On some aesthetic ideas of I. Kant and V. Ivanov.pdf Влияние И. Канта на русскую мысль неоспоримо.В данной статье речь пойдет о влиянии Канта на Вяче-слава Ивановича Иванова (с точки зрения эстетики).Каким образом эстетические идеи Канта преломляютсяв творчестве Иванова? Существует ли идейное воздей-ствие немецкого философа на русского поэта, и если«да», то каково оно? Чтобы ответить на эти вопросы,выделим некоторые важные элементы эстетики Канта.Связан ли интерес к прекрасному с интересом к до-бру? - вот вопрос, на который хочет ответить Кант.Одни люди считают, что «да», тот, кто тянется к красо-те, имеет в виду конечную цель человечества - «мо-рально доброе». А другие полагают, что «виртуозывкуса» суетны, упрямы, часто придаются пагубнымстрастям, и потому интерес к прекрасному несовмес-тим с моральным чувством. Что думает по этому пово-ду сам Кант?Конечно, он полагает, что интерес к прекрасномуеще не служит доказательством интереса к добру; нозато интерес к красоте природы «всегда есть признакдоброй души» [1. С. 313].Далее он пишет: «Если человек, у которого доволь-но вкуса, чтобы правильно и тонко судить о произве-дениях изящных искусств, охотно покидает комнату,где собраны красивые вещи, которые поддерживаюттщеславие и всегда доставляют радость в обществе, иобращается к прекрасному в природе - то на этот вы-бор мы смотрим с уважением и предполагаем в немблагородную душу, на что не может притязать знатокискусства и любитель ради интереса» [Там же. С. 314].То есть мыслитель постоянно ставит естественнуюкрасоту выше искусственной и связывает первую с мо-рально добрым.Кант использует термин «интерес», на который сле-дует обратить особое внимание. Именно он лежит воснове кантовской эстетики, когда речь заходит о связикрасоты и добра. Конечно, душа не может рассуждать окрасоте природы, не находя в этом для себя и интереса,«но этот интерес находится в родстве с моральным итот, кто питает интерес к прекрасному в природе»,имеет задатки доброго образа мыслей [Там же. С. 315].Бескорыстный и добрый интерес к природе отли-чается от корыстного интереса к произведениям ис-кусства. Кант убежден, что подлинное наслаждениепрекрасным дается лишь по отношению к красотеприроды, и когда мы узнаем, что это не природа, аискусство, мы теряем к нему «незаинтересованныйинтерес». Кант приводит пример такой утраты: в од-ной деревне гостеприимный хозяин радовал соседейтем, что развлекал их пением соловья. На самом делесоловьев в деревне не было, пению птицы подражалбойкий паренек в кустах. Да, соседи наслаждались, нодо тех пор, пока обман не раскрылся. Философ ком-ментирует: красота либо должна быть природой, либодолжна походить на природу, чтобы ей можно былолюбоваться. В противном случае мы теряем интерес[1. С. 317].При этом интеллектуальный интерес к прекрасномувыше чувственного: «мы считаем грубым и неблаго-родным образ мыслей тех, кто не обладает чувствомпрекрасной природы» и доволен наслаждением, полу-чаемым за обеденным столом или за стойкой в тракти-ре [Там же. С. 318].Искусство, по определению Канта, - это «созиданиечерез свободу» [Там же]. Оно доступно только челове-ческой природе. В мире животном нет такого созида-ния. Пусть мы примем, что продукт деятельностипчел - соты - прекрасен. Однако, вспомнив о том, чтосоты сделаны без помощи разума, а лишь на основеинстинкта, мы приписываем это искусство не им са-мим, а их Творцу.Кант специально пишет о взаимопроникновенииискусства и природы: «Природа прекрасна... если онапоходит на искусство, а искусство может быть названопрекрасным только в том случае, если… оно… кажетсянам природой» [Там же. С. 322].«Изящное искусство есть искусство гения». Гений -это талант, дающий искусству правило, т.е. закон. Та-лант - это прирожденная способность художника, и онпринадлежит природе. Стало быть, гений - это врож-денные способности души, через которые природа даетискусству закон созидания.Гений, во-первых, создает то, что невозможно вы-учить по определенным правилам, ибо его творчествоосновано на интуиции, а не на логике. Итак, первоесвойство гения - оригинальность.Второе. Но оригинальной может быть и бессмысли-ца. Поэтому произведение гения должно быть своегорода образом для подражания. Оно возникает не поправилам, зато само дает правило для подражания.Третье, вытекающее из первого и второго пунктов.«Гений сам не может описать или научно показать, какон создает свое произведение… и поэтому автор про-изведения… сам не знает, каким образом у него осуще-ствляются идеи для этого», и не в его власти придуматьих по плану и сообщить предписания другим, чтобыони могли создать такой же шедевр [Там же. С. 323].По этимологии «гений» происходит от латинского сло-ва «genius» - «дух», и именно этот дух внушает творцуоригинальные идеи.«Гения следует противопоставлять духу подража-ния... Нельзя научиться вдохновенно сочинять стихи»,как бы подробно ни описывался процесс творчества икак бы превосходны ни были образцы стихосложения.Никакой Гомер, замечает Кант, не может показать, какпоявляются в его голове фантазии, идеи, «потому чтосам не знает этого и, следовательно, не может научитьэтому никого другого» [1. С. 325].Умение гения «нельзя передавать другим, оно дает-ся (человеку) непосредственно из рук природы, следо-вательно, с ним и умирает, пока природа снова не ода-рит точно так же кого-нибудь другого» [Там же].Кант начал с того, что природный дар искусства да-ет правило (закон). Но какого рода это правило? Оно непредписание, не формула; это образец не для подделы-вания, но для подражания. Хотя ученику трудно следо-вать за гениальным учителем, но «нечто согласное сошкольными правилами составляет существенное усло-вие искусства». Ведь художник должен первоначальноиметь перед собой определенную цель, иначе будет непроизведение искусства, но продукт случая. Но чтобыосуществить какую-то цель, нужны правила ее дости-жения (средства), иначе получится то, что мы называемобманом.Далее Кант рассматривает соотношение понятий«гений» и «вкус».«Для суждения о прекрасных предметах нужен вкус,а для самого изящного искусства, т.е. для создания такихпредметов, требуется гений» [Там же. С. 328].Для суждения о красоте природы нужен лишь вкус,а для возможности бытия красоты искусства нуженименно гений, т.е. чтобы наслаждаться природой, дос-таточно субъективного вкуса, а чтобы была красотаискусства - для этого требуется именно вдохновение.«Природа есть сверхчеловеческое искусство», -пишет Кант, имея в виду Божественное творение оду-шевленной и неодушевленной природы [Там же].Одна из особенностей человеческого искусства втом, что оно прекрасно описывает вещи, которые вприроде безобразны или отвратительны. «Болезни,опустошения, вызванные войной, могут быть прекрас-но описаны как нечто вредное и даже прекрасно изо-бражены на картине» [Там же]. В этомзакона нашего бытия, и не нужно быть Кантом или сКантом, чтобы непосредственно воспринять это вну-шение» [3. С. 130].Итак, символ звездного неба связывает двух мысли-телей. Действительно, это творение божие, вечно пре-красное и волнующее душу. Однако здесь начинаютсярасхождения. Иванов не может принять «моральныйзакон во мне» как культурную максиму. Он «эстетик»,«ироник» и по стилю мысли и образу жизни очень да-лек от восхищения этой фразой.В 1912 г. Иванов пишет статью «Гете на рубеже двухстолетий». Нашлось в ней место и для Канта. Поэт пишет,что современная русская мысль вновь обратилась к Кан-ту, и призыв «назад к Канту» она услышала, но преодо-леть еще не может. Теория познания русской философииначала XX в. покоится на теории Канта. Но эстетическаятеория хочет от него освободиться, ибо Кант поставил длянее «слишком стеснительные грани» [4. С. 112].Что это значит? Напомним, что раздел «Критикиспособности суждения» Канта, посвященный символу,называется «О красоте как символе нравственности»[1. С. 373]. Собственно, этим названием все сказано -красота лишь эмпирическая оболочка, лишь символнравственно доброго. Где нет этического начала, тамнет и эстетического переживания.Нам скажут, что то же было и у Платона: он ставилпонятие блага выше всех других категорий, в том числеи выше категории прекрасного. А ведь Иванов во мно-гом следует за Платоном. Но дело в том, что у Платонапрекрасное «исходит» из благого, имея единую духов-ную природу с ним. И созерцать благо ум может лишьпосле того, как поднялся до прекрасного. Здесь виднаразница между «органическим порождением» и «при-нудительным подчинением».Кант в «Критике способности суждения» разводитпонятия «прекрасное» и «нравственно доброе», ставяпервое в зависимость от второго. Естественно, что сво-бодный и мятежный ум поэта-символиста не мог при-нять эту идею.Есть и другие высказывания Иванова о Канте. Онпишет, что искусство было изгнано из сферы сладост-ных сновидений и подчинено задаче «эстетическоговоспитания» [3. С. 180]. Под влиянием Канта эстетикапыталась «пригнуть за шею к земле крылатого коняМуз и подчинить искусство личной или общественнойморали, а не то - и просто житейской пользе» [Там же].Проведенный анализ текстов И. Канта и В.И. Ива-нова позволяет утверждать, что выбор между идеямидвух титанов мысли - Платона и Канта - был сделан впользу первого. Существует не совсем правильноемнение, что Платон противопоставил «мир идей» и«мир вещей».На самом деле у Платона, с одной стороны, присут-ствует идея «двоемирия», но, с другой стороны, дваэтих мира вязаны Мировой Душой, творческая природакоторой замыкает мир в единое гармоничное целое.Что же касается Канта, его эстетики, вытекающей изего онтологии, мир красоты противопоставлен мирунравственности и подчинен ему. Это противоречитдуху свободной эстетики.В 2005 в г. Калининграде вышла в свет книгаЛ.А. Калинникова «Кант в русской философской куль-туре» [5]. В ней есть раздел «Аристотель и Кант в сим-волизме Вячеслава Иванова». Поскольку этот текст свя-зан с нашей проблемой, рассмотрим его внимательно.Автор задается вопросом: есть ли существенноевлияние Канта на В. Иванова? Обычно исследователипишут о влиянии на русского поэта Платона, но «пла-тонизм лежит на поверхности, а поверхностный взглядредко проникает в существо дела» [Там же. С. 262]. Иеще одна цитата: «История человечества руководству-ется законом морального прогресса - это убеждениеВяч. Иванов делил с Иммануилом Кантом» [Там же.С. 267]. Невозможно согласиться ни с одним из этихсуждений: Платон никогда и нигде не «лежал на по-верхности», а мораль Канта и взгляды Вяч. Иванова напроблемы нравственности порой противоположны (см.выше).Калинников ставит вопрос: «так аристотелик жеВячеслав Иванов или все же платоник?» [Там же.С. 270]. Здесь автор совершает «подмену тезиса»: начавс утверждения кантианства Иванова, он переходит кутверждению его аристотелизма.Калинников строит свои возражения против интер-претации Иванова как платоника на том основании, чтоПлатон противопоставил идеальный (рациональный) ичувственный (материальный) миры таким образом, чтоони никак не связаны между собой, а идея символатребует такой связи [Там же]. На самом деле, все сточностью до наоборот: мы писали выше, что такойвзгляд на Платона некорректен, мир идей и мир вещейсвязывает Мировая Душа, превращая мир вещей в сим-вол мира идей. Конечно, фраза Калинникова «символкак явление мышления и языка чужд платонизму» [Тамже] опрометчива. Мифопоэтический символизм Пла-тона очевиден: достаточно просто внимательно егопрочитать.Калинников связывает Аристотеля и Канта на томосновании, что оба они пользовались одними и теми жеметафорами: «форма» и «материя», их же использовал иВ. Иванов, сближая по смыслу с понятиями «ноумен» и«феномен». При этом ссылок на В. Иванова не делается.Согласно отечественному исследователю, Аристо-тель и Кант употребляют понятия «материя» и «форма»одинаково. Автор монографии пишет: «Именно формаопределяет строй явлений, она оформляет мир природы»[5. С. 271]. Мало того, что здесь налицо порочный круг:«форма оформляет», смысл этой фразы можно понять итак, что «форма» близка к «идее» Платона. Понимая, чторезко и напрямую невозможно противопоставить Пла-тона и В. Иванова и сблизить В. Иванова и Канта, Ка-линников призывает на помощь авторитет Аристотеля.Но следует помнить, что нельзя резко противопостав-лять идеи Платона и Аристотеля по существу: Аристо-тель - ученик Платона, проведший в Академии двадцатьлет. Безусловно, они влияли друг на друга.Калинников пишет о теории «восхождения» и«нисхождения» В. Иванова, сближая его с аристоте-лизмом. Но нам здесь видится тождество идейВ. Иванова и Платона: в диалоге «Государство», вразделе, названном «Символ пещеры», Платон устамиСократа говорит, что философ, поднявшийся душойдо мира идей, хотел бы остаться там навсегда. Но емунужно вернуться в пещеру и рассказать остальным,что он видел за ее пределами [6. С. 321-325]. Приэтом Калинников почему-то игнорирует стадию «по-гружения в хаос» у В. Иванова, которая не вяжется нетолько с платонизмом, но и с аристотелизмом и кан-тианством; это сугубо дионисийская идея, и здесьнужно вспомнить Ф. Ницше. Это к вопросу о том,нужно ли и можно ли укладывать идеи одного мысли-теля в рамки другого.Далее Калинников противоречит сам себе. Настр. 279 он пишет: «В понимании роли чувственностиВяч. Иванов следует не за Платоном, а за Аристотелеми Кантом». Однако на стр. 280 он заявляет: «Конечно,вслед за Вл. Соловьевым, поэт пространство и времяотказывался понимать (курсив мой. - С.С.) в качествесубъективных априорных форм и признавал за нимиобъективно-онтологическую природу». При этом неуказывается, что Вл. Соловьев, последователем которо-го Калинников называет В. Иванова, являлся ярко вы-раженным платоником.Автор книги о русской философской культуре дела-ет очередной шаг: со ссылкой на В. Иванова он пишет,что Кант ввел в искусство понятие символизма. Рассу-ждения Канта о символе мы приводили выше. Было бысмешно думать, что В. Иванов пишет об этом букваль-но. Как будто в теории искусства и тем более в самомискусстве никто до Канта не исследовал и не использо-вал «символ», и как будто В. Иванов этого не знал.Далее у Калиникова идет критика Канта за то, чтоон разъединил религию и мораль, подчинив послед-нюю действию категорического императива, «самодос-таточного и абсолютного» [5. С. 297]. Венцом всех рас-суждений Калиникова о влиянии Канта на В. Ивановаявляется следующее высказывание: «Однако и моральпо Канту, согласно которой ты только человек, толькосущество, обязанное самому себе, и кроме себя, нико-му более, взвалившее на себя все бремя ответственно-сти и вины… - такая мораль Вячеслава Иванова неустраивает» [5. С. 299]. И далее: «Он (Вяч. Иванов. -С.С.) ищет гарантии конечного спасения, абсолютнойуверенности в пришествие царства Богочеловечества»[Там же].Далее Калинников цитирует В. Иванова: «Если са-модеятельно, - пишет Вяч. Иванов о человеческомбытии как творчестве, - то человек противопоставля-ется Христу как его соперник, следовательно - анти-христ» [7. С. 313]. И потом Калинников пишет фразу,которая противоречит всем его предыдущим рассуж-дениям: «Кант и выступает в роли такого антихриста»[5. С. 299].Идеалистический символизм исходит из Канта, ареалистический - из Вл. Соловьева, считает Калинни-ков [Там же. С. 300]. И правильно считает.Подводя итог анализу текста Калиникова, следуетпоставить вопрос: с кем он - с Кантом или противнего? Начиная «за упокой», автор книги заканчивает«за здравие»: реалистический символизм противоре-чит отвлеченной этике Канта. Калиникову стоили быопределиться в своих историко-философских пред-почтениях.Рассмотрев предложенный материал, можно утвер-ждать следующее. Если и говорить о влиянии Канта наВ. Иванова, то оно не было глубоким: В. Иванов посто-янно подчеркивал независимость своих идей от теорииКанта. Ни в онтологии, ни в этике, ни в эстетике двухмыслителей мы не находим общего, даже призвав напомощь авторитет Аристотеля. Всем этим попыткаммешает реализоваться авторитет платоника Вл. Со-ловьева.

Скачать электронную версию публикации