Tomsk scientific and pedagogical community in 1930th: sociopolitical evolution.pdf Говоря о 1930-х гг. как о критически переломномэтапе в истории советской науки, как правило, имеют ввиду вытеснение старой профессуры, репрессии противкрупных ученых, рождение в горнилах идеологическихкампаний целого ряда новых советских квазинаучныхнаправлений и т.п. Мы же считаем, что предпочтитель-нее рассмотреть протекавшие тогда политические про-цессы, облаченные в наукообразную форму, сквозьпризму специфического локального социума, пред-ставленного в нашем случае томским научным сооб-ществом.В качестве основного примера мы решили взятьпредставителей томской физической науки. Причиныэтого вполне очевидны. Физическое знание в бурноразвивающемся Советском государстве получало при-оритетную поддержку со стороны власти. С другойстороны, физика и физики постоянно испытывали оп-ределенное давление сверху, мощность и направлениекоторого варьировались время от времени. Естествен-но, каждый сколько-нибудь ценный и талантливыйфизический кадр не мог не чувствовать поддержки инадежд, которые на него возлагались, равно как и своейответственности за это. Кроме того, необходимо пом-нить и характерное для большинства физиков рубежа1920-1930-х гг. относительно лояльное отношение ксоциализму (во всяком случае, к самой его идее, еслине к практике), которое очень скоро будет предельножестко испытано на прочность. Наконец, есть еще одиннемаловажный нюанс, характерный, впрочем, и длядругих наук: от исхода той или иной идеологическойкампании зачастую напрямую зависела дальнейшаясудьба не только отдельных ученых-физиков, но и це-лых направлений тогдашней физики. Эти очевидныелишь спустя десятилетия «долгоиграющие» последст-вия придают тем событиям в наших глазах особенныйдраматизм.Сразу же стоит отметить, что принципиально новойчертой в отношениях в научно-педагогической среде в1930-е гг. стало то обстоятельство, что к прессингу поотношению к неугодным персоналиям, наряду с вла-стями, подключались и их коллеги. Вот как, например,характеризовались политические настроения профес-соров и преподавателей в 1930 г. в докладе универси-тетского коммуниста Климова «Об идеологическойборьбе в ВУЗе» 4 марта 1930 г. «Мы имеем часть про-фессуры, - утверждал он, - явно стоящей на реакцион-ной ниве и вербующей к себе других. Другая часть -это, как говорится, "кто больше дает, за тем и идут".Третья часть, это идущие с нами рука об руку, а такженезначительная часть наших коммунистов. Но их, ксожалению, еще очень мало. Нашему студенчеству, -делал он вывод, - нужно изучать весь материал, пре-подносимый профессурой, и брать из него только нуж-ный материал, а всю реакцию выбрасывать» [1. Л. 22].Идеологические кампании в Томске начались с се-редины 1930-х гг. Одна из наиболее крупных - кампа-ния 1933-1934 гг. - была связана с чисткой партийнойорганизации Томского университета. В апреле 1933 г.приказом заместителя директора ТГУ профессораВ.В. Ревердатто «в целях более глубокого изученияработы кафедр и в связи с проводившимся в универси-тете конкурсом на лучшую кафедру» был назначен«общественный смотр» кафедры теоретической физикифизико-математического факультета и лабораторииэлектронных явлений Сибирского физико-техниче-ского института (СФТИ), возглавлявшихся профессо-ром П.С. Тартаковским1. Для этого была создана спе-циальная комиссия.В октябре 1933 г. после завершения работы комис-сии профессор П.С. Тартаковский в приказе ректораТГУ А.Л. Щепотьева был обвинен в «…создании особоблагоприятных условий и всяческой поддержке в на-учной работе чуждых советской общественности ли-цам… препятствии комплектованию СФТИ партийно-комсомольскими кадрами… пропаганде антиматериа-листических положений под флагом изложения мате-риалистических принципов современной науки… изо-ляции института от социалистического строительствавопреки директивам партии и правительства» и т.п.Затем последовали оргвыводы. «Принимая во внима-ние, что за его деятельность… он должен был бытьснят с работы, - говорилось в приказе А.Л. Щепотье-ва, - но учитывая научные заслуги профессора Тарта-ковского и заявление, сделанное им о правильностипредъявляемых обвинений, считаю возможным сохра-нить за П.С. Тартаковским должности профессора ТГУи заведующего кафедрой и лабораторией с условиемрешительного перестраивания всей работы кафедры…»[2. Л. 101, 235].Однако на этом дело не закончилось. По характер-ной для того времени инерции оно продолжилось наболее низком уровне - уже внутри самого СФТИ. Ини-циатором «отпора походу воинствующих философовпротив марксизма» [3] стал директор институтаВ.Н. Кессених2 (уже после войны, работая в Москве, онотличится тем же самым в МГУ). Главными обвиняе-мыми предстали, разумеется, профессора П.С. Тарта-ковский и М.И. Корсунский3. Им вменялись исповеда-ние метафизических воззрений, отрицание марксист-ско-ленинской диалектики (в частности, несогласие сленинским тезисом о кризисе в физике) и, традицион-но, контрреволюционные настроения. Однако кампа-ния 1933-1934 гг. не приобрела широкого размаха. По-сле публичного покаяния «провинившихся» оставили впокое.Продолжение последовало в сентябре 1936 г. и бы-ло связано с прогремевшим на всю страну «делом Лу-зина»4. 28 сентября 1936 г. на собрании научных ра-ботников Томского университета и Томского индуст-риального института были предъявлены обвинения вантипатриотизме и «раболепстве перед Западом» целойгруппе профессоров Томского университета и Томско-го индустриального института: физикам Д.Д. Иванен-ко5 и П.С. Тартаковскому, двум немецким математи-кам-иммигрантам Стефану Бергману и Фрицу Неттеру,Н.П. Романову, химикам Б.В. Тронову, И.И. Котюкову,И.И. Пономареву [4. С. 203-220].Давая всем им характеристику, ассистент одного изтомских вузов К. Гречищев заявил: «Эта группа являет-ся группой томских Лузиных, людей, которые… набрюхе поползли к фашизму. Невозможно стало жить всоветской стране, ученому совершенно нет никакойвозможности печатать, вот в таком состоянии находитсясоветская наука - вот что вы хотите показать, отправляясвои работы для печати за границу» [Там же].Стоит подробнее остановиться на Д.Д. Иваненко иП.С. Тартаковском (как на наиболее крупных фигурах).Антилузинская кампания в «Правде» и других цен-тральных газетах нашла отражение в томском «Крас-ном знамени». Уже 15 сентября 1936 г. в газете «Крас-ное знамя» вышла статья четырех научных сотрудни-ков СФТИ с характерным заголовком «Беспощадноразоблачать и осуждать конкретных носителей раболе-пия перед буржуазной наукой», где в грубой формепорицался стиль научной работы научного коллективапод руководством профессора П.С. Тартаковского. Имставилась в вину публикация работ за границей, осо-бенно в национал-социалистической Германии. Черездва дня в «Красном знамени» появилась статья другойгруппы сотрудников СФТИ, осуждающая позициюпрофессора Д.Д. Иваненко, который открыто заявлял онегативных последствиях для советской науки ограни-чения контактов с зарубежными коллегами [5].Вышло так, что именно П.С. Тартаковский иД.Д. Иваненко как одни из самых крупных местныхфизиков-теоретиков попали под удар антилузинскойкампании. Разрабатывая фундаментальные проблемыфизики, они добились к тому времени определенныхуспехов, и публикация за границей была поэтому впол-не естественна, к тому же сама специфика теоретиче-ской физики в то время была такова, что автономныеисследования в ней, изолированные от опыта и дости-жений иностранных коллег, были малопродуктивны [4.С. 203-220].И здесь на арену выходит еще один из лидеров мест-ного научного сообщества - профессор В.Д. Кузнецов,проявивший решительность директора и смелость уче-ного, отстояв своих сотрудников, спасая тем самым ихот вполне вероятного ареста. Показательна его речь начетвертом заседании, посвященном обсуждению вопро-сов «лузинщины», где он так тактично смещает акцент снаказания на перевоспитание «на брюхе ползущих кфашизму» научных работников: «Мне кажется, чтобольшинство прений идет не по правильному пути. Мнекажется, что красной нитью во всех наших выступлени-ях по осуждению лузинщины должно быть то, для чегомы работаем. …Так, нужно сделать так, чтобы этогокрупного специалиста [П.С. Тартаковского] перевоспи-тать, убедить в том, что он неправильно идет, направитьего по правильному пути. Вот задача, которая стоит пе-редо мной» [6. Л. 29-30]. «Генетическая» неприязньпрактика к теоретикам не помешала В.Д. Кузнецову за-ступиться за талантливых и перспективных научныхработников, пусть даже интересы их почти не пересека-лись. Впрочем, оба ученых (П.С. Тартаковский иД.Д. Иваненко) вскоре были вынуждены прекратитьсвои исследования как «бесперспективные».Объем публикаций за рубежом поначалу мало былсвязан с внешне- и внутриполитическим положением,объективно отражая тот уровень, на который в 1920-1930-е гг. взлетела советская наука (физика в частности,причем как теоретическая, так и прикладная). Так, самое,быть может, в те годы авторитетное физическое изда-ние, имевшее в то время статус международного - не-мецкий Zeitschrift fur Physik - регулярно публиковалона своих страницах значительное количество работсоветских ученых (среди них был и сам В.Д. Кузне-цов). Парадоксально, но инспирированный новой со-ветской реальностью общий успех отечественного ес-тественно-научного знания на фоне более чем лояльно-го отношения научных кадров (прежде всего, физиков)к социалистическому строительству обернулся фети-шизацией советской науки в глазах партийного и госу-дарственного руководства, в чем-то - в ее собственныхглазах. На основе приведенного примера трудно судитьо механизме этих процессов; описанный случай, в дан-ном отношении, служит в большей степени индикато-ром атмосферы того времени.Явление «лузинщины» сложнее, нежели оно обычновидится, по своим причинам и следствиям. Помимо оче-видной (но не всегда первостепенной) политическойподоплеки, в ее развитии имели место и сугубо лично-стные факторы и особенности той или иной отрасли зна-ния. Имел свое определенное значение и тот нюанс, чтозачастую публикацию за рубежом, в каком-либо ино-странном научном издании «путали» с выходом работывнутри страны в переводе на иностранный язык. Отно-сительно таких научных работников, как В.Д. Кузнецов,имевших на момент начала антилузинской кампаниивесьма внушительный список публикаций на иностран-ных языках (у Кузнецова они выходили, в основном, нанемецком языке) [7. С. 53-54], можно отметить «удобст-во» характера их работ, ориентированных на немедлен-ное внедрение в промышленное производство, что дела-ло приносимую ими пользу слишком ощутимой для то-го, чтобы жертвовать ею ради достижения морально-психологического эффекта от оказанного давления.Немаловажным оказалось и поведение самого ди-ректора СФТИ, безусловно находившегося под боль-шим влиянием работавших в институте ленинградцев,но в то же время так до конца и не примкнувшего к ихгруппе во внутренних делах учреждения. Отменноепозиционное чутье В.Д. Кузнецова позволило ему ми-новать серьезных для себя проблем и остаться при этомвнешне абсолютно лояльным и сохранить лицо передсвоими коллегами. Закончилась же «лузинщина» длярассматриваемых персоналий тем, чего и следовалоожидать: крупные теоретики калибра Тартаковского иИваненко либо принудительно меняли сферу своихнаучных интересов, либо уезжали с насиженных мест.В.Д. Кузнецов же стал «научным националистом».Скорее по форме, чем по содержанию. ФигураВ.Д. Кузнецова примечательна как раз тем, что в своейобласти (физика твердого тела) он практически никакне зависел ни от обмена опытом с иностранными кол-легами, ни, тем более, от публикаций за рубежом, ко-торые являлись, по сути дела, лишь демонстрациейдостигнутых им успехов.К середине тридцатых годов относятся дискуссии осоотношении ролей науки и промышленности, наи-больший накал получившие после мартовской сессииАН СССР 1936 г. В высших партийных и хозяйствен-ных кругах тогда доминировало представление о том,что наука должна решать прежде всего текущие задачи,стоящие перед промышленностью. Острие их критикив те годы было направленно на ленинградскую школуА.Ф. Иоффе и возглавляемый им Ленинградский физи-ко-технический институт как на заведение, призванноенапрямую содействовать индустрии, но увлекшеесятеоретическими исследованиями. В контрпример при-водился технически эффективный Государственныйоптический институт (школа Д.С. Рождественского,знакомого В.Д. Кузнецова по совместной работе вТомске). Академические власти на сессии противопос-тавили их друг другу. Как следствие, была сделана ус-тановка на повышение технической отдачи физики,помимо наведения в ней философского порядка [8.С. 63-84.].Резонансом волна прошла и по провинциальнымнаучным центрам, дав толчок аналогичным по форме исодержанию действам. В определенной степени косну-лось это и Томска. Создававшийся по образу и подо-бию Ленинградского физико-технического институтаСФТИ и его основатель В.Д. Кузнецов в целом руково-дствовались крылатым тезисом А.Ф. Иоффе: «Физика -научная база социалистической техники». (Стоит всеже признать, что и с ним у В.Д. Кузнецова имелисьнекоторые расхождения относительно этого вопроса,проявившиеся, в частности, при обсуждении положе-ния физиков в Институте металлургии АН СССР: вотличие от А.Ф. Иоффе, В.Д. Кузнецов выступал за всебольшее проникновение физиков в отраслевые иссле-довательские центры.) При безусловном признаниинеобходимости тесной увязки физических исследова-ний с интересами промышленности В.Д. Кузнецов все-таки видел физику консультантом техники, а не пря-мым ее руководителем. В условиях же повышения тре-бований к технической отдаче физической науки такаяпозиции была весьма уязвимой на фоне утилитаризмаконкурентов. СФТИ с его жесткой индустриальной ори-ентацией ни в коей мере нельзя было уличить в «идеа-листическом теоретизировании». Однако В.Д. Кузнецовкак физик, получивший классическое университетскоеобразование, не мог не видеть опасности надвигавшей-ся технизации и утилитаризации физики, зажатия ееузкими рамками той или иной задачи, поставленнойпромышленностью, никак не заинтересованной в дол-госрочных перспективах науки.Суть убеждений В.Д. Кузнецова состояла в пред-ставлении о науке как о живой творческой мысли,дающей технике идейный плацдарм для продвижениявперед. Примечательный факт: в одной из дискуссион-ных статей он употребляет слово «перестройка» (при-менительно не только к физике, но и ко всей советскойнауке в целом), приводя сравнения с западной научноймыслью и предупреждая об опасностях фатальногоотставания отечественной [9]. При всей своей погру-женности в работу, глубоко завязанную на практике иэкспериментах, ученый, как видится, не утерял мас-штабности мышления.Тем не менее летом 1936 г. в письме в НаркомпросРСФСР он не преминул указать в сторону П.С. Тар-таковского: «В связи с мартовской сессией Академиинаук в СФТИ произошел большой сдвиг в направленииприближения к нуждам социалистического строитель-ства, однако отдел общей физики, руководимый про-фессором П.С. Тартаковским, еще не нашел путей свя-зи с промышленностью» [10. Л. 27]. Очевидно, чтоВ.Д. Кузнецов разделял личные и профессиональныеотношения с людьми, однако не мог не принимать приэтом во внимание текущей конъюнктуры. Сам жеП.С. Тартаковский, отвечая в своем письме к В.Д. Куз-нецову на обвинения его в «лузинщине», коснулся иэтой темы: «Теоретическая база отрыва от практики,которую я якобы подводил, - выдумки и передергива-ние. Я рекомендовал использовать наиболее крупныхученых в исследовательских институтах промышленно-сти, с тем чтобы плоды их исследований немедленнобыли использованы на практике. Где же тут "отрыв"?Наоборот, полный синтез теории с практикой» [11.Л. 3 об.]. И здесь, конечно, П.С. Тартаковский былправ: никакого фатального разрыва теоретической иприкладной физики тогда не было в принципе - простофундаментальная наука в первой половине двадцатогостолетия сделала такой рывок, что претворение в жизньвсех ее разработок по вполне объективным причинамне могло быть обеспечено уровнем развития техноло-гий. Тем не менее в 1937 г. П.С. Тартаковскому при-шлось покинуть Томск (не в последнюю очередь бла-годаря «сомнительному» прошлому - на родине, вКиеве, он был в 1923 г. арестован по подозрению в ан-тисоветской деятельности и причастности к антисовет-ской организации «Центр действия») [12. С. 414].Кампания против «сдерживания роста творческихсил молодежи и срыва научных работ врагами народа»затронула непосредственно В.Д. Кузнецова [13. Л. 27].Ему и уже бывшему директору В.Н. Кессениху предъя-вили обвинение во вредительстве: «Линия на отрывпроизводственной тематики института от задач и за-просов промышленных предприятий вредна и преступ-на. Это есть продолжение линии на развал института,долгое время проводившейся там врагами народа…Пора поставить вопрос перед Наркомпросом о возмож-ности дальнейшего пребывания в руководстве институ-та Кузнецова и Кессениха» [Там же]. Недаром впо-следствии В.Д. Кузнецов вспоминал о 1938 г. как охудшем времени своей жизни [14. С. 216]. Кампаниядаром не прошла - оставить СФТИ, а затем и уехать изТомска пришлось все-таки Д.Д. Иваненко. Из Сибир-ских Афин он увез свои наработки в области физикиатомного ядра.Объективность требует того, чтобы признать заВ.Д. Кузнецовым использование фразеологии того вре-мени. Все в том же 1938 г. в очередном письме в Нар-компрос РСФСР по поводу скандальной статьи «По-рочные методы работы» в газете «Большевистскаясмена», в которой имелись нападки на коллектив ин-ститута, он, перенаправляя шквал обвинений и подоз-рений на самих нападающих, сам начинает говорить о«врагах народа» [10. Л. 39]. Типичный пример того, какабсолютно рабочие, рядовые конфликты в ходе работытого или иного учреждения сразу же облекались в по-литическую форму, становясь действенным оружием вруках оппонентов.Можно предположить, что причины того, что личноученый во второй половине 1930-х гг. практически ни-как не пострадал, и даже более того - смог полностьюсохранить возможность заниматься своим делом, кро-ются в характере, складе самого В.Д. Кузнецова. С од-ной стороны, он был настоящим ученым - относитель-но аполитичным человеком, полностью погруженным внауку, составляющую для него образ и смысл жизни,которого вообще трудно впутать в какие-либо служеб-ные интриги с идеологической подоплекой. С другойстороны, В.Д. Кузнецов был достаточно гибок и могпойти на некоторые уступки, которые сам не считалпринципиальными, ценя достигнутые успехи и трезвоотдавая себе отчет в том, что вряд ли они были бы воз-можны без сотрудничества с существовавшим режи-мом. Позиционируя себя как убежденный сторонниккоммунизма, В.Д. Кузнецов был, надо полагать, в из-вестной мере благодарен советской власти за все тевозможности и условия, что она предоставила ему,равно как и всей физике в целом.В этом плане замечательны его письма и публика-ции в газетах, где он, отвечая на обвинения в контрре-волюционности и чуждости советскому образу жизни,с нарочитой наивностью высказывал убежденность втом, что все дело в невежестве и некомпетентностилюдей, которые сами не понимают, в чем состоят прин-ципы советской власти, но берутся судить об этом иучить других.Сейчас трудно судить о степени конформизма всреде старых преподавательских кадров, что продол-жили работать и при советской власти, - уместнее бу-дет говорить о мере их востребованности. Лояльностьже самого В.Д. Кузнецова вполне наглядно иллюстри-руют следующие строки из письма к нему одного измладших научных сотрудников - М.Я. Соляника: «Раз-ве я могу забыть теплый августовский вечер 1930 года,когда Вы четко и прямо сформулировали: "Что, если ипридут когда-либо белые, висеть нам с вами, МихаилЯковлевич, на одном столбе". Этот Ваш благородныйшаг - шаг безоговорочного перехода на сторону социа-лизма в решающий момент классовой борьбы в нау-ке…» [15. Л. 26]. Опуская экзальтированность автораписьма, стоит отметить не опасения, конечно,В.Д. Кузнецова за свою жизнь после «прихода белых»,а его самоидентификацию себя частью сложившейсясоциальной системы.Несмотря на то что сведения о публичных недру-желюбных высказываниях профессоров и преподава-телей, в частности Томского университета, в адресСоветского государства и правящей партии в1930-е гг. не встречаются, скорее всего, можно гово-рить лишь о деловом сотрудничестве между властьюи учеными. Их идейное сближение заняло значитель-но большее время, если оно произошло вообще. Од-нако объективная тенденция к внешнему примирениювсе же имела место.Значение 1930-х гг. для научно-педагогическогосообщества как раз и состояло в том, что период не-определенности в отношениях с Советским государ-ством («войны» для одних и взаимного притираниядля других) окончился. Наступила пора решающего(само) определения: возможно ли встраивание в стре-мительно трансформирующуюся общественную сис-тему, и если возможно, то в каком качестве? Во мно-гом это говорит в пользу трактовки структуры совет-ского социума как сословной (при этом необходимоотметить, что массовые репрессии второй половины30-х гг. затронули научно-педагогическое сообществов той же степени, что и остальные слои населения). Кконцу четвертого десятилетия XX в. одна часть науч-ных кадров была окончательно выключена из профес-сиональной либо вообще из физической жизни, другаяобрела не только возможность всецело предаться из-бранной деятельности, но и нечто большее - социаль-ный субстрат. Пример же В.Д. Кузнецова являет со-бою редкий по своей символичности случай: институ-ционализация советской науки шла параллельнымкурсом с процессом «институционализации» его какученого - своеобразным социальным субстратом сталдля него СФТИ.1 П.С. Тартаковский (1895-1940) был выпускником математического отделения физико-математического факультета Университета Св. Влади-мира в Киеве. С 1920 по 1924 г. состоял ассистентом при кафедре физики. Осенью 1924 г. переехал в Ленинград, где начал работать в лабора-тории академика А.Ф. Иоффе при Государственном физико-техническом институте сверхштатным ассистентом. С 1925 по 1926 г. являлсястаршим адъюнктом отделения экспериментальной геофизики Главной геофизической обсерватории у бывшего директора Института при-кладной физики профессора Б.П. Вейнберга. Одним из первых в стране взялся за серьезную систематическую разработку проблем квантовойтеории, представив уже в 1924 г. на IV съезде русских физиков в Ленинграде доклад, посвященный этой тематике. С осени 1929 г. - профес-сор, заведующий кафедрой теоретической физики Томского университета, в 1930-1932 гг. - заместитель директора СФТИ. 17 апреля 1935 г.П.С. Тартаковский был утвержден в ученой степени доктора физико-математических наук без защиты диссертации. Среди его учеников былипрофессора В.М. Кудрявцева и Н.П. Калабухов (Профессора Томского университета: Биографический словарь. Т. 2 (1917-1945). С. 414).2 В.Н. Кессених (1903-1970) был приглашен для работы в институте в 1930 г. (где и проработал в течение последующих одиннадцати лет).Выпускник Ростовского университета, он до этого там же и преподавал, будучи одновременно аспирантом (заочно) на кафедре физики МГУ.За годы работы в Томске Кессених успел побывать директором СФТИ, проректором ТГУ, создать серьезные работоспособные научно-технические школы по электромагнитной дефектоскопии (совместно с А.Б. Сапожниковым) и радиозондированию ионизированных слоеватмосферы (совместно с Г. Бэрвальдом). В 1941 г. добровольцем ушел на фронт, после войны остался в Москве. В Томск вернулся в 1953 г. Загоды пребывания в столице сделал неплохую карьеру в МГУ (некоторое время исполнял должность декана физического факультета). Послевозвращения в Томск продолжил прерванную войной научную и организационную работу в Томском университете, возглавив его радиофизи-ческий факультет (Профессора Томского университета: Биографический словарь. Т. 2 (1917-1945). С. 191-192).3 М.И. Корсунский (1903-1976) приехал в Томск молодым выпускником Ленинградского политехнического института, но уже известным спе-циалистом в области физики твердого тела, атомной и ядерной физики. Однако здесь он пробыл совсем недолго, уехав в 1934 г., когда сталоясно, что ядерная физика и изучение квантовых эффектов в твердых телах не стали в Томском университете и СФТИ приоритетными направ-лениями. Впоследствии работал в Ленинграде, Харькове и Алма-Ате.4 «Дело Лузина» - политическая кампания (1936), направленная против Н.Н. Лузина (1883-1950), математика, академика АН СССР. Причинойявилось продолжение «классовой борьбы в науке». Н.Н. Лузин, в частности, обвинялся в стремлении публиковать все свои лучшие работы взарубежной печати. Публичная критика Н.Н. Лузина (борьба с «лузинщиной») прошла по региональным научным центрам, затронув многихкрупных ученых того времени. В результате практически все зарубежные контакты советских ученых были взяты под партийно-государственный контроль.5 Д.Д. Иваненко (1904-1991) был профессором Ленинградского физико-технического института. Один из виднейших физиков-теоретиков сво-его времени, занимался проблемами строения атомного ядра. В 1935 г. он арестован по делу С.М. Кирова и постановлением ОС НКВД от4 марта того же года бы осужден как социально опасный элемент на 3 года и выслан из Ленинграда в Карагандинский лагерь (Карлаг). Новымпостановлением ОСО от 1931 г. Иваненко был направлен в ссылку в Томск. В СФТИ работал с 1 марта 1936 г. по 1 февраля 1939 г., совмещаяпри этом работу на кафедре теоретической физики ТГУ, заведовал которой П.С. Тартаковский (после отъезда последнего он сменил его надолжности заведующего). Научная работа Д.Д. Иваненко в Томске была весьма продуктивна. В СФТИ он продолжил начатые ранее исследо-вания, наряду с этим разрабатывал проблему квантовой электродинамики (и ее различные применения, вплоть до теории космических лучей).В сферу научных интересов входило построение нейтринной теории света, которое велось как в направлении разработки методов квантовойэлектродинамики, так и в описании основных уравнений релятивистской квантовой механики и их применении к атомным ядрам и космиче-ским лучам (Майер Г.В., Фоминых С.Ф. Д.Д. Иваненко в Томске (1936-1939 гг.) // Вестник Томского государственного университета. 2008.№ 307. С. 71-76).

Скачать электронную версию публикации