RESEARCH AND PRACTICE PSYCHOLOGY:«SHIZIS» AND COMPLEMENTARY.pdf Расхождения и сближениеПрошло более 15 лет с тех пор, как один из наиболее известных представителей исследовательской и практической отечественной психологии Ф.Е. Василюк охарактеризовал взаимоотношения между ними как «схизис» [3], подчеркнув, что «психологическая практика и психологическая наука живут параллельной жизнью как две сублич-ности диссоциированной личности: у них нет взаимного интереса, разные авторитеты (уверен, что больше половины психологов-прак-тиков затруднились бы назвать фамилии директоров академических институтов, а директора, в свою очередь, вряд ли информированы о «звездах» психологической практики), разные системы образования и экономического существования в социуме, непересекающиеся круги общения с западными коллегами» [4. С. 26]. Ранее Р. Ван дер Влейст сетовал на то, что исследовательская и практическая психология ис-пользуют разные «языки», «единицы» анализа и «логики» его по-строения [46]. А еще раньше озабоченность взаимоотношениями ис-следовательской и практической психологии выражали Л.С. Выгот-ский [7] и другие классики психологической науки, причем под каж-101№ 40Сибирский психологический журнал2011 г.дым их словом наверняка подписался бы любой современный психо-лог, и не потому что они - классики, а потому что с тех пор, вроде бы, ничто не изменилось.В конце истекшего столетия регулярно констатировались не только сохранение, но и возрастание разрыва, причем, по мнению ряда авторов, оно было связано с тем, что психологическая практика актив-но впитывала методологию и культуру постмодернизма, в то время как академическая психология не освободилась от влияния позитивизма. Например, Д. Полкинхорн выделял такие общие черты постмодерниз-ма и психологической практики, как нефундаментальность, фрагмен-тарность, конструктивизм, неопрагматизм, понимание знания как ди-намичного, социально конструируемого и зависимого от контекста. Он подчеркивал, что психологи-практики охотнее применяют по-стмодернистскую методологию, правда, признав, что «близкие к практике» психологи-исследователи тоже преуспевают в ее освоении и распространении, и констатировав появление в психологическом сообществе нового «слоя», служащего связующим звеном между двумя его полярностями - «чистыми» практиками и «чистыми» ис-следователями [38]. Л. Сасс уловил в современной психологической, особенно в психоаналитической, практике такие постмодернистские черты, как релятивизм, скептицизм, вымышленность, акцентировав их в качестве ее ключевых отличий от академической психологии1 [40]. А К. Герген отметил, что, в отличие от академической психоло-гии, современная психологическая практика развивается в русле по-стмодернистской мысли, имеет дело с развивающейся индивидуаль-ностью человека и сосредоточивается на контекстуальных смыслах человеческой деятельности. В результате, по его мнению, теоретиче-ское знание академической психологии часто вступает в конфликт с эмпирическим знанием современности, а психологическая практика предпочитает теоретическому знанию гетерогенные и качественные знания повседневной жизни, приобретающие достоверность в личном опыте психолога [32].На взаимоотношениях исследовательской и практической пси-хологии сказывается изменение количественных пропорций между ними. Так, М. Розенцвейг констатирует, что интернациональной чер-той, проявляющейся в мировой психологии с 50-х гг. прошлого века, является стремительный прогресс практической психологии на фоне замедления в развитии традиционных, академических областей ис-следования. Розенцвейг показывает интернациональный характер этой тенденции, проследив ее в таких странах, как США, Канада, Ав-стралия, Германия, Финляндия, Португалия, Испания, Норвегия, Ар-гентина, Бразилия, Куба, Турция, Индия, Мексика, ЮАР и др. [39].1 При этом Л. Сасс полагал, что релятивизм и фикционализм постмодернизма спо-собны нанести вред терапевтической практике [40].102Материалы к IV Сибирскому психологическому форумуПри этом в индустриальных странах динамика численности академи-ческих психологов в последние десятилетия выглядит как «плато», в то время как численность психологов-практиков нарастает по экспо-ненте [Ibid.]. А В. Секстон и Дж. Хоган выражают опасение: подоб-ная тенденция может привести к тому, что мы будем иметь «психоло-гию без науки» [41. С. 476].Быстрое возрастание количества психологов-практиков на фоне стабилизации численности академических психологов2 обостряет и без того непростые отношения между ними, а в некоторых странах приводит к расколу психологических ассоциаций [39]. На подобные проблемы на-кладываются сложности, обусловленные спецификой практической пси-хологии в разных странах. Например, в нашей стране психологическая практика страдает неупорядоченностью, отсутствием лицензирования и сертифицирования, переполнена сомнительными личностями, не имею-щими психологического образования, и т.п. В.Б. Хозиев отмечает, что, в отличие от академической психологии, «значительная часть консульта-тивной психологии и не собирается покидать своей теневой и неофици-альной ниши, давно и надежно занятой ею в современной культуре» [21. С. 190]. «Теневой» характер этой ниши дополняется тем, что «невидимая миру работа идет внутри культуры и в рамках консультативного сообще-ства психологов. Следствием такого положения дел является весьма своеобразная рефлексия, публикуемая в виде описаний «консультатив-ных случаев» в общедоступных журналах. В свете этого возникает пред-ставление о ненаучности, приблизительности и поверхностном характере консультативной психологии» [Там же. С. 190].В то же время при всех расхождениях между академической и практической психологией можно разглядеть и некоторые тенденции к их сближению. К примеру, признание значимости «единичных случа-ев» и изучение уникальных жизненных ситуаций, в котором обычно видится одна из главных особенностей практической психологии, от-личающая ее от психологии исследовательской, можно обнаружить и в ряде установок последней. Скажем, Л.С. Выготский стремился вывес-ти законы психологии искусства из «анализа одной басни, одной но-веллы и одной трагедии» [7. С. 405], при этом констатировав, что «за-силие индукции и математической обработки и недоразвитие анализа значительно погубили дело Вундта и экспериментальной психоло-гии» [Там же. С. 402]. А в современной исследовательской психоло-гии метод анализа конкретных случаев (case studies) и сопутствую-щий его применению качественный анализ получают все большее распространение3.2Отметим, что аналогичная тенденция характерна для всех наук. Как отмечаетБ.И. Пружинин, в течение всего XX столетия удельный вес прикладного исследова-ния нарастал, а доля чистой науки сокращалась [17]. Но особенно отчетливо эта тен-денция проявляется в последнее время.3То же самое происходит в социологии и других смежных с психологией науках.103№ 40Сибирский психологический журнал2011 г.Можно разглядеть и встречный вектор - погружение сюжетов, традиционно изучавшихся в контексте исследовательской психологии, в практический контекст со всеми сопутствующими этому изменения-ми самих сюжетов. Например, Дж. Шоттер отмечает тенденцию к изу-чению таких традиционных тем когнитивной психологии, как воспри-ятие, память, научение и мотивация, в контексте постмодернистской социальной практики, а также доминирование - в контексте их изуче-ния - опыта повседневной жизни над теоретическими знаниями [42]. В качестве формы сближения исследовательской и практической пси-хологии можно трактовать и тот очень характерный для современной России факт, что многие психологи, занимающиеся психологической практикой в различных организациях, «без отрыва от производства» пишут диссертации, которые оформляются в соответствии с канонами академической психологии, а необходимый для этого материал наби-рают в процессе своей практической деятельности. В результате тра-диционное разделение исследовательской и практической психологии во многом утрачивает смысл, поскольку практическая психология тоже имеет исследовательскую составляющую, что, впрочем, не означает, что стираются ее базовые отличия от академической психологии как не просто исследовательской, а фундаментальной науки.Наметились и другие направления сближения. Например, тео-рии, ставшие одним из символов академической психологии и тради-ционно отвергаемые практической психологией как чрезмерно «ака-демические», сейчас тоже адаптируются к потребностям практики. В частности, на психологических конференциях, в особенности на «научно-практических», которые сами по себе стали знаковым явле-нием, знаменуя стремление объединить психологическую науку и практику, «большие» психологические теории упоминаются довольно редко, однако активно эксплуатируются «малые» теории и теории «среднего ранга», позволяющие упорядочить ту или иную сферу ре-альности. Нередко подобные теории и рождаются в процессе практи-ческой деятельности психологов4, стремящихся не только воздейст-вовать на эту реальность, но и осмыслить ее. В качестве «академиче-ской» формы деятельности практических психологов можно рассмат-ривать и осуществляемый ими методологический анализ психологи-ческой практики, явившийся естественной реакцией на ее разрастание и усложнение [5, 10 и др.].Таким образом, исследовательская психология постепенно осваи-вает направления работы, традиционно характерные для практической психологии, а практическая психология - характерные для исследова-тельской, что неизбежно порождает их когнитивное сближение. Одна-ко, пожалуй, еще более заметно «наведение мостов» между ними в со-4 Т.В. Корнилова называет их «особыми практико-ориентированными теориями» [12]. 104Материалы к IV Сибирскому психологическому форумуциальной плоскости, т.е. сближение соответствующих страт психоло-гического сообщества.Во-первых, в этом сообществе всегда существовали его предста-вители, подобные цитировавшемуся выше Ф.Е. Василюку, которые со-четали успешные занятия академической и практической психологией, при этом, если вновь обратиться к его цитате, зная фамилии и директо-ров академических институтов (которых, кстати, совсем немного), и «звезд» психологической практики, к числу которых сами и принадле-жали. Так что социальный «схизис» между двумя видами психологии всегда носил относительный характер.Во-вторых, в начале 1990-х гг., когда на зарплаты академических психологов нельзя было прожить (в дальнейшем ситуация улучшилась, но не принципиально), начался их массовый отток в практику, а еще более характерной стала их двойная занятость, сочетание хорошо воз-награждаемых занятий практикой с принадлежностью к академиче-ским и образовательным учреждениям. В результате и в нашей стране разрастался тот слой «близких к практике» исследователей, о которых пишет Д. Полкинхорн [38], а также, наоборот, «близких к исследова-ниям» практиков.В то же время если не «схизис», то, употребляя другой термин Ф.Е. Василюка, «диссоциация» между исследовательской и практиче-ской психологией по-прежнему сохраняется. Сообщества психологов-исследователей и психологов-практиков хотя во многом и пересекаются, в своей основной части достаточно далеки друг от друга. Главное же -практическая психология по-прежнему опирается преимущественно не на то знание, которое генерирует исследовательская психология, ис-пользует иной терминологический аппарат, свои объяснительные прин-ципы и т.п. То есть разобщенность «двух психологий» сохраняется как в когнитивном, относящемся к психологическому знанию, так и в соци-альном, выражающем состояние психологических сообществ, ракурсах, и пока трудно уловить какие-либо тенденции к радикальному измене-нию ситуации. При этом наблюдаются рассогласования между ними и в образовательной сфере. Например, выпускники психологических вузов вынуждены, в силу существующих образовательных стандартов, писать дипломы, представляющие собой мини-диссертации, построенные в со-ответствии с классическими стандартами академической науки (обзор исследований проблемы, гипотезы, эмпирическое исследование, стати-стический анализ полученных данных и т.п.) и тестирующие их способ-ность заниматься академической наукой, в то время как подавляющая их часть идет в практику и заниматься наукой никогда не будет. А многие из них, получив классическое психологическое образование, затем на-правляются получать второе образование в учреждения, «доучиваю-щие» их практической психологии.Подобная ситуация вызывает неудовлетворенность обеих сторон, причем наиболее заметно ее проявляют представители практической105№ 40Сибирский психологический журнал2011 г.психологии, систематически обвиняющие психологов-исследователей в том, что вырабатываемое ими знание в основном носит «бумажный» характер (научные статьи, книги, диссертации) и мало полезно или во-обще бесполезно для практики. Против этого трудно возразить, по-скольку, скажем, главный продукт эмпирических исследований в психо-логии - коэффициент корреляций между изучаемыми переменными -действительно очень далек от того, что востребовано практическими психологами.X. Куликан, например, задается вопросом: «Если мы проводим исследование, предполагающее хорошо контролируемые процедуры и точные, количественно определяемые переменные, что рекомендовано в подавляющем большинстве учебников, не получаем ли мы в резуль-тате очень ограниченное, часто искусственное и совершенно бесполез-ное знание о человеческом поведении и опыте?» [29. С. 170]. Данное обстоятельство отмечается также Р. Харре [33] и многими другими ав-торами. М. Бунге констатирует: «Предельная точность, являющаяся целью научного исследования, в большинстве случаев оказывается бессмысленной или даже мешает при практической деятельности» [28. С. 335].Принцип «воплощения»В то же время уместен вопрос о том, какими должны быть взаи-моотношения между практической и академической психологией в идеале, который, как и всякий идеал, в реальности недостижим, но мо-жет задавать полезные ориентиры. При этом целесообразно сразу же вынести за скобки вопрос о том, кто - «гора», а кто - «Магомед», и в каком направлении должно строиться взаимодействие между исследо-вательской и практической психологией: должны ли психологи-практики читать академические журналы, посещать академические конференции, чего они в своем большинстве не делают, впитывать в практику то знание, которое вырабатывает исследовательская психоло-гия, или, наоборот, психологи-исследователи должны быть более чув-ствительны к запросам психологической практики и производить зна-ние в соответствии с ними. Во втором случае уместно вспомнить Г.П. Щедровицкого, который еще в начале 1980-х гг. писал: «Мы уже не можем дальше играть в игру развития научной техники. Теперь тре-буется другое: вести исследования так, чтобы результаты их внедря-лись в практику, чтобы научное исследование было замкнуто с соот-ветствующей техникой и чтобы исследование, техника и практика бы-ли завязаны между собой в более сложные организмы» [23. С. 140].Наверное, у каждого психолога, озабоченного проблемой взаи-моотношения «двух психологий», имеются и свои представления об идеальной модели. При всем разнообразии этих представлений они,106Материалы к IV Сибирскому психологическому форумукак и многое в психологии, формируются на основе видения психоло-гами ситуации в «благополучных» - естественных - науках. Например, представления о том, что физики вырабатывают некоторое знание, с помощью которого изобретаются автомобили, самолеты, телевизоры и холодильники, биологи открывают законы, на основе которых медики лечат своих пациентов, открытия химиков ложатся в основу пластмасс и других полимеров и т.п. Но так ли это в действительности, не подме-няется ли реальная картина происходящего в естественных науках уп-рощенными бытовыми представлениями?Известный социолог науки М. Малки пишет: «...если мы обра-тимся к релевантным эмпирическим данным, то обнаружим мало ука-заний на существование явной или тесной связи между фундаменталь-ными научными исследованиями и большей частью технологических разработок» [14. С. 99]; он считает проблематичной упрощенную точку зрения, согласно которой «передовая технология индустриальных об-ществ является непосредственным продуктом растущего корпуса фун-даментального научного знания» [Там же. С. 102]. Это выражается, в частности, в минимальном количестве перекрестных ссылок и разли-чии паттернов внутреннего цитирования в научной и технологической литературе: «Насколько можно судить по результатам анализа цитиро-вания, наука обращается к предшествующей науке, а технология - к предшествующей технологии» [Там же. С. 100].Очень поучителен имеющийся опыт анализа взаимодействия фундаментальной науки и разработки прикладных технологий. Так, в начале 1960-х гг. под эгидой Консультативного совета по материалам Национальной академии наук США был проведен ряд исследований последних инноваций в области материалов. Эти исследования показа-ли, что во всех рассмотренных случаях инновации не были следствием достижений фундаментальной науки, а непосредственно «вытекали» из предшествующей технологической деятельности [36]. Аналогичные выводы были сделаны инициаторами исследования 84 технологиче-ских инноваций, удостоенных в Великобритании Королевской премии: «Мы обращали особое внимание на связь фундаментальной науки с инновацией… То, что нам удалось обнаружить лишь незначительное количество случаев такой связи, тем более удивительно, что мы специ-ально ее искали» [34. С. 12]. Е. Лейтон, обобщивший подобные иссле-дования, пришел к выводу, что «прежняя точка зрения, согласно кото-рой фундаментальная наука производит все знание, затем использую-щееся в технологических разработках, явно не способствует понима-нию современной технологии» [35. С. 210].Исследователи данной проблемы подчеркивают, что взаимодей-ствие фундаментальной науки с практикой строится в соответствии с так называемым принципом «воплощения»: новое научное знание «во-площается» в определенной процедуре или некотором устройстве вро-107№ 40Сибирский психологический журнал2011 г.де транзистора, которое в дальнейшем используется при производстве новой техники, а ее последующие поколения вырастают не из исходно-го научного знания, а из внутренней логики развития техники [14]. То есть из науки в практику переносится некоторая фундаментальная идея, которая обретает там свою новую жизнь и развивается в соответ-ствии с запросами самой практики.Много аналогий подобной ситуации можно обнаружить и в пси-хологии: «Всякий раз как фундаментальная наука используется в каче-стве основания для технологической науки, она требует значительного переформулирования» [Там же. С. 102]. Так что «расхождение языков» академической и практической психологии тоже представляет собой вполне естественное и не специфическое для этой науки явление.М. Малки идет еще дальше, на ряде примеров показывая, что связь современной технологии не только с фундаментальной, но даже с прикладной наукой, а стало быть, и с наукой вообще, отнюдь непро-стая. Он пишет: «...даже если мы на время оставим в стороне фунда-ментальную науку и сосредоточимся на вкладе в технологию приклад-ной науки, все же представляется сомнительным, что большая часть современной технологии вытекает более или менее непосредственным образом из научного знания» [Там же. С. 103]. То есть если бы «схизи-са», который так удручает психологов, скажем, сообщества физиков-фундаментальщиков с сообществами конструкторов самолетов, авто-мобилей, компьютеров, не существовало, если бы «фундаментальщи-ки» попутно усовершенствовали все это, а техники параллельно зани-мались фундаментальной наукой, это выглядело бы очень странно и не пошло на пользу тем и другим. Подобное часто случалось во времена Архимеда или формирования науки Нового времени, но сейчас если и происходит, то в виде исключений из общего правила, диктуемого элементарным разделением труда.На описанную ситуацию, демонстрирующую неадекватность ожи-даний в отношении фундаментальной науки, накладывается их особый характер в нашей стране. «У нас вечно путают чистую науку с приклад-ной» (цит. по: [17. С. 113]), - писал П.Л. Капица в те годы, когда в нашей стране науку еще чтили и уважали. В частности, академических психо-логов часто обвиняют в том, что, имея ученые степени и звания, они не способны решать практические проблемы. Это примерно то же, что тре-бовать от биолога умения удалять аппендицит или от физика - чинить телевизоры и холодильники. Подобные неадекватные ожидания предъ-являются и к представителям других социогуманитарных наук, в связи с чем социолог М. Задорин подчеркивает: «Строго говоря, настоящий служитель науки никому, кроме Бога и Истины, ничего не должен. Чего, конечно, нельзя сказать о социологе-прикладнике» [9. С. 69].Еще одно обстоятельство, связанное с подобным кругом про-блем и тоже опровергающее распространенный в психологическом108Материалы к IV Сибирскому психологическому форумусообществе стереотип, состоит в том, что практика вовсе не обяза-тельно является критерием истины, а практическая эффективность представлений, генерируемых практическими психологами, не слу-жит подтверждением их адекватности. М. Малки отмечает: «При рассмотрении тех практических применений, которые действительно вытекают из научных исследований, важно помнить о том, что боль-шая часть (если не все) систем знания дала успешные практические применения - даже такие системы, как вавилонская мифологическая астрономия, общие принципы которой мы теперь считаем явно лож-ными» [14. С. 103].Здесь уместно провести аналогию с психоанализом. «Явно лож-ной» эту систему взглядов в психологии не считают, но нередко ха-рактеризуют как набор «психотерапевтических мифов» [16] и под-черкивают: «Большинство современных психологов рассматривают психоанализ как не более чем набор метафор» [1. С. 191]. Вместе с тем психологическая концепция, имеющая в практической психоло-гии наиболее широкое применение, это, несомненно, психоанализ, а эффективность основанной на нем психологической практики есть свидетельство его адекватности в качестве теории. Рассматривая по-добные случаи, М. Бунге приходит к симптоматичному выводу: «...теории, являются ли они научными или технологическими, сущно-стными или операционными, проверяются в лаборатории, а не на по-ле боя, в кабинете врача или на рынке» [28. С. 336]. Это звучит и как антитеза кондовому марксизму: практика не является критерием ис-тины. Отсюда же можно вывести и ответ на броский тезис Ф.Е. Васи-люка о том, что «нет ничего теоретичнее хорошей практики», в свою очередь сформулированный как антитеза догмату советских времен: «нет ничего практичнее хорошей теории». С этим можно согласиться, да и то с оговорками (думается, что хорошая теория все же «теоре-тичнее» хорошей практики), только в том случае, если онтологиче-ская достоверность теорий не особенно важна.Социальная релевантность психологииУместен и еще один вопрос: а что вообще представляет собой практика применительно к психологической науке, какова область практических приложений этой дисциплины? Естественно, проще все-го на него ответить, указав, что это и есть практическая психология в ее нынешнем виде; то, чем она занимается, охватывает всю область практического применения психологии. Но так ли это?Б. Адам и Ю. Ван Лун выделяют три основные функции социаль-ных теорий: 1) социальная инженерия - участие в социальном конст-руировании порядка и контроля; 2) осмысление, прояснение и объясне-ние происходящего в обществе; 3) политическая мобилизация - созда-109№ 40Сибирский психологический журнал2011 г.ние основы для политических действий масс [25]. Отметим, что подоб-ное представление о роли социальных теорий существенно отличается от их типового восприятия психологами, особенно отечественными, как предназначенных для выполнения преимущественно когнитивных, а не социальных функций: объяснения и обобщения эмпирических данных, создания концептуальной основы для эмпирических исследований и т.д.5 Но можно ли утверждать, что, например, психоанализ - не только как практика, но и как теория, который иногда характеризуется как «новая религия современного западного общества» [2], и теперь уже не только западного, выполнял и выполняет только когнитивные функции? Подчеркнем и то, что, во-первых, представления Б. Адама и Ю. Ван Лу-на о социальных функциях научных теорий могут быть как расширены, так и скорректированы в отношении психологии6, во-вторых, распро-странимы не только на теории, но и на другие виды знания.С. Московичи, с именем которого принято связывать тезис о том, что психология должна быть социально релевантной наукой, понимал под ее социальной релевантностью гораздо больше, нежели активную вовлеченность в практику [37]. Социальную релевантность психологии он отождествлял с ее активным участием в решении важнейших соци-альных проблем, таких как социальное неравенство, политическое на-силие, войны, расовые конфликты, а также выполнение ею мировоз-зренческой функции - выработку и трансляцию в массовое сознание образа общества и происходящего в нем [Idid.]. При этом, несмотря на то, что, по словам Г. Башляра, «психология давно перестала быть са-лонной наукой и превратилась в практику, которой занимаются все» (цит. по: [6. С. 42]), Московичи характеризовал уровень социальной релевантности психологии как довольно низкий.Показательны и другие подобные идеи известных ученых. А. Бандура подчеркивал, что психологическая наука должна участво-вать в «изменении функционирования социальной системы» [26. Р. 323]. Более локальные, но тоже достаточно существенные социальные задачи ставил перед ней Б.Ф. Скиннер, такие, например, как реформа пенитен-циарной системы на основе знания о принципах научения, личности и психопатологии [43]. «Улучшите природу человека, и вы улучшите все», - писал А. Маслоу (цит. по: [22. С. 521]). Один из классиков отече-ственной методологической мысли - Г.П. Щедровицкий - говорил, что «психология - это не наука, но нечто значительно большее: это и неко-торое видение мира, т.е. это и весь мир, взятый в определенном поворо-5В то же время существуют и исключения из этого правила. Например, А. Бандураписал: «О ценности теории можно в конечном итоге судить по ее полезности, кото-рая доказывается результативностью методов воздействия на психологические изме-нения» [27. С. 4].6В частности, третья функция более характерна для политически релевантных теорий,но на ее месте в контексте психологии возникают другие, не менее существенные.110Материалы к IV Сибирскому психологическому форумуте, ракурсе» [23. С. 141]7. Ф. Риф подчеркивал, что к середине XX в. до-минантным типом западной культуры стал Человек психологический, сменив Человека морального и Человека экономического [20]. М. Ро-зенцвейг в 90-е гг. прошлого века констатировал: «Сейчас психологиче-ская наука - это часть жизни и культуры во всех индустриальных стра-нах и во многих развивающихся» [39. С. 82]. И не случайно с 1980 по 1991 г. количество психологов в мире удвоилось главным образом за счет психологов-практиков [Ibid.].Приведенные высказывания не следует воспринимать как «ро-мантические призывы», имеющие отделенное отношение к реальной жизни. Они отражают тот очевидный, но иногда забываемый факт, что главная задача любой социогуманитарной науки - сделать человека и общество лучше, и это - отнюдь не романтическая, а вполне практиче-ская цель, которая придает главный социальный смысл и академиче-ской, и практической психологии.Как с этих позиций выглядит отечественная практическая психо-логия? С большим огрублением ее можно разделить на две части: 1) ориентированную на интересы конкретных клиентов и 2) удовле-творяющую потребности общества в целом. Конечно, можно задать вопрос, кто решает, в чем состоят интересы общества; при этом следу-ет указать, что интересы клиента и интересы общества часто совпада-ют. И действительно, психологи, работающие в таких структурах, как МЧС, оказывая помощь жертвам катастроф и терактов, не только по-могают конкретным людям (хотя в данном случае такие люди - не «клиенты» в традиционном смысле слова), но и решают важнейшие общесоциальные задачи. Однако большая часть коммерческой психо-логии обслуживает конкретных клиентов с презумпцией о приоритете их интересов и в отсутствие заботы о том, как эти интересы соотносят-ся с интересами общества. Иногда отчетливо проявляется и конфликт интересов, например, в случае психологов, обслуживающих полити-ков. В.Е. Семенов задается вопросом: «Ведают ли, что творят те соци-альные и политические психологи, которые готовят якобы бизнесме-нов, якобы лидеров, якобы политиков, якобы победителей? А на самом деле - людей без идеалов и принципов, манипуляторов и шарлатанов» [19. С. 42]. Скорее всего, ведают, но руководствуются характерной для нашего бизнеса формулой: клиент всегда прав.«Клиент» же академической психологии - это общество в целом, а немалое количество академических психологов, работающих «на се-бя», принципиально не изменяет ситуацию: наука в любом обществе выполняет социальный заказ, транслируемый в исследовательскую практику через соответствующую сеть институтов. Так что психологи-7 Р. Коллигвуд выразил похожую мысль менее лестным для психологии образом, оп-ределив ее как «модное наукообразное мошенничество эпохи» [11. С. 376], вместе с тем подчеркнув, что «она и есть то знание, которого ищет мир» [Там же. С. 376].111№ 40Сибирский психологический журнал2011 г.ческая практика в масштабах академической науки соразмерна гло-бальным психологическим проблемам нашего общества, которыми практическая психология не занимается, что порождает неизбежное расхождений адресатов «двух психологий».В таблице перечислены некоторые показатели состояния совре-менного российского общества, свидетельствующие о том, что это -тяжело больное общество, а его социальные болезни имеют непосред-ственное отношение к психологии. Естественно, и практические пси-хологи должны вносить и вносят свой вклад в его «излечение». Но все ли перечисленные в таблице проблемы могут быть если не решены, то хотя бы смягчены ими?Некоторые показатели состояния современного российского общества, 2009 г.ПоказательЗначение показателяМесто России по данному показателюСмертность от убийств на 100 000 жи-телей15,11-е место в Европе и СНГСмертность от самоубийств на 100 000 жителей26,52-е место в Европе и СНГ после ЛитвыСмертность от случайных отравлений алкоголем на 100 000 жителей151-е место в Европе и СНГСмертность от дорожно-транспортных происшествий на 100 000 жителей14,52-е место в Европе и СНГ после ЛитвыОжидаемая продолжительность жизни при рождении (число лет)68,67Предпоследнее место в Ев-ропе (перед Украиной)Естественный прирост населения на 1 000 жителей-1,89-е место с конца в ЕвропеЧисло детей, оставшихся без попечи-тельства родителей на 100 000 жителей80,83-е место в Восточной Ев-ропе и СНГ после Эстонии и ЛатвииКоличество разводов на 1 000 жителей4,91-е место в ЕвропеЧисло абортов на 1 000 женщин (в воз-расте 15-49 лет)34,21-е место в Восточной Ев-ропе и СНГДоля детей, родившихся у женщин, не состоявших в браке, %26,113-е место в Восточной Ев-ропе и СНГИндекс Джини (индекс концентрации доходов)0,4221-е место в ЕвропеИндекс коррупции 2010 (от 0 до 10 баллов, чем выше балл, тем ниже уровень коррумпированности)2,1154-я позиция в мире (наря-ду с Кенией, Лаосом, Тад-жикистаном и Камбоджей) из 178 возможныхПримечание. Источники: [8, 18, 30, 31, 44, 45].Например, огромное ежегодное количество жертв ДТП превыша-ет наши потери в Афганской войне (для сравнения: в Швейцарии в 2010 г. в ДТП погибло 8 чел). Общепризнано, что основными причи-нами являются не столько плохие дороги и автомобили, сколько пси-хологические особенности наших автомобилистов: их повышенная аг-112Материалы к IV Сибирскому психологическому форумурессивность, пониженное чувство социальной ответственности, при-вычка пить за рулем и т.п. Чтобы улучшить ситуацию, необходимо, в частности, изменить практику выдачи водительских удостоверений, их лишения, других форм наказания нерадивых водителей, оценки их психологической адекватности и т.д. То же самое относится к сущест-вующим у нас правилам выдачи лицензий на оружие и к другим соци-альным практикам, оптимизация которых является одной из главных задач психологии [24]. Но подобную задачу вряд ли можно отнести к области собственно практической психологии, поскольку ее решение предполагает анализ ситуации в обществе и определение путей ее улучшения, а не работу с теми «клиентами» - индивидуальными или коллективными, с которыми имеют дело психологи-практики. Можно назвать очень много таких общесоциальных задач - от разработки стратегий повышения рождаемости до мониторинга законов, которые являются не просто формальными юридическими императивами, а наиболее общими правилами социальной жизни, предполагающими активное участие психологов.Очень важным представляется также участие психологии в ре-шении принципиальных для нашего общества вопросов о том, как сле-дует понимать свободу и в какой мере мы можем себе ее позволить, каким вообще быть этому обществу, какое воздействие на него могут оказать введение прогрессивной шкалы налогообложения, налога на роскошь и т.п. Это - задачи практические, но не решаемые средствами самой практической психологии, а требующие вмешательства психо-логов-исследователей.Подобный социальный заказ психологии как науке и как практике вынуждает скорректировать традиционное противопоставление иссле-довательской и практической психологии на обоих «полюсах». То, что вторая не является «чисто» практической, имея и исследовательскую составляющую, было показано выше. Но и первая не является «чисто» исследовательской. Фактически любое макропсихологическое (см.: [13]) исследование, относящееся к нашему обществу в целом, увенчивается предложениями о том, как его состояние улучшить, что тоже относимо к психологической практике, но к практике общесоциальной.Используя сложившуюся в политологии и других социогумани-тарных науках дифференциацию «малых» и «больших» дел8, можно сказать, что в таких случаях психология обращается к «большим» де-лам. С некоторой долей огрубления можно утверждать: практическая психология преимущественно занимается «малыми» делами - на уров-не индивидуальных клиентов и социальных групп, а практическая часть исследовательской психологии - «большими», имея более тесное8 Она, естественно, не означает, что «малые» дела менее важны, чем «большие», под-разумевая лишь социальный масштаб решаемых проблем.113№ 40Сибирский психологический журнал2011 г.отношение к глобальному социальному заказу. И здесь можно конста-тировать не «схизис», а взаимодополнение, комплементарность «двух психологий», устранение различий между которыми не пошло бы на пользу и им обеим, и нашему обществу.Взаимодействие исследовательской и практической психологии осложняется тем, что если академическое психологическое сообщество достаточно упорядочено, сосредоточено преимущественно в НИИ и вузах, организовано в соответствии с существующей там иерархией, то сообщество психологов-практиков настолько анархично, что его во-обще трудно считать сообществом.Во-первых, оно охватывает не только хорошо организованные государственные структуры (Психологическая служба МЧС, Москов-ская служба психологической помощи населению и др.), но и большое количество всевозможных и слабо взаимодействующих между собой центров, институтов, ассоциаций и т.д., в калейдоскопе которых самим практическим психологам трудно разобраться. Причем ведется «ста-тусная война» между такими центрами, проявляющаяся в активном стремлении некоторых из них с помощью пиара и других подобных мер утвердить себя в качестве «главных», «настоящих», «основных» и т.п., а характерная для нашей практической психологии организацион-ная и статусная неразбериха9 проявляется и в неуважительном отно-шении значительной части ее представителей к академической психо-логии, организованной в соответствии со статусной иерархией.Во-вторых, на ниве практической психологии в нашей стране, в отличие от других стран, где эта деятельность упорядочена и лицензи-рована, подвизается множество самопровозглашенных психологов, не имеющих полноценного, а иногда и вообще какого-либо психологиче-ского образования и во взаимодействие с академич

Скачать электронную версию публикации