Will (dukhovnaya gramota) of Grand Prince Dmitry Ivanovich and line of succession for Grand Prince titlein Northeastern Rus of 15th century.pdf В отечественной историографии образования едино-го русского государства сформировалась априорная идеяо замене принципа наследования великого княжения вконце XIV в. Эту мысль сформулировал Н.М. Карамзин,ссылаясь на договорную грамоту великого князя Дмит-рия и князя Владимира Андреевича Серпуховского, гдени слова не сказано о престолонаследии [1. С. 60].С.М. Соловьев, указав на отсутствие связи этого догово-ра с проблемой наследования и, по сути, на отсутствиеаргументов в пользу упомянутой идеи, тем не менеепридерживался тезиса о смене принципа наследованиявеликого княжения [2. С. 428, 530].Интерес ко второй духовной грамоте великого кня-зя Дмитрия Ивановича возник в силу некоторого ка-жущегося противоречия, присутствующего в текстеграмоты: «А по грехом, отъимет бог сына моего, князяВасилья, а хто будет подъ тем сынъ мои, ино тому сы-ну моему княж Васильев оудел, а того оуделом поделитих моя княгини» [3. № 12. С. 35]. Исследователи воценке данного фрагмента текста исходят из предпо-ложения, что великий князь смешал наследование уде-ла и великого княжения. Это навело историков намысль о том, что в тексте подразумевается нечто явноне прописанное. В частности, особенность документаобъясняется тем, что данное распоряжение сделано наслучай бездетной смерти старшего князя [4. С. 68; 5.С. 59, 105; 6. С. 8-9]. Л.В. Черепнин предложил не-сколько иную, но близкую по сути формулировку, го-воря о «самом важном из московских уделов, с кото-рым были связаны великокняжеские права» [7. С. 62].Эта мысль, прижившаяся в отечественной истори-ческой науке, вызывает ряд вопросов. Так, при изуче-нии историографии вопроса и источников, близких повремени создания грамоте Дмитрия Ивановича, можнообнаружить признаки спорности общепринятой точкизрения. Л.В. Черепнин, как известно, объяснял статьюо наследовании великого княжения внешнеполитиче-ским фактором (излишним, как представлялось иссле-дователю, сближением старшего сына с будущим ли-товским великим князем Витовтом). Такое объяснениепредложено по причине отсутствия в тексте прямогоуказания на возможную бездетность старшего сына [7.С. 61].Не проясняют картины по этому вопросу и летопи-си, и, что особенно важно, великокняжеские сводывторой половины XV в., и восходящие к ним летописи.Летописная информация историкам известна и активноиспользуется, но практически не учитывается при ана-лизе текста грамот Дмитрия и его потомков. Известно,что во время пребывания в Орде в 1431-1432 гг. князьЮрий Дмитриевич Звенигородский ссылался на грамо-ту отца. Представитель Василия II боярин И.Д. Всево-ложский прямо указывал на претензии своего князя вобход духовной грамоты великого князя Дмитрия Ива-новича [8. С. 171-172; 9. С. 249-250; 10. С. 187-188].Ряд исследователей вообще не связывают сменунаследования с разбираемым документом и говорятлибо о невозможности сколько-нибудь точно датиро-вать это событие [11. С. 384], либо о времени правле-ния Василия I Дмитриевича [2. С. 428], либо о концеXIV в., но без ссылок на вторую духовную грамотувеликого князя Дмитрия [12. С. 42-44; 13. С. 19]. Кро-ме того, А.С. Мельников выдвинул версию о сосуще-ствовании двух принципов наследования великогокняжения одновременно: по старшиству и по прямойнисходящей линии ввиду якобы отсутствия в Москов-ском княжестве четких принципов наследования доконца XIV в. [13. С. 19; 14. С. 105].Исходя из этого, можно говорить о необходимостивозвращения к изучению проблемы наследования ве-ликого княжения и роли духовной грамоты великогокнязя Дмитрия Ивановича в регулировании межкняже-ских отношений. При этом важно сопоставить данныеэтого документа с показаниями других духовных гра-мот и договоров. В свою очередь, при рассмотренииположений самого завещания великого князя Дмитрия,касающихся наследования, необходимо учитывать со-держание других его статей, обычно не привлекающихвнимание исследователей политической истории Мос-ковского княжества.В пользу того что принцип наследования великогокняжения не меняется ни в княжение Дмитрия, ни по-сле его смерти, свидетельствуют, как известно, духов-ные грамоты Василия I. Так, в первой из трех грамот,составленной в 1406 г., при определении «опришнины»для княгини-матери присутствует оговорка «ДастъБогъ сыну моему, князю Ивану княженье великое [3.№ 20. С. 56]. Характерно, что вопрос именно о насле-довании великого княжения здесь вообще не поднима-ется. В третьей духовной грамоте этого великого князяситуация ничуть не более определенная: «А дастъ Богъсыну моему великое княженье, ино и яз сына своегоблагословляю, князя Василья» [3. № 22. С. 61]. Попыт-ка Л.В. Черепнина объяснить данную оговорку тем, чтограмота не была утверждена в Орде, представляетсянедостаточно убедительной, поскольку механизмы та-кого утверждения по источникам не прослеживаются,тем более, что Тохтамыш, по наблюдениям самого ис-следователя, признал великое княжение «отчиной»московских князей [7. С. 60, 92]. В дальнейшем нетсвидетельств о попытках ханов Золотой Орды вмеши-ваться в вопросы, связанные с великим княжением (по-ездка московских князей к Улуг-Мухаммеду в 1431-1432 гг., как известно, произошла по инициативе самихкнязей). Кроме того, к 1423 г., когда грамота была со-ставлена, степень зависимости Руси от Орды былавесьма условна. В дальнейшем отступления от устояв-шихся формулировок, касающихся наследования, вдуховных грамотах отсутствуют.Духовная грамота Василия II, написанная в 1461 г.,распоряжений, предполагающих наследование велико-го княжения по прямой нисходящей линии не содержит[3. № 61. С. 193-199]. Это обстоятельство позволяетговорить о том, что к 1461 г. принцип наследованиявеликого княжения не изменился.Первая духовная в старшей ветви московских кня-зей, нарушающая обычай и касающаяся внуков завеща-теля, относится к 1504 г. Таким документом стало за-вещание Ивана III, составленное, возможно, под давле-нием наследника, будущего Василия III, с учетом опы-та династического кризиса 1497-1502 гг. Здесь впервыеговорится о лишении младших сыновей завещателяправа на великое княжение в пользу возможного внука:«А которои мои сынъ не учнет сына моего Васильаслушати во всем, или учнет под нимъ подъискивативеликих княжествъ или под его детми… ино не буди нанем милости божией, и пречистые богоматери, и свя-тых чудотворецъ молитвы, и родитель наших, и нашегоблагословения и въ сии векъ, и в будущии» [3. № 89.С. 363].Характерно, что передача великого княжения самомуВасилию III является примером следования старомупринципу наследования, поскольку обойденным оказыва-ется Дмитрий Внук, чей отец, старший сын Ивана III,Иван Молодой, был великим князем в 1473-1490 гг. Этотвывод подтверждается также текстами договоров Васи-лия III со следующим по старшинству сыном Ивана Ва-сильевича, Юрием Дмитровским, заключенных в 1504 и1531 гг. Василий был вынужден дополнительно вымогатьу брата отказ от великого княжения в пользу племянни-ков. Договор же 1531 г. принуждает дмитровского князяпризнавать великое княжение наследием «детей» (но несына) Василия III [3. № 90. С. 365, 367, 368; № 101. С. 416,417, 418, 419]. Следовательно, даже распоряжение духов-ной Ивана III, предполагающее передачу великого кня-жения потенциальному сыну Василия III, не гарантирова-ло последнему возможность такой передачи.В связи с вопросом о наследовании великого кня-жения особое внимание обращает на себя устойчивая (снепринципиальными разночтениями) формула в дого-ворных грамотах конца XIV - XV в. Практически вкаждом таком тексте можно обнаружить свидетельствоособого положения второго сына правящего великогокнязя либо его второго по старшинству брата.В конце XIV в. особняком упоминается звенигород-ский и галицкий князь Юрий Дмитриевич. Текст дого-вора 1390 г. с серпуховским князем Владимиром Андре-евичем гласит: «На семъ, брате молодший, князь Воло-димер Андреевичь, целуи ко мне крестъ, к своему братустареишему, к великому князю Василью Дмитриевичю,и к моему брату молодшему, ко князю Юрью Дмитрие-вичю, и к моеи братьи молодшеи» [3. № 13. С. 37]. Ана-логичное обособление Юрия Звенигородского от болеемладших братьев увидим уже в договоре великого князяДмитрия Ивановича с князем серпуховским Владими-ром Андреевичем [3. № 14. С. 39-40].Интересную формулу видим в «докончании»Ивана III с дядей, белозерским и верейским княземМихаилом Андреевичем (1462-1464 гг.): «…на семъ навсемъ, брате молодшии князь, Михаило Андреевич,целуи ко мне крестъ къ своему брату старешому вели-кому князю Ивану Васильевичю. Держати ти мене собебратом стареишим. И моего брата молодшаго, князяЮрия Васильевича, держати ти себе братом же ста-реишим. А брата нашаго молодшаго, князя Ондрея,держати ти себе братом. А нашу меньшую братию,князя Бориса и князя Андрея, держати ти себе братиеюмолодшею» [3. № 64. С. 208]. Во втором экземпляретак же сформулированы обязательства от имени Миха-ила Андреевича [3. № 64. С. 210]. Здесь обращает насебя внимание сразу несколько моментов. Во-первых,второй из наследников Василия II, князь Юрий Дмит-ровский, в «докончании» назван даже «братом старей-шим» по отношению к этому князю наравне сИваном III. Во-вторых, в данном случае обозначена итретья относительно высокая ступенька в княжескойиерархии. Князь Андрей Большой Углицкий поставленвровень с верейско-белозерским князем, тогда какмладшие из братьев стоят в иерархии ниже дяди.В-третьих, двое старших сыновей Василия II названыпо отчеству, тогда как трое младших только по именам.И, наконец, еще одна деталь. В отношении Юрия в тек-сте применен оборот «моего брата молодшего», тогдакак в отношении Андрея Большого - «нашего братамолодшего», в отношении Бориса и Андрея Меньшого- «нашу братию молодшую». Из таких особенностейлексики грамоты можно сделать вывод об особом по-ложении по меньшей мере второго из братьев, заменаединственного числа (моего) множественным (нашего,нашу) свидетельствует о попечении, которое наравне сИваном III должен был нести Юрий (и по отношению ксамым младшим, по-видимому, - Андрей Большой).Показательно, что сын Ивана III Иван вообще не упо-мянут в тексте «докончания». Такая иерархия и умол-чание об Иване Молодом предполагают сохранение к1462 г. в Московском княжестве принципа родовогостаршинства.Особое положение третьего сына Василия II не бы-ло случайностью или разовым эпизодом. АндрейБольшой, судя по всему, действительно был заметнойфигурой. Именно он стал основной силой известногокняжеского «мятежа» в 1480 г., именно его арестовалипо приказу Ивана III в 1491 г. (князя Бориса Волоцкого,второго участника этого мятежа, великий князь не тро-нул). В этом же году Иван III, если верить летописям,обвинил этого брата в том, что тот «думал на великогокнязя с братьею своею» [8. С. 275; 9. С. 333]; наконец,дети Андрея Большого не получили наследства своегоотца, тогда как сыновья Бориса своими уделами владе-ли до смерти.Косвенно особый статус второго брата как наслед-ника великого княжения подтверждают упомянутыедоговорные грамоты старших сыновей Ивана III, Васи-лия и Юрия, заключенные в 1504 и 1531 гг.Все указывает на сохранение принципа наследова-ния великого княжения по старшинству по меньшеймере до первой трети XVI в.Следовательно, возникает вопрос о том, как соотно-сится данный вывод с содержанием духовной великогокнязя Дмитрия Ивановича. Прямых указаний именнона изменение порядка наследования в тексте его второйдуховной грамоты нет. Текст в содержательной частилибо был дефектным, либо в нем что-то «подразумева-лось». Прежде чем обратиться к тексту грамоты, необ-ходимо остановиться на вопросе о существовавшихтрадициях или нормах, связанных с составлением за-вещаний. В течение практически всего времени прав-ления потомства легендарного Рюрика существовалобщий порядок регулирования отношений в потомствезавещателя. Не позднее времени появления летописнойверсии предполагаемого «ряда» Ярослава Владимиро-вича своим сыновьям складывается традиция составле-ния завещания, регулирующего отношения толькомежду родственниками, живущими на момент состав-ления завещания. Как следствие, такого рода докумен-ты касаются лишь жен и детей завещателей, но не вну-ков. Ярким примером этого являются и духовные гра-моты Ивана Калиты и его сыновей, Семена и Ивана [3.№ 1. С. 7-11; № 3. С. 13-14]. Текст самой духовнойДмитрия Ивановича, в котором нет упоминаний о Кон-стантине, родившемся незадолго до смерти своего отцаи вскоре после составления духовной грамоты, такжесвидетельствует о правоте в данном вопросе Л.В. Че-репнина в той части его утверждения, что бездетнаясмерть сыновей великим князем не «предполагалась».Первыми традицию нарушат только Иван III и Васи-лий III в 1504 и 1531 гг.Духовная грамота была юридическим документом, иее составители должны были стремиться к регулирова-нию всех возможных проблем и аспектов отношений вкняжеской семье. Следовательно, Дмитрий должен былоговорить свои распоряжения определенными условия-ми, если таковые существовали. Этот документ вряд лимог что-то «подразумевать», поскольку расплывчатыераспоряжения завещателя могли привести к конфликтамсреди его сыновей. Летописная информация подтвер-ждает сохранение принципа наследования великогокняжения по старшинству. Летописи, восходящие к ве-ликокняжеским сводам, прямо указывали на права ЮрияДмитриевича в вопросе о наследовании великого кня-жения [8. С. 171-172; 9. С. 249-250; 10. С. 187-188].В тексте духовной грамоты Дмитрий Иванович кос-нулся проблемы великого княжения лишь однажды.Речь шла о благословении великим княжением старше-го сына, Василия [3. № 12. С. 34]. Ничего нового с точ-ки зрения наследования великокняжеского титулаздесь нет. Василий после смерти отца становилсястаршим в роду.Вопрос о дальнейшем наследовании великокняже-ского титула в случае смерти Василия I Дмитриевича вдуховной Дмитрия Ивановича вопреки распространен-ному мнению не обсуждался. Известная клаузула втексте посвящена именно и только уделам: «А по гре-хом, отъимет бог сына моего, князя Василья, а хто бу-дет подъ тем сынъ мои, ино тому сыну моему княжВасильев оудел, а того оуделом поделит их моя княги-ни» [3. № 12. С. 35]. Как видим, здесь нет ни слова овеликом княжении. Традиционно подразумевается, чтотерритория великого княжества Владимирского входи-ла в удел Василия I либо была с ним связана. Такоедопущение ничем не аргументировано, но оно делаетнеобходимым выяснение значения слова «удел» в тек-сте источника. Такого рода работу позволяет выпол-нить анализ распоряжения Дмитрия о наделении зем-лями княгини.Сразу после раздела земель между сыновьями за-вещатель наделил свою княгиню из земель сыновей:«А се, даю своеи княгине из великого княженья оусына оу своего, оу князя оу Василья, ис ПереяславляЮлку, а ис Костромы Иледам с Комелою, а оу князя оуЮрья из Галича Соль, а оу князя оу Ондрея из Белаозе-ря Вольское съ Шаготью и Милолюбскии езъ. А изъВолодимерских сел княгине моеи Ондреевьское село, аис Переяславских сел Доброе село, и что к ним потяг-ло. А из оудела своего сына, княжа Васильева: Ка-нев, Песочну, а исъ селъ Малиньское село, Лысцево. Аисъ княжа оудела изъ Юрьева: Юрьева слобода, Сухо-дол с-Ыетею, с-Ыстервою, да село Ондреевъское, даКаменьское. А изо княжа оудела изъ Оньдреева: Верея,да Числов, да село Луциньское на Яоузе с мелницею. Аизъ княжа оудеда ис Петрова: Ижво да Сяма» [3. № 12.С. 34]. Из приведенного текста видно, что владимир-ские и переяславские земли (т.е. земли, входящие всостав собственно великокняжеской области), и землиуделов - это разные комплексы территорий. Следова-тельно, статья, касающаяся передачи уделов умершегостаршего брата следующему по старшинству не вклю-чает в себя распоряжения о судьбе великого княжения.Косвенно эту мысль подтверждает ряд составлен-ных в течение XV - начала XVI в. духовных грамотмладших московских князей. В их числе можно упомя-нуть завещания князя Владимира Андреевича Серпу-ховского, составленное в 1401/1402 гг., и князя ЮрияДмитриевича Звенигородского, написанное в 1433 г. Вобеих грамотах прописывается наследование удела приотсутствии прямых наследников. Распоряжение Юрияочень краткое, но определенное: «А по грехом, которо-го вас богъ отымет, а не останется после его детеи, инотого оудел темъ, которыи останутся живы» [3. № 29.С. 75]. Владимир Андреевич, видимо, учитывая какие-то семейные обстоятельства, остановился на проблемеболее подробно: «А по грехом, отъимет богъ сына ко-торого из сынов моих, а останется его жена, а не пои-дет замуж. И сноха моя и своими детми сидит в мужасвоего уделе до своего жывота, а дань дает ко казневеликого князя по уроку, что в сеи грамоте писано. Арозмыслит богъ о сносе моеи, и то удел сыну ея, а мое-му внуку. А не будет сына, а останется дчи, и дети моивсе брата своего дчерь выдадут замуж, а брата своегоуделом поделятся вси равно» [3. № 17. С. 49].Упомянутые грамоты составлялись в период проти-востояния князя Юрия Дмитриевича с Василием I, азатем - с Василием II. Целью подобного рода нововве-дений было, по-видимому, уточнить порядок наследо-вания уделов во избежание конфликтов в отдельныхветвях московского княжеского рода, подобных тому,который разразился между двумя его линиями.В очередной раз оговорка о возможных внуках за-вещателя появляется в духовной грамоте великогокнязя Ивана III Васильевича: «А которого моего сынане станет, а не останется у него ни сына, ни внука,ино его удел весь в Московской земле и в Тферскоиземле, что есми ему ни дал, то все сыну моему Васи-лью, а братьа его у него въ тот удел не вступаются»[3. № 89. С. 362]. Но цель здесь совершенно иная.Можно предполагать, что именно с 1504-1505 гг.усилиями Василия III начинается процесс измененияпринципов отношений между князьями вообще и во-прос о наследовании в частности.Ссылка на духовную Дмитрия Ивановича является,таким образом, очередным историографическим казусом.Н.М. Карамзин в «Истории государства Российского»,констатируя смену принципа наследования великогокняжения, опирался на текст договорной грамоты велико-го князя Дмитрия Ивановича с князем Владимиром Ан-дреевичем Серпуховским. Недоразумение вскоре былочастично разрешено С.М. Соловьевым. Использованиечастью исследователей в качестве доказательства выска-занной историографом мысли второй духовной грамотывеликого князя Дмитрия привело к повторению ситуации.По сути, речь идет об опоре на документ, в котором во-прос о наследовании великого княжения не поднимался.

Скачать электронную версию публикации