Vyacheslav Ivanov on German Romanticists.pdf О И. Гете и Ф. ШиллереПоказывая значение И. Гете для творческой жизнисовременной ему эпохи, В.И. Иванов подчеркиваетсимволистское миропонимание немецкого поэта. Ива-нов представляет путь развития словесного искусства напротяжении тысячелетий как путь развития символизма.Одной из самых значимых фигур этого направленияИванов считал Гете. Русский поэт пишет, что принципсимволизма, воплощенный в творчестве Гете, стал акту-альным в современную эпоху - к нему возвратиласьпоэзия последних лет [1. С. 112].В возрасте двадцати семи лет Гете становится ми-нистром и тайным советником у герцога Карла Августав небольшом герцогстве Веймарском. Иванов называетэто квазигосударство «маленькой родиной» Гете, в ко-торой, как в капле воды, отражалась социально-полити-ческая жизнь больших государств XVIII в. с ее бюро-кратической системой и даже армией из пятисот чело-век. Иванов полагает, что это была идеальная среда длязанятий творчеством Гете.Создание «Страданий юного Вертера» [2] падает напериод 70-х г. XVIII в. То была пора «бури и натиска»,пора культурного кризиса. Влияние романа Гете былостоль сильно, что даже Наполеон возил его с собой всвоих военных походах и восхищался им. Бунтарь, во-ин, гениальный политик, как ни парадоксально, восхи-щался романом.Известно, что была и иная реакция на книгу: неко-торые молодые люди так увлекались фабулой, что сле-довали по пути Вертера. Как пишет Иванов, «эпохаВертера ставила личности вопрос: "быть или не быть"»[1. С. 116], и человек должен был сделать выбор: либобунт, либо пассивная покорность.Но все это не являлось выбором Гете. У него былтретий путь: путь творчества «про запас», во имя гря-дущих поколений. В «Страданиях юного Вертера» Гетеосудил бесплодную мечтательность и инфантильныйавантюризм. Но он понимал и несовершенство его ма-ленького, почти искусственного мира.Гете на два года отправляется в Италию по стопамИ. Винкельмана, чтобы увидеть, почувствовать странуантичных богов, а не просто «грезить ими» [Там же.С. 119].Иванов утверждает, что три имени великих мысли-телей XVIII в. символизируют «новое Возрождение»:И. Винкельман, Г. Лессинг и И. Гете.Особо сильно поразили Гете скульптурные изобра-жения античных богов в мраморе (по всей видимости,римские копии с бронзовых греческих оригиналов. -С.С.). Он писал, что нужно вернуться назад, к антично-сти, чтобы восполнить животворным духом современ-ную ему культуру.Иванов пишет, что призыв Гете к обращению к ан-тичности подобен призыву Ж.-Ж. Руссо вернуться на-зад, «к природе». Для Гете античная культура и былаприродой [1. С. 122].Вот и современное творчество должно быть живыми гармоничным, но не копировать природу, а воспол-нять ее. При этом лозунгом творчества должен бытьпринцип «ясности»: в мельчайшей крупице мирозданьянужно видеть весь мир. А весь мир - не что иное, какединый огромный организм, в котором нет противоре-чия между формой и содержанием, между целым и ча-стью. У Гете существовал принцип подобия - если бычеловеческий организм не был подобен природе, он несмог бы ее познавать. Иванов видит в этом глубокуюрелигиозность Гете: душа немецкого поэта связывалаземное мировосприятие с Божественным всеединством[Там же. С. 124].Иванов сравнивает два очень похожих друг на другаотношения к античности - Винкельмана и Гете. Еслипервый хотел приблизиться к античному миру черезпревращение себя в древнего человека, то и второй хо-чет видеть в себе «жизнерадостного язычника», охла-девшего к культурным ценностям «северного» мира.Гете - ясный, солнечный. Ему чужда античная тра-гедия, в центре которой находится Дионис. Все хаоти-ческое, мрачное, хтоническое, что содержит в себедионисизм, не способна вынести душа поэта. Он писалпо поводу трагедии: «Моя душа разбилась бы об нее»[Там же. С. 128]. Известно, что Ницше отрицал траги-ческую природу «Фауста» [3].Иванов отмечает, что в Италии Гете был больше че-ловеком Возрождения, чем античности. Он изучает ито, и другое, ищет гармонию между древним миром,Средними веками и Ренессансом. Способ мышленияГете - исторический. Он исследовал развитие образов,идей, символов как культурных объектов, что отрази-лось в его поэзии. Иванов пишет: «Фауст - символиче-ское изображение пройденного европейским гениемпути» [1. С. 131].Гете не противопоставляет, а связывает «северноеварварство» с античностью. Первое - хаотическое,мрачное, дисгармоничное - всегда будет присутство-вать в его творчестве, - пишет Иванов. Но Гете будетпридавать ему строй, ясность, лад при помощи творче-ских методов светлой, сияющей древности.В 1794 г. Гете знакомится с Шиллером. У Шиллераесть идея «наивной» и «сентиментальной» поэзии.Сентиментальный поэт противопоставляет субъекттворчества и объект изображения, при этом делая акцентна свободе творчества субъекта, который познает при-роду для себя. Изображаемая природа - символ духов-ных переживаний поэта. В творчестве «наивного» поэтанет деления на «субъект» и «объект», творец сливается сприродой и не противостоит ей, а переживает с ней вос-торженное единство, которое достигается через «вчувст-вование» [1. С. 136]. При этом Шиллер считал Гете на-ивным поэтом, а себя - сентиментальным.Иванов не мог не остановиться на споре Гете иШиллера по поводу символа. Это слово они понималипо-разному.Гете полагал, что каждая вещь есть воплощениеобщей идеи, ее символ. Идея присуща вещи, имма-нентна ей (вслед за Аристотелем). Шиллер считал, чтоидея трансцендентна вещи (вслед за Платоном) ипредметы - лишь копии идеи, ее символы. Спор этотпродолжался в течение всей их жизни.Имманентизм Гете очевиден: Бог для него - внут-ренняя энергия, разлитая во всем мире, и каждое явле-ние нашего мира свидетельствует о Его существова-нии. По отношению к человеку Бог - идеальное суще-ство, провоцирующее человека на неустанный творче-ский порыв. Иванов остерегает читателя от пониманияимманентизма как пантеизма: это, конечно же, христи-анство, и акцент здесь сделан на ортодоксальную биб-лейскую идею о том, что «будет Бог всяческая во всем»[Там же. С. 138].Возвращаясь к спору Гете и Шиллера о символе,вспомним их диалог о символическом растении [Тамже. С. 143]. Гете, поясняя Шиллеру свою идею о мор-фологии растений, имеющей общий принцип - видо-изменение листа, изобразил на бумаге образ прарасте-ния, из которого произошли все остальные. Шиллер,посмотрев на рисунок, воскликнул: «Но это не расте-ние! Это - его идея!» Гете ответил: «Да, конечно,идея». В этом и проявляется «наивность» Гете и «сен-тиментализм» Шиллера: Шиллер считал, что если это -идея, то в земной реальности ее нигде нет. Гете, напро-тив, был уверен, что идея присутствует во всех прояв-лениях природы. Получается, что для Шиллера символоторван от идеи, а для Гете - это прафеномен, прису-щий любой мельчайшей частице вещества.Иванов приводит афоризм Гете: «Природу и идеюнельзя разъединить, не разрушая либо жизни, либо ис-кусства» [Там же. С. 144]. Речь идет о том, полагаетрусский поэт, что Гете видел мир как единый живойорганизм, в котором неразрывно связаны форма и со-держание и в природе, и в искусстве. Творец долженпоказать образ как символ, т.е. как воплощение вечнойидеи, ему присущей. И для Гете эта идея религиозна.Иванов относит Гете к реалистическим символи-стам. Он полагал в основу своей поэзии феномен при-роды, и тем самым отвращался от требований и куль-турных предпочтений толпы. Гете противопоставилклассическую античность и «северное варварство»,отдавая предпочтение первой. Однако гений не могбыть односторонним - в его «Фаусте» произошлослияние двух начал: космического и хаотического, гре-ческой древности и германского средневековья. Гетесам затруднялся в определении жанра поэмы - лирикаэто или драма, трагедия или «варварская фантасмаго-рия». Иванов называет Гете «романтическим чудови-щем» [1. С. 145].Русский критик специально останавливается на«Фаусте». Известно, что Гете писал эту поэму с раннеговозраста и закончил за год до смерти. Всего она создава-лась шестьдесят лет. Прообразом гетевского Фауста былчернокнижник, герой старонемецких баллад, продавшийдушу дьяволу. Поэма, как отмечают исследователи, вчем-то биографична. Иванов пишет: «Все, что перебро-дило в нем в пору бури и натиска, находит верховноевыражение не только в духовных, но и в эгоистическиличных алканиях Фауста» [Там же. С. 152].Фауст - это символ человека вообще, всего челове-чества. И он желает пережить страсть не как обычныйчеловек, а как символ человека. Почему? Иванов пи-шет, что внутренний мир Фауста был отделен оттрансцендентного мира природы. Конечно, Фауст припомощи магии познавал этот мир. Но для него эти зна-ния были всего лишь «зрелищем». А ему нужно былонепосредственное столкновение с природой, со всейостротой ощущений, с переживанием любви. И пред-метом любви Фауста Гете сделал женщину, котораятоже является символом - символом земли, природы.Любовь спасает и Фауста, и Гретхен. Фауста - по-тому, что любовь для него означает постоянное стрем-ление к истине, интеллектуальное движение вперед.Гретхен - потому, что любила, страдала безвинно. Гетесвязывает женские символы поэмы с символом Вечнойженственности, оказывающей покровительство Фаусту.Вторая часть произведения выстроена так, что пока-зывает большую смысловую глубину образа Фауста,ибо он, как пишет Иванов, является «гением европей-ского человечества, которое в его судьбах символиче-ски переживает свои» [Там же. С. 154].Получается, что Фауст - своего рода образец, канон,идея для современников Гете. Иванов словно оправды-вает немецкого поэта за то, что он назвал свое произве-дение «трагедией», хотя, по словам Ницше, оно не мо-жет быть трагедией, ибо Фауст вопреки всему спасен ипопадает в Рай. Согласно Гете, он освобождается отсделки с Дьяволом, поскольку стремится спасти мир.Ницше настолько негодовал против Гете, что даженаписал стихотворение «К Гете»:Все быстротечное -Символ, сравненье.Бог - бесконечноеНедоуменье.Цель не достигнута.Знает поэт:Жизнь не постигнута,Истины нет.Вечная женственность -Только играИ небожественностьСкрипа пера!(Пер. В. Топорова) [4. С. 525-526].Лучшего друга Гете - Шиллера - Иванов видитсветлым, солнечным, сияющим символом прекрасногои возвышенного. Свобода, истина и справедливость -вот девиз Шиллера.Однако русский поэт отмечает некое отсутствиеглубины, шаблонность. Он провозглашал высокиеидеалы, но они были наивны перед лицом жизни. Гер-мания XIX в. была от них далека. Основные проблемычеловеческого существования не попали в сферу мыслинемецкого поэта; он не видел изнанки жизни - ничегоантиномичного, печального, страшного.Но это - с одной стороны. С другой, как отмечаетИванов, Шиллер действительно велик - в нем быланастоящая жизнь, наполненная бессмертными духов-ными ценностями.Иванов считал, что Шиллер был пророком дионисий-ства в своей поэзии. Он был «мистиком» и «экстатиком»,«тироносцем и служителем Диониса» [1. С. 176], хотясам не ведал древнего бога. В качестве иллюстрацииИванов приводит некоторые строки Шиллера, например:Свивайте венцы из колосьев златых,Цианы лазурные в них заплетайте!Сбирайтесь плясать на коврах луговых!И строка, не приведенная Ивановым, но обосновы-вающая его слова:И с пеньем благую Цереру встречайте!(«Элевсинский праздник».Пер. В. Жуковского, 1798) [5. С. 61].Цитирует русский поэт и «Гимн к радости» (1785)(приведем отрывок, который отсутствует в тексте Ива-нова) [Там же. С. 25]:В ярком истины зерцалеОбраз твой очам блестит;В горьком опыта фиалеТвой алмаз на дне горит.Ты, как образ прохлажденья,К нам предходишь средь трудов,Светишь утром возрожденьяСквозь расселины гробов.(Пер. Ф. Тютчева)И уже в дополнение к Иванову процитируем стихо-творение «Элизиум» (1781), описывающее ЕлисейскиеПоля [Там же. С. 22]:Стенящие вопли минули!В пирах Елисейских ПолейПечали и скорбь утонули!Дней замогильных теченье -Вечного счастья восторг и паренье,Тихой долиной бегущий ручей Светлый венец свой любовь обретает,И жала смерти навек избегает,Празднуя вечно свой свадебный пир.(Пер. Г. Данилевского)Нетрудно заметить, что основным мотивом всехтрех стихотворений, отрывки из которых мы сейчаспривели, является победа любви над смертью. В прин-ципе, это же можно отнести и к дионисийской мифоло-гии. Но это же можно рассматривать и как аполлонизм.Поэтому, на наш взгляд, однозначного определенияШиллера, кем он был (поэтом Диониса или Аполлона),дать нельзя. Видимо, оба аспекта творчества слились водно, и все это было гениально.Вслед за Ницше Иванов проводит разницу между«творчеством из полноты» и «творчеством из голода».Первый вид искусства возникает из переполнения ча-ши творчества, когда воодушевление льется через край.Тогда возникает вакхическая песня [1. С. 178].Шиллер не таков. Как пишет русский поэт, он поэтиз голода, с порывом, направленным к Дионису. Дио-нис был не истоком, но целью песен Шиллера, просла-вившего любовь.Напротив, Гете - творец «из полноты». Чаша егогения была переполнена, но он боялся ее расплескать.Поэтому он ограничивал полноту трагедии ясными,разумными рамками. Он боялся трагедии, она была емучужда. После гибели трагедии в Древней Греции нико-му не удавалось достичь ее полноты, полагает Иванов[Там же]. Но если трагедия оживет, то ее творцы будутпочитать Шиллера как своего предтечу.В данном месте надо иметь в виду, что статья«О Шиллере» впервые была опубликована в 1905 г.Поэтому все, что пишет Иванов в конце нее, связано сего представлением о возрождении на русской земледионисовой религии, родственной христианству хотябы потому, что и Диониса, и Христа постигла однаучасть: оба были растерзаны и оба воскресли. К этомуже добавляется идея о том, что дионисийская трагедия -священнодействие, когда жрец и жертва - одно лицо,танцующее и поющее в центре хора Вакхов и вакханоки убиваемое ими. Иванов делает важную оговорку: всеэти идеи не имеют отношения к политике и социальнойжизни, но лишь к пафосу высокого искусства, в данномслучае - поэзии Шиллера [1. С. 180].Однако эту оговорку не замечали современникирусского поэта. И, наверное, правильно делали. Ибокак еще понимать слова Иванова о том, что, возможно,когда-нибудь вернется к нам «величавый образ плю-щем увенчанного героя, зачинателя действ всенарод-ных» [Там же]?О НовалисеИванов считает Новалиса подлинным немецким ро-мантиком. Он приводит слова В. Жирмунского о том,что романтизм и символизм - части единого целого,одно продолжает другое; только то, что было мечтойромантизма, стало реальностью в символизме [1. 253].У немецкого романтизма есть последователи в России:В. Жуковский, старшие славянофилы, Ф. Тютчев,Ф. Достоевский.Иванов замечает, что в последнее время произошласмена понимания того, что такое «романтизм». Подэтим словом стали понимать мечтательность, загадоч-ность, тоску по недостижимому, необузданную фанта-зию. Русский поэт пишет по этому поводу: «Первона-чальный романтизм был не таков» [Там же. С. 255]. Да,он вырос на идеалах «бури и натиска», но в нем не бы-ло индивидуализма, напротив, преобладал «класси-цизм» и «объективизм», у раннего Шлегеля, например.Хотя надо учитывать влияние на романтиков филосо-фии И.Г. Фихте, его субъективизма, пройдя через кото-рый их творчество обрело познавательный принцип и«идею всечеловеческого Я» [1. С. 255].Романтизм оформляется в связи с приходом в этуобласть Новалиса. Каковы задачи романтизма? Ивановподводит под них религиозную основу: необходимобыло преодолеть «идеализм» «мистическим реальиз-мом», познать религиозный опыт. Здесь надо сделатьремарку, что «идеализм» Иванов понимает не как уче-ние об идеях, скажем, Платона или И. Канта, а как ин-дивидуализм, мелкий субъективизм и беспочвенноепревознесение собственного «я».Новалис был предводителем кружка немецких ро-мантиков (А. и Ф. Шлегели, Л. Тик, Ф. Шеллинг), ко-торые даже вынашивали план основания собственногоордена. Статья Новалиса «Христианский мир, или Ев-ропа» вышла в 1799 г. Это был своего рода манифестромантиков, религиозный взгляд на мир. Выделимнаиболее важные моменты.Известно, что Иванов восхищался эпохой Возрож-дения, но высказывал и резко отрицательные мысли поэтому поводу. Примерно то же самое мы находим уНовалиса. Он пишет, что с началом Реформации в умахевропейского общества возобладал рационализм, ин-теллектуализм. Причиной культурного застоя, пишетНовалис, «была объявлена вера» [Там же. С. 258]. Не-нависть к ней распространялась на все области общест-венной и частной жизни, искусство, мораль и даже наистолкование культурного прошлого.Но как раз это состояние Новалис считал благопри-ятной средой для возникновения новой религии. Приэтом христианство должно стать Всемирной Церковьюбез государственных границ.Иванов выделяет в этих мыслях Новалиса пятьпунктов:«Итак, перед нами: 1. Истолкование кафолическойверы. 2. Благоговейная оценка средневековой церков-ности. 3. Отказ от средневековой формы теократии.4. Чаяние торжества вселенской церкви. 5. Обогащениепрежнего кафолического сознания неким новым мо-ментом мистического имманентизма» [Там же. С. 259].Русский поэт полагал, что «Новалис был первый,кто властно позвал новое мятежное человечество… встарый, родной Отчий дом» [Там же. С. 260].Далее следует отповедь Иванова процессам, происхо-дившим в эпоху Ренессанса. Да, действительно, в науке иискусстве это взлет человеческого гения. Но этот прорывносил антирелигиозный характер. Появились богоборче-ство, своеволие личности, возникла Реформация.Великая Французская революция дала людям сво-боду как своеволие, равенство как разрушение собор-ности, братство как отрицание отечества. Иванов пи-шет: «Люциферово дело, казалось, было сделано, новоегрехопадение совершилось опять и, быть может, ещеглубже, чем когда бы то ни было, люди пожелали бытькак боги. Правда, боги более мелкие, чем когда бы тони было» [Там же. С. 261].И в этом смысле романтизм, в том числе и Новалис,были спасением христианского человечества. То, чтосовершили романтики, было таинством - таинствомпроникновения личности, лишенной своеволия, в орга-ническую область вселенского «я».Предшественниками Новалиса Иванов называет Ге-те и Фихте. Гете шел путем «реалистического симво-лизма» - от субъективности к объективации, ведомойобразом Вечной Женственности. Так же сильно быловлияние Фихте с его понятиями «Я» и «Не-Я», где «Я» -активная, сознательная, творящая сила, воссоздающаясобой Вселенную, тогда как «Не-Я» - не более чемпассивный объект [1. С. 263].Признавая значительное влияние Гете на Новалиса,Иванов подчеркивал его творческую оригинальность.Гете занимался чистым созерцанием, Новалис решалпроблему действия во вселенском масштабе; Гете былтеоретиком познания, Новалис - воплощением «миро-вого творчества» [Там же. С. 264]. Иванов характери-зует поэзию Гете как «безвольное созерцание», поэзиюНовалиса - как «теургию» [Там же].Итак, Новалис - лидер романтизма. Вот одна изпервых строк его незаконченного романа «Генрих фонОфтердинген»: «…увидеть голубой цветок - вот о чемя тоскую» [6. С. 207]. «Голубой цветок» - символ не-мецкого романтизма, цель его творчества. Иванов пи-шет: «Смысл своей жизни увидели романтики в иска-нии Голубого Цветка» [1. С. 264].Знакомство Новалиса с Шиллером вдохновилоюного поэта. Высоко оценил его творчество Ф. Шле-гель, сказав, что Новалис способен воплотить любуюпредложенную ему форму, он верит в будущий «золо-той век» и в отсутствие зла в мире.В 1796 г. Новалис влюбляется в Софью фон Кюн, накоторую обратил внимание и Гете. Состоялась помолв-ка. Но вскоре Софья умирает в возрасте 14 лет от тяже-лой болезни. Вообще говоря, Новалис искал в девушкене чувственной страсти и даже не духовной любви, а«метафизического очищения», при котором личностьдевушки олицетворяла фихтеанское «не-Я», должноестать символом женской тайны природы и его невестой[Там же. С. 268].После смерти возлюбленной (в 1797 г.) Новалиспишет, что он раскололся на две части: «тень» и «кры-латый дух», удерживаемый «тенью» [Там же. С. 269].Потом была еще одна влюбленность в скромную де-вушку Юлию фон Шарпантье (помолвлены в 1798 г.).Но в этот раз заболел сам Новалис. Кончина постиглаего в 1801 г. в возрасте неполных 29 лет.Таким образом, еще молодым человеком Новалиспознал и любовь, и смерть, и в этом плане Ивановсравнивает его с Данте. Фихтеанское «не-Я» преврати-лось в мировую душу, алчущую любви. София сталадля Новалиса Премудростью Божией, путем поэта кфилософии.Одним из центральных понятий этой философииявляется любовь. Любовь человека - отражение люб-ви «Эроса к мировой душе» [Там же. С. 273]. Это пря-мой путь для встречи с любимой девушкой, высшаяреальность.Смерть - это выход за грани чувственно даннойличности ко вселенской Вечной Женственности, к Бо-жеству. Новалис пишет: «Смерть - укрепление жизни»[Там же. С. 275].«Голубой цветок» - символ умершей возлюблен-ной; главный герой ищет его, переживая мистическоечувство; поиск - путь к божественной тайне и теургии,которая изменит мир.В лекции, названной «Голубой цветок», Ивановхарактеризует Новалиса как поэта, идущего "a realibusad realiora", - реалиста в высшем смысле слова.Иванов пишет: «Голубой цветок - это Небо, прони-кающее на землю. Тайна "небесной земли" - символземли-невесты, освобожденной от "князя мира сего"»[1. С. 741].Когда строй мира станет ясен,Затем, что с ночью день согласен,И в былях, и в напевах струнУзнаем правду древних рун:Тогда изгонит духа злогоНеизглаголанное Слово.(«Лира Новалиса» в переложенииВ. Иванова) [Там же. С. 236].

Скачать электронную версию публикации