кокружающему» [2. С. 21].В том же ключе высказывается и Ю.А. Красиков: «Взаконодательной формулировке форм вины нет упомина-ния о мотиве, цели и эмоциях. Однако это не означает,что они не входят в содержание вины. Эти компонентыприсущи любому поведению человека. Мотив, цель иэмоции, характеризуя психическую деятельность винов-ного, входят в субъективную сторону преступления черезумысел и неосторожность» [3. С. 68-69].Поддерживает такой подход и О.Д. Ситковская:«…понятия умысла и неосторожности обязательновключают в качестве системообразующих элементовмотив и цель. Умысел - это стремление, желание дос-тичь определенного результата. Без указания на цель имотив это понятие утрачивает предметность. Сказан-ное, хотя и в ином ключе, можно повторить и примени-тельно к неосторожности. Ведь ответственность за неес точки зрения принципов вины и справедливостипредполагается за целенаправленное и мотивированноеповедение, которое причинило вред, пусть даже не-ожиданный для виновного» [4. С. 32].Данная точка зрения была подвергнута достаточносерьезной критике, особенно со стороны А.И. Рарога. Вчастности, им было указано на определенную логиче-скую непоследовательность вышеизложенной концеп-ции П.С. Дагеля: в одном месте мотив и цель преступ-ления, являясь признаками состава преступления, ха-рактеризующими вину, были поставлены на один уро-вень с умыслом и неосторожностью, а чуть ниже, прианализе содержания конкретных форм вины, они (мо-тив и цель) были поставлены в один ряд с сознанием иволей. «Следовательно, - пишет А.И. Рарог, - концеп-ция П.С. Дагеля создает противоречивую ситуацию,при которой в одном случае мотив и цель рассматри-ваются как признаки, характеризующие вину наряду сумыслом и неосторожностью, а в другом - являютсяэлементами самого психического отношения субъекта,элементами самого умысла» [5. С. 632].Авторы, демонстрирующие второй подход, счита-ют, что в структуре субъективной стороны преступле-ния необходимо различать вину как основной ее при-знак и иные психологические элементы - цель, мотив,эмоции - как факультативные признаки. Такая точказрения в настоящее время получила большее призна-ние. Как указывает А.И. Рарог, такое соотношение мо-жет быть объяснено, во-первых, законодательным под-ходом к определению сущности и форм вины, котораярассматривается как родовое понятие умысла и неос-торожности и не включает в себя никаких иных психо-логических моментов; во-вторых, большей ясностью врешении вопросов о форме вины, поскольку включениев содержание вины наряду с умыслом и неосторожно-стью также мотива, цели, эмоций… вносит путаницу врешение данного вопроса и лишает эти признаки само-стоятельного значения как признаков субъективнойстороны, хотя в законе такое значение им в некоторыхслучаях придается [5. С. 631-632].По мнению Г.Ф. Цельникера, категория «цель» неявляется стабильной категорией, так как представлениязаконодателя о ней могут меняться, сама она толкуетсянеоднозначно и даже излишне широко. При соверше-нии правонарушения цель может преобразоваться, от-клониться от первоначально поставленной. Кроме того,при совершении некоторых правонарушений, как пра-вило с неосторожной формой вины, цель (и мотив) сотрицательным содержанием отсутствует в принципе.То есть вина есть, а цели (и мотива) совершения проти-воправного деяния нет.Для установления вины совершенно не важно, чтоявлялось побудительным фактором, мотивом или це-лью совершения противоправного деяния, гораздоважнее выяснить, осознавал ли субъект противоправ-ность своих действий, было ли его деяние результатомсвободного волеизъявления. Таким образом, будучиобязательным элементом субъективной стороны пра-вонарушения, вина не может включать в себя необяза-тельные и нестабильные компоненты, основываться наоценочных категориях, ибо неизбежно сама как целоеприобретет свойства своих составных частей, чтокрайне затруднит практическое применение институтаюридической ответственности. Отсюда можно сделатьвывод о том, что вина и цель (как и мотив) - это разныеэлементы субъективной стороны правонарушения[6. С. 17-18].На наш взгляд, цель и вина, безусловно, представ-ляют две самостоятельные категории, хотя отрицать ихвзаимосвязь и взаимозависимость было бы неправиль-ным. Цели (наряду с мотивами) выступают тем внут-ренним фундаментом, на котором в дальнейшем возни-кает вина. Можно сказать, что цели появляются еще домомента проявления преступного поведения и остают-ся непреступными, незначимыми для уголовного правадо тех пор, пока субъект не начнет выполнять общест-венно опасные действия, направленные на их достиже-ние. Вина, в свою очередь, имманентно присуща пре-ступлению. Ее невозможно обнаружить вне конкретно-го деяния, «как уголовно-правовое явление она возни-кает и проявляется лишь в момент совершения престу-пления» [5. С. 636].Однако говорить о том, что цель «лежит вне сферыинтеллекта и воли как элемента вины» [Там же] былобы неправильно. В частности, анализ законодательнойформулировки прямого умысла, а также теоретическиеподходы к его определению позволяют рассмотреть внем целевую направленность.Уже в ранних советских работах по уголовномуправу прямой умысел определялся, в том числе, и черезпонятие «цель». Например, Э.Я. Немировский писал,что прямой умысел (dolus directus) имеет место, «когдапреступник направляет свою волю на преступный ре-зультат, как на цель, или на необходимое средство длядостижения другой цели» [7. С. 80, 83]. А.Я. Эстринуказывал, что «прямой умысел имеет место тогда, ко-гда лицо преследует своими действиями цель добитьсяпричинения именно этого последствия» [8. С. 66].Встречаются подобные точки зрения и в болеепоздний период. В частности, В.Г. Макашвили считал,что «виновный причиняет общественно опасные по-следствия с прямым умыслом тогда, когда они являют-ся непосредственной целью его действия (бездействия)или выступают как необходимое средство для дости-жения дальнейших целей» [9. С. 107]. П.С. Дагель иД.П. Котов [1. С. 41], а также Р.И. Михеев сделали вы-вод, что «цель, заключающаяся в достижении преступ-ного последствия, является признаком прямого умыс-ла…» [10. С. 385].Интересную точку зрения высказал Ф.Г. Гилязев: поего мнению, «…если цель является признаком состава пре-ступления, то она становится элементом умысла… Еслинет, то… составляет элемент самой психологической дея-тельности, на квалификацию не влияет, может иметь зна-чение при индивидуализации наказания» [11. С. 49].Исходя из этого, можно сказать, что желание в пря-мом умысле должно восприниматься как стремление копределенным последствиям, которые понимаютсясубъектом необходимыми для удовлетворения сущест-вующей потребности. Таким образом, эти последствияна стадии формирования умысла могут быть отражены всознании лица в качестве того, к чему оно стремится,совершая преступление, т.е. к конечной цели (например,причинение смерти из ревности), либо как некий про-межуточный этап, средство, промежуточная цель, дос-тижение которой поспособствует достижению иной це-ли (убийство с целью использовать органы и (или) тканипотерпевшего). Это совсем не значит, что цель и послед-ствия являются одним и тем же - на стадии формирова-ния умысла будущие результаты предстают в обобщен-ном, абстрактном виде, в котором они и отражаются вцели. На данном этапе они еще объективно отсутствуют,и именно в желании их достичь и проявляется цель. Ко-гда же они наступают, человек пропускает их через своесознание и делает вывод о достижении или недостиже-В свою очередь, А.И. Рарог [5. С. 748] иО.С. Капинус [12. С. 29] выступили с резкой критикойтакого подхода, указав на то, что в данном случае про-исходит неосновательное отождествление цели (субъ-ективного признака) и преступных последствий (объ-ективного признака).На наш взгляд, отрицать целевую составляющуюпрямого умысла неправильно. Как мы помним, харак-терными чертами любой цели являются ее отражение всознании, а также желательность для данного человека.А законодательная формулировка рассматриваемоговида умысла предусматривает, в том числе, предвиде-ния неизбежности или реальной возможности наступ-ления общественно опасных последствий и желание ихнаступления. Предвидение традиционно понимаетсякак отражение в сознании того, что может или должнопроизойти в будущем. Применительно к общественноопасным последствиям это стоит понимать как идеаль-ный образ того вреда, который будет причинен в резуль-тате деяния виновного. При прямом умысле«…предвидение включает представление о фактическомсодержании предстоящих изменений в объекте преступ-ления, понимание их социального значения, то естьвредности для охраняемых законом общественных от-ношений, а также осознание причинно-следственнойзависимости между собственным деянием и его общест-венно опасными последствиями» [5. С. 663-664].Что касается желания, то в литературе оно опреде-ляется как опредмеченное стремление. «Оно направле-но на определенный предмет, зарождение желания оз-начает всегда поэтому возникновение и постановкуцели. Желание - это целенаправленное стремление»[2]. Еще Н.С. Таганцев отмечал, что «хотение как эле-мент умышленной вины предполагает… постановкуцели» [13. Т. 1]. При этом желание не является одно-моментным действием, напротив, это специфичныйпсихологический процесс, проходящий в своем разви-тии определенные стадии: 1) ощущение определеннойпотребности; 2) превращение ее в побуждение к дейст-вию, т.е. в мотив преступления; 3) постановка цели,достижение которой должно прямо удовлетворятьощущаемую потребность или быть средством ее удов-летворения; 4) желание (хотение) достичь поставлен-ной цели [5. С. 666].нии цели, т.е. результат (последствия) выступают мери-лом достижимости поставленных целей.Учитывая вышеизложенное, можно сделать вывод,что прямому умыслу имманентно присуща цель, выра-жающаяся в желании достичь предвидимые результаты(общественно опасные последствия). Это подтвержда-ется и практикой судов, которые, чтобы подчеркнутьименно прямой умысел в действиях виновного, указы-вают в приговорах, что он действовал с целью причи-нения последствий, являющихся составообразующими.Что касается косвенного умысла, то его тоже частоопределяли через цель действий виновного, однакоподчеркивали, что она (цель) обычно находится зарамками вины и не связана с причинением тех послед-ствий, которые указаны в норме закона. Например,Э.Я. Немировский писал, что косвенный умысел«…наличествует, когда преступный результат пред-ставляется не необходимым, а только возможным и неслужит целью деяния, но субъект готов согласиться ина этот результат скорее, чем отказаться от деяния ипреследуемой им цели» [7. С. 83]. У А.Я. Эстрина кос-венный умысел имеет место тогда, «когда лицо избира-ет образ действий, заведомо для него приводящий кпричинению данного последствия, имея целью добить-ся каких-либо других последствий, которые сами посебе могут и не иметь общественно-опасного характе-ра» [8. С. 66].Действительно, косвенный умысел связан с активно-стью субъекта, ориентированной на какую-то другуюцель. И хотя формируется волевая направленность надостижение целевого результата, «она не составляетсамостоятельного волевого элемента косвенного умыс-ла» [11. С. 31]. Таким образом, представляется, что дан-ный вид умысла по отношению к последствиям носит нецелевой, а соглашающийся, допускающий характер.Не менее значимым является вопрос о возможностисовершения преступления, в состав которого входитспециальная цель, с косвенным умыслом. Подавляю-щее большинство ученых отрицают это и говорят, чтоспециальная цель деяния совместима только с прямымумыслом. Например, А.И. Рарог, обосновывая такуюточку зрения, пишет: «Включение специальной цели всубъективную сторону конкретного преступления сви-детельствует о целенаправленном характере деяния,которое в этом случае служит не самоцелью, а спосо-бом достижения того конечного результата, который иявляется целью. Этот результат, а также само деяние иего общественно опасные последствия, как способ дос-тижения поставленной цели, являются для субъектапреступления желаемыми» [14. С. 115-116].По нашему мнению, сторонники такого подхода всвоей аргументации упускают из виду ряд моментов.Во-первых, с точки зрения психологии, любое осоз-нанное, волевое действие является целенаправленным,т.е. совершается ради достижения какой-то цели. Иг-норирование этого постулата может привести к мыслио том, что все деяния без «законодательно утвержден-ной» цели являются бесцельными, бессмысленными,что, конечно же, неправильно. Поэтому данное свойст-во (целенаправленность) присуще любому преступле-нию, независимо от того, указана в тексте закона спе-циальная цель или нет.Во-вторых, любое действие всегда является спосо-бом достижения какого-то результата, ранее обозначен-ного как цель. Даже если внешне кажется, что действиесовершено ради самого себя, ради процесса, то все равнос точки зрения психологии можно рассмотреть какую-тоособую цель, важную для субъекта. Например, если че-ловек говорит, что играет в футбол ради самой игры, томожно предположить, что от этого он получает какое-тоудовольствие, удовлетворение. Следовательно, на под-сознательном уровне у него по отношению к данномупроцессу сформирована цель - получить удовольствие.Таким образом, вряд ли правильно говорить, что именнопри наличии специально обозначенной цели действиепревращается в средство ее достижения.В-третьих, в способ достижения специально обо-значенной цели вышеуказанные авторы автоматическивключают и общественно опасные последствия, яв-ляющиеся обязательным признаком определенногосостава преступления. Например, А.В. Наумов считает,что «цель, представляя собой тот результат, к которомустремится преступник, означает желание наступлениятех последствий общественно опасного деяния, дости-жение которых причинно обусловливает осуществле-ние этих целей» [15. С. 13]. То есть, по их мнению,включение в текст закона специальной цели предопре-деляет только один возможный вариант развития собы-тий: деяние - последствие - цель. Однако, на нашвзгляд, далеко не всегда определенные законом обще-ственно опасные последствия причинно влекут за со-бой достижение субъектом тех целей, которые он ста-вил, начиная действовать. В некоторых ситуациях он,оценивая значимость поставленной цели, может согла-ситься с причинением некоего вреда, который никак небудет способствовать ее достижению. Можно говорить,что данный вред - это цена, которую субъект готовзаплатить за получение необходимого ему результата.В данном случае можно вспомнить о «целевом де-реве», о существовании основных (главных) и проме-жуточных целей. Если лицо, поставив какую-то цель,считает, что на пути к ее достижению ему необходимывполне определенные результаты (общественно опас-ные последствия), то эти результаты сами приобретаютхарактер целей, становятся желаемыми для него и пре-допределяют направленность его действий, что харак-терно именно для прямого умысла. Если же достиже-ние конечной цели опосредуется самим действием ипредполагает возможность получения в процессе по-бочного, незначимого результата, то этот результатнельзя рассматривать как причинно обусловливающийдостижение конечной цели. Кроме того, субъект можетвоспринимать возможные последствия своих действийнеконкретно, без определения их качественных и коли-чественных характеристик, одинаково относясь к лю-бому из них. И в том и в другом случае по отношениюк этим последствиям у действующего лица все равнопроявляется элемент воли - они положительно воспри-нимаются сознанием субъекта, допускаются им, а этоуже признаки косвенного умысла.То есть можно говорить, что цель, являясь призна-ком именно действия, охватывает собой и любые егопоследствия, которые были позитивно отражены в пси-хике виновного.В-четвертых, конструкция «специальная цель - пря-мой умысел» предопределяет главенствующую роль вопределении вида умысла исключительно законодателя.Получается, что в зависимости от того, включит он ка-кую-либо цель в конкретный состав преступления илинет, будет решаться возможная форма вины, характер-ная для него. Например, до 1997 г. убийство, совершен-ное с целью использовать органы и (или) ткани потер-певшего, могло быть совершено с любым видом умысла,а после - только с прямым?! На наш взгляд, вид умысладолжен определяться не волей людей, которые пишутзаконы, а содержанием цели, возможностью ее достиже-ния разными путями (средствами), необходимостью на-ступления конкретных последствий для ее достижения.Поэтому в каждом конкретном случае правопримени-тель должен содержательно оценить содеянное, в томчисле и цель деяния, а не механически опираться наспорную теоретическую концепцию.
Дагель П.С., Котов Д.П. Субъективная сторона преступления и ее установление. Воронеж, 1974. 244 с.
Рубинштейн С.Л. Основы общей психологии. СПб., 2007. 720 c.
Практический комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Под общ. ред. Х.Д. Аликперова, Э.Ф. Побегайло. М., 2001. 864 с.
Ситковская О.Д. Уголовный кодекс Российской Федерации. Психологический комментарий. М., 2009. 109 с.
Энциклопедия уголовного права: В 35 т. Т. 4. СПб., 2005-2011.
Цельникер Г.Ф. Вина в российском уголовном праве: общетеоретический и исторический аспекты: Автореф. дис. … канд. юрид. наук. Н. Новгород, 2004. 28 с.
Немировский Э.Я. Советское уголовное право. Части Общая и Особенная. Одесса, 1926. 368 с.
Эстрин А.Я. Уголовное право СССР и РСФСР. М., 1931. 136 с.
Макашвили В.Г. Волевой и интеллектуальный момент умысла // Советское государство и право. 1966. № 7. С. 104-111.
Российское уголовное право: Курс лекций: В 5 т. / Под ред. А.И. Коробеева. Владивосток, 1999-2001.
Гилязев Ф.Г. Вина и криминогенное поведение личности (уголовно-правовые, криминологические и социально-психологические черты). М., 1991. 144 с.
Капинус О.С. Мотивы и цели убийств. М., 2004. 312 с.
Таганцев Н.С. Русское уголовное право: лекции. Часть Общая: В 2 т. СПб., 1902.
Рарог А.И. Настольная книга судьи по квалификации преступлений. М., 2008. 224 с.
Наумов А.В. Мотивы убийства. Волгоград, 1969. 136 с.