Communicative Psychosemantics of Cognitive-Noetic Development of the Personality.pdf Введение Парадигмальный сдвиг от позитивистско-бихевиоральной (естественнонаучной) к социокультурной психологии, вызревшей к середине прошлого века - от М. Бахтина и Л.С. Выготского, У. Джеймса и Дж. Мида до А. Маслоу и К. Роджерса - привел к пониманию коммуникативной природы сознания, объединяющего все душевные процессы. При этом от простейших переживаний до высших состояний сознания коммуникативная динамика этих процессов рассматривалась как символическая, психосемантическая, смыслообразующая (Кабрин, 2005; Петренко, 2010; Петренко, Супрун, 2017). Обращение на новом уровне к качественным методам исследования требовало уже более целостного и дифференцированного учета коммуникативно-смыслового контекста, чем в традиционных герменевтических и феноменологических описаниях (Дильтей, 2001; Гуссерль, 2009). На первый взгляд это явно реализовывалось в методе контент-анализа и нарративных методах, однако до сих пор остается недостаточным проникновение в интуитивно-смысловую глубину сообщения, а также фрагментарность анализа многоуровнего коммуникативного контекста. Это заставляет переосмыслить на новом уровне возможности герменевтического, феноменологического и психосемантического подходов с более полным охватом необходимых коммуникативных контекстов. Такую проблематику уже начал разрабатывать К. Роджерс (2017), реализовавший свою феноменологическую установку в качественном анализе центральных для личности феноменов «встречи», «Я-концепции», «конгруэнтности» переживаний в межличностных коммуникациях. Но как представитель и один из основателей движения «третьей силы» - гуманистической психологии - он сделал акцент на противопоставлении ее прежним зоопсихологическим парадигмам - бихевиоризму и психоанализу. Проблема смысловой природы опыта осознаваемых переживаний оставалась, скорее, фоновой, поэтому коммуникативно также недостаточно структурированной (Rennie, 2007). Круги герменевтики: проблема понимания Герменевтика - искусство и наука понимания, истолкования и предсказания скрытого в символике окружающего мира, сновидениях и знамениях языка богов, которым они общаются с людьми, - древнейший феномен культуры. Толкователи божественного промысла, а тем более замысла, часто рисковали своей головой. Но уже в начале XX в. основателю психоанализа и его последователям по толкованию и интерпретации различных бессознательных интенций содействовали нонконформизм и конформизм эпохи. В результате современная психология и сопутствующие ей искусства почти 70 лет пребывали в этом очаровании, пока не оформилась как самостоятельное научное направление трансперсональная психология, исследующая широкий спектр альтернативных состояний сознания. Наука герменевтики происходит от древних философско-теологических корней. Известная в христианстве максима Августина: «Верую, ибо непостижимо», - превратилась в современных исследованиях в более доступную формулу: «Верить, чтобы понять» (Евграфова, 2014, с. 64). Ключ к этому началу герменевтики лежит в вечной проблеме герменевтического круга (Дильтей, 2001). Чтобы понять целое, необходимо понять его части, но чтобы по существу понять части, надо уже понимать целое. В этом опасность порочности герменевтического круга - зацикливание. На практике при многократном прочтении текста круг может превратиться в спираль, если обнаруживается новое измерение - метасмысл текста (Гадамер, 1988). Однако этот метасмысл уже на совести интерпретатора; существует опасность впасть в мегаломанию - когда «интерпретатор» начинает претендовать на лучшее понимание текста, чем автор. Это одно из следствий фрагментации коммуникативного процесса смыслообразования. Классики-основатели герменевтики - В. Гумбольдт, Ф. Шлейермахер, В. Дильтей, М. Хайдеггер, Х.-Г. Гадамер и др. - настойчиво стремились сохранить осознание взаимообусловленности процесса порождения и презентации «смыслосодержащих форм» их истолкования и понимания, указывая на разные аспекты многомерно целостной смыслопорождающей коммуникации. Отмечая, что М. Хайдеггер видел темпоральную возможность преодоления порочности герменевтического круга, Х.-Г. Гадамер делает важный акцент на его диалогическую суть, реализованную уже Платоном в «Диалогах»: «К глубочайшим открытиям, которыми мы обязаны сократическим диалогам Платона, относится и то, что - в прямом противоречии с общественным мнением - вопрос труДнее ответа. несостоятельность собеседника показывает, что тот, кто полагает, что он все знает лучше, вообще не способен спрашивать. Чтобы быть в состоянии спрашивать, следует знать. о своем незнании. Спрашивать значит выводить в открытое. Открытость спрашиваемого состоит в неустановленности ответа» (Гадамер, 1988, с. 427). Эта открытость продолжается и в открытости к автору текста как к другому, чужому. «Таким образом, открытость навстречу другому включает в себя признание того, что я должен считаться с чем-то во мне самом, даже если бы не было никого, кто требовал бы от меня принять это что-то в расчет» (Гадамер, 1988, с. 425). Э. Бэтти (2011), стремясь к концентрированному формулированию герменевтического процесса, предлагает рассматривать «истолкование как трехчленный процесс. с одной стороны, интерпретатор как живой мыслящий дух, а с другой - дух, объективированный в смыслосодержащих формах. Эти крайние точки не входят в соприкосновение непосредственно; они контактируют только через посредство смыслосодержащих форм, в которых объективированный дух предстает перед интерпретатором в своей неустранимой инаковости... Стало быть, здесь понимание представляет собой познание заново и повторное конструирование смысла. интерпретатор должен на герменевтическом пути пройти путь творчества в обратном направлении» (Бэтти, 2011, с. 23-25). В итоге - релевантное восстановление герменевтического диалога: «...опрашивая текст, интерпретатор должен позволить тексту опрашивать себя самого, должен прислушаться к притязаниям текста» (Бэтти, 2011, с. 47). Такая эмансипация текста в герменевтическом анализе также содержит интерпретационную ловушку в связи с редукцией целостной коммуникативной ситуации персонального контекста автора и синхронной обратной связью его с интерпретатором, когда не контролируется субъективная проекция последнего. Х.-Г. Гадамер и современные исследователи герменевтики часто обращаются в этом контексте к В. Дильтею, подчеркивавшему роль переживаний автора, содержащих первичные данные в качестве смысловых единиц, требующих эмпатического вживания в персонали-стичность текста (Черняк, 2012; Чепкасова, Бунаков, 2012; Евграфова, 2014; Даренский, 2018). Символичность герменевтического поля буквально зовет к восстановлению целостной коммуникативной ситуации, которую репрезентирует текст. Поскольку задача данной работы - акцентировать внимание на коммуникативной герменевтике, предполагающей возможность живого диалога с автором текста, мы примем целостную модель коммуникативной ситуации как основание для анализа понимания высказывания, сообщения или текста. Она поможет избежать перекосов, смещений в истолковании и интерпретации высказываний. Для герменевтического анализа интерпретатору как реконструктору коммуникативной ситуации необходимо учесть понимание и чувствование различий по всем линиям удваивающихся соотнесений и взаимопроникновений, а именно коммуникатор-реципиент; предмет-язык. Это необходимо в силу инаковости партнеров по всем этим позициям, включая экологические контексты (DeRobertis, 2015). Речь идет: - о чувствительности к ключевым противоречиям; - о принятии выявленных противоречий как задачи на переосмысление ситуации; - о синхронной обратной связи, фиксирующей через личностную де-центрацию возникающий новый транссмысл высказывания; - об учете влияния несовпадений образов друг друга у автора и интерпретатора. Поддерживает всю эту эмпатическую децентрацию (как вчувствание в точку зрения другого и взгляд на себя как на другого) универсальная избыточность высказывания, открытая в принципе рекурсивности генеративной грамматики Н. Хомского (2019). Яркий пример находим в английском стихотворении (в переводе С.Я. Маршака) «Дом, который построил Джек». Лабиринты феноменологии: проблема переживаемого опыта сознания К проблеме переживания, первичного опыта осознавания герменевтика двигалась, кажется, на протяжении всей своей истории, ограничиваясь, правда, языковыми, текстовыми, дискурсивными формами его выражения. На этом пути не мог не появиться Э. Гуссерль, феноменология которого, как философия и методология, не углубила бы его «упрямым аутизмом» проблему понимания настолько, что и сегодня это остается предметом актуальных обсуждений. «В рамках феноменологического движения нет ни одного принципа, безоговорочно признаваемого всеми феноменологами в качестве основного. феноменологий столько, сколько феноменологов» (Шиян, 2017, с. 63-64). Э. Гуссерль остается значим, поскольку, несмотря на специфическую сложность текстов, он затронул и актуализировал архетипы ноэзиса (Анаксагор) и эйдетики (Платон), практически выйдя за границы латинской ментальности, вроде бы для него более привычной. Наряду с cogitatum (понятие) и racio (разум) в переживаемом непосредственно опыте сознания выделяются «ноэмы» (мысли) и «ноэзы» (многокачественные душевные переживания), являющиеся эйдетическими трансцендентальными центрами. Поэтому ноус (интуитивный ум) и эйдетическая интуиция являются главными моментами феноменологической установки, которая через «метод эпохе» (Счастливцев, 2014) делает интенциональное содержание сознания более артикулированным, «выпуклым». Будучи противником позитивистской физиологической психологии своей эпохи, Э. Гуссерль, тем не менее, выделил главные качественные характеристики душевного процесса как активного интенционального переживания: «.изначально нам даны бесформенные ощущения, которые оживляются актом сознания, в результате чего формируется предмет, который мы видим. он (Э. Гуссерль. -В.К.) пытается, обращаясь к глубинным слоям сознания, воспроизвести процесс формирования потока сознания из первичной импрессии» (Шиян, 2017, с. 71), т.е. из переживаемого впечатления. Поэтому и эйдетическая интуиция «.осуществляется не в рефлексивной позиции. в фантазии, а не в рефлексии, - чтобы после в феноменологической установке определить, какой признак для предмета является сущностным» (Шиян, 2017, с. 72). Д.Э. Гаспарян (2019) отмечает, что в связи с этим последователи Э. Гуссерля, в частности F. Jackson, акцентируют далее внимание на «квалитативности» потока сознания: «“Квалиа” есть термин для обозначения особой, несводимой ни к чему иному сущности непосредственного переживания некоторого состояния. Большинство аргументов в защиту реальности квалиа сводится к тому, что при наличии чувственных ощущений нейрофизическая процедура анализа данных мозга не позволит получить доступ к тому, как переживаются эти ощущения. квалиа есть такой способ переживания, который неотделим от того, кто его переживает, - перспективы от первого лица» (Шиян, 2017, с. 97). Такое понимание основного качества переживания может таить опасность тупика относительно его доступности, если не артикулировать внимание на том, что не менее важная его качественная характеристика - это интенциональность (чтойность). Переживание как особый способ существования души в потоке сознания находится буквально между живой телесностью субъекта и телесностью предмета, на которое оно не просто направлено, но и в сторону которого оно децентрировано относительно телесной субъектности. Оно существует в новом измерении (в меру возникающего резонанса и синхронистичности) между уже символизированными телесностями - т.е. в пространстве смыслов, имеющих уже коммуникативные степени свободы. Неслучайно в этом направлении размышляют и последователи Э. Гуссерля. Ключевым моментом в философии диалога Э. Левинаса (1998) стал «спор о сущности сознания, его интенциональности или диалогичности... в дальнейшем мы должны открыть «других», интерсубъективный мир. Феноменологическая интуиция жизни других открывает поле трансцендентальной интерсубъективности. трансцендентальность общения» (Левинас, 1998. с. 129-131). В этом же направлении разработан метод описательной феноменологии А. Джорджи, апробированный отечественными психологами также на уровне феноменологического интервью (Улановский, 2007; Богомаз, Морожанова, Турковский, 2019). Психологически, личностно затратная процедура получения сведений о феноменологических характеристиках состояния сознания субъекта как о первичной его реальности - причина чрезвычайной редкости таких репрезентативных исследований. Давно идут поиски более простых решений; пример тому - развитие контент-анализа на базе компьютерных технологий. Современный соблазн распространить понимание первичной аутентичной реальности мира и жизни в области интернет-медиа явно опережает его феноменологическую рефлексию (Фролов, 2019). Однако важно, что этот процесс уже инициирован, и острота проблемы осознается: «.мир сети несамодостаточен, теми или иными концами он замкнут на реальную повседневность. повседневность одна и реальные элементы в ней сочетаются с виртуальными, образуя “гибридный мир”. виртуальные события не обладают эффектом реальных. погружение в виртуальные среды. может оказаться ложным типом существования, а никак не новым способом бытия-в-мире. это новый способ ухода от реальности. феноменология имеет и практический смысл, предоставляя пользователю цифровых технологий возможность приостановить “естественную вовлеченность в виртуальный мир”» (Фролов, 2019, с. 35-36). Думается, что актуализация, ренессанс гуманистической психологии, ориентацию на которую А. Джорджи просматривал у Э. Гуссерля, сможет возродить интерес современников к аутентичности встреч с другим, с миром, с собой. Гуманистическое движение уже в прошлом веке восстановило именно коммуникативно-феноменолистический подход к уникальности человеческих переживаний через феномен встречи. К. Роджерс посвятил этому свои основные труды и создал релевантную психологическую практику - группу встреч. Во встрече с неизвестным, новым неожиданным иным Р. Мэй (2020) увидел источник творчества личности, а А. Маслоу (2011) открыл пиковые переживания. В коммуникативных практиках могут артикулироваться основные типы таких переживаний. В экспириентальном анализе встречи «Я-Группа» с акцентом на моменте здесь-и-сейчас выделены основные типы-векторы пиковых переживаний, образующие гармоничный цикл: катарсис, импринтинг, экстаз, инсайт (Кабрин, 2005). Это соответствует тому, что Э. Гуссерль называл «первичной импрессией». Основной признак таких переживаний - выход за рамки привычного, т.е. в буквальном смысле «транс». К сожалению, до последнего времени трансовыми переживаниями интересовались преимущественно психиатры с чрезмерным акцентом на их патологические исходы. Аналогичный акцент и сейчас в клинической психологии делается на психологическую симптоматику стресса, точнее дистресса. Транс и стресс противоположны по качеству и содержанию переживаний, но объединяет их то, что оба эти состояния - результаты встречи с новым. Таким образом, они образуют реципрокную пару: одно индуцирует другое. В этом потенциал психического здоровья, и более того - универсального чувства меры зрелой личности. Выход за рамки привычного навстречу новому проходит через риск и трансформацию естественной спасительной энергии стресса в энергию транса. Этот процесс преображения обычных переживаний в пиковые мы обозначили как стресс-транс-формацию. Она рождает в пиковых переживаниях потенциал интуитивной креативности. Именно его в интенциональности переживаний почувствовали представители разных эпох и культур - Э. Гуссерль и А. Маслоу. Структура интуитивно-креативного потенциала пиковых переживаний доступна в качественных исследованиях текстов именно в коммуникативной феноменологии, когда известны автор (коммуникатор) и адресат (реципиент) и особенности их взаимовосприятия и взаимопонимания друг с другом. Психосемантика сознания: на пути к смысловым универсалиям психологического потенциала человека Психосемантика сознания также оформлена как оригинальное научное направление современными отечественными психологами (О.А. Артемьева, В.Ф. Петренко, А.Г. Шмелёв, В.И. Похилько, А.П. Супрун). В определенном плане в ней могут быть плодотворно интегрированы рассмотренные направления герменевтики и феноменологии в психологическом контексте: «...методология семантического анализа оказалась ориентирована на изучение подсознательных процессов (развития, эволюции, творчества). в парадигме семантического анализа они могут быть раскрыты через последовательную иерархию смыслообразующих систем различного уровня, в которой смысл предыдущей системы определяется “эволюционной потребностью” последующей» (Петренко, Супрун, 2017, с. 9-10). Ранее В.Ф. Петренко (2010) уже прогнозирует перспективность психосемантической парадигмы многомерного сознания. С одной стороны, «.любая конструктивистская идея возникает в сознании погруженного в культуру субъекта и существует как текст в тексте, базируясь на множестве культурных миров, в которые погружен субъект, включая его неповторимый индивидуальный опыт.»; с другой стороны, «.правила приложимости конструктов на глубинных уровнях категоризации иные, чем на понятийном уровне, и подчиняются, скорее, логике транса или поэтического мышления» (Петренко, 2010, с. 123, 124). В результате, «.используя субъективные семантические пространства как операциональные модели индивидуального и общественного сознания, психосемантика совмещает когнитивистские и интуитивистские подходы в психологии» (Петренко, 2010, с. 195). Объединяя смысловые психосемантические поля на текстуально-контекстуальном нарративном герменевтическом уровне и одновременно на интуитивно-эйдетическом трансовом феноменологическом уровне, экспериментальная психосемантика охватывает всю психологическую реальность - онтологию в современном ее понимании. Однако хотя произвольно навязываемый экспериментальный «стимул» и гипнотизирует своим разнообразием (от простейших слов, символов до сложнейших произведений искусства), остается вопрос о природе, источнике и сути этой универсальной семантической реальности. Сознательное или потенциально осознаваемое переживание как качественно специфичная (квалиа) «акаузальная» онтология (Лосский, 1995; Гуссерль, 2009) - интенциональная и трансцендентальная одновременно - оборачивается проблемой с точки зрения ее аутентичности. Принимая и признавая множественность и относительность парадигм и картин мира, в данном случае считаем, что ответ на поставленный вопрос наиболее естественно искать с помощью коммуникативного подхода. Мы указывали, что, несмотря на отчетливое понимание коммуникативной природы сознания в большинстве культурно-исторических теорий в гуманитарных науках, ни в герменевтике, ни в феноменологии, ни в экспериментальной психосемантике разноуровневые коммуникативные контексты не артикулированы достаточно полно для качественного релевантного понимания осознаваемого интуитивно-эйдетического, интенционального и трансцендентального переживания смысла. Суть коммуникации всегда в том, что она является качественно специфическим, смыслопорождающим и смыслообразующим процессом в отношениях человека с другими, с миром и самим собой. При рассмотрении речи, текста, языка интерпретатора и автора по отдельности, т.е. вне коммуникативного процесса, теряется жизнетворческая аутентичность смысла, равно как утрачивается жизненная аутентичность эритроцита, извлеченного на стекло лаборанта из живой кровеносной системы организма. Все науки неизбежно абстрагируют часть «своей реальности», редуцируя ее, но в данном случае требуется сохранить аутентичность смысловой реальности как душевно-духовной не столько для того, чтобы отличить ее от физической, естественно-телесной, сколько для понимания соотнесенности, сопричастности и общения с ней. Уже у Анаксагора полноценный универсум не столько «физикален», сколько ноэтичен. Правда, ни он, ни его последователи не ответили на вопрос: как и каким образом осуществляется это физико-ноэтическое единство универсума. Наше предположение и понимание в том, что ответ может быть эксплицирован из достаточно полной аутентичной коммуникативной реальности. Мы уже отметили необходимость раскрытия контекста коммуникативной ситуации в герменевтическом анализе, специфику интуитивнокреативных пиковых переживаний в структуре встречи с новым в феноменологическом анализе. В психосемантической проблематике и ее универсальности необходимо реконструировать интенциональность и трансцендентальность психологической коммуникабельности любых ее потенциально осознаваемых переживаний. Общая коммуникабельность основных психосемантических процессов и состояний сознания: коммуникативная психосемантика Децентрированность, транспонированность, а по сути - трансовость всех психосемантических потенциально осознаваемых переживаний означает вынесенность их за пределы конкретных телесностей в коммуникативно-смысловое измерение. Именно в нем обнаруживаются новые степени свободы за пределами «физикализма», которые до сих пор и не могут быть обозначены иначе, как интенциональность - выход навстречу новому, и трансцендентальность - выход за координаты физических границ мира. Иными словами, эти психосемантические координаты собственно ноэтического мира человека проявляются как его душевная коммуникабельность (интенциональность) и духовная транскоммуникабельность (трансцендентность). На этой основе возможны и базовые определения уровней и типов коммуникативной психосемантики. Видимо, интенциональные качества психосемантических переживаний значительно динамичнее их трансцендентальных качеств. Поскольку в литературе и те и другие с осторожностью представлены слишком аморфно, для конкретно методической реализации представим их простейшие феноменолого-герменевтические экспликации. Холодинамическая обоснованность предлагаемых дифференциаций рассмотрена в работе В.И. Кабрина (2021). Интенциональность качественных различий семантики переживаний в психологии представлена на уровне учебников и хрестоматийных текстов. Они учат различать минимум четыре качественные психологические модальности: a) мотивацию (хочу, желаю и т.п. чего-то); b) перцепцию (воспринимаю, вижу, слышу, чувствую и т.п. что-то); c) имагинацию (воображаю, фантазирую, мечтаю и т.п. о чем-то); d) эмоцию (доволен, восхищен, удручен чем-то). Важно понять универсальность их проявления в динамике любого полного цикла переживания любого, даже очень маленького, человека, за исключением младенца, который, не успев захотеть (a), уже недоволен (d). Первичная коммуникабельность этих модальных переживаний в их интенциональности, т.е. направленности и децентрированности в сторону предмета, причем в меру их обоюдной предрасположенности. Этот аспект подчеркивается интуитивистами (не только Я, но и предмет потенциально неравнодушен ко мне). Поэтому скрипач не просто учится играть, но слушать скрипку. Разнообразие психосемантики модальных переживаний практически неисчерпаемо для диагностики индивидуальности любого субъекта. Трансцендентальные состояния сознания как выход за пределы физически возможного / невозможного также нетрудно представить и упорядочить. Если взять предельно общие координаты или формы существования физического мира в современном мировоззрении, то обнаружим время (t), пространство (S), информацию как негэнтропию (I), энергию (E). Массу пока позволяет оставить в покое научно-эстетический шедевр А. Энштейна E = mc2. Это важно, поскольку переживания как смысловые феномены, принадлежащие ноосфере, прямо не соотносятся с массой - только метафорически. Но по главным координатам современная психология в ее трансперсональных и квантовых измерениях (Петренко, Супрун, 2017; Чёрч, 2019) находит прямые подтверждения психосемантической трансценденции. Это доступно и современному студенту, несмотря на медийно-цифровую борьбу с его воображением. Поощрение к использованию трансцендентальных степеней свободы души в ситуации «прикованности» физического тела студента к аудиторному пространству-времени быстро приносит свои плоды. Он понимает, что его душевное психосемантическое состояние: D) потенциально транстемпорально (TT): путешествие в любые времена по собственному выбору; C) потенциально транслокально (TL): мгновенные перемещения в любую точку воображаемого или мыслимого пространства (в макро-, микро-и мегамасштабах); B) потенциально трансинформативно (TI): изменение точки зрения, взгляда, впечатления в отношении к любому событию или явлению; A) потенциально трансэргично (TE): феномен идеомоторного акта -энергия любой идеи переходит в энергию любого движения. Несмотря на множество экспериментов с положительными результатами (Д. Чёрч, 2019), этот трансэргичный психологический потенциал до сих пор дискуссионен. Конечно, мы пока затронули простейший трансцендентальный аспект психосемантической коммуникабельности сознания. Однако здесь открывается перспектива выявления и исследования смысловых психосемантических единиц разного уровня и масштаба их сложности и смыслоемкости. Следуя холистическому принципу, начато рассмотрение этих холархиче-ских уровней психосемантики с верхнего как наиболее смыслоемкого и стратегического по отношению к остальным. Но почему именно с транс-темпоральности? Физики до сих пор слишком осторожно относятся к физике времени (Мюллер, 2017), поэтому здесь мы лишь отсылаем к философии экзистенциального времени М. Хайдеггера (2015). В уровневой холархии психосемантических состояний наиболее стратегическим оказывается ценностно-смысловое образование. Высшие ценности, как будто стремясь к вечности, оказываются транстемпоральными, преодолевая предельные эмердженции культурно-исторических эпох. В масштабе личности ценностная регуляция оказывается транстемпоральной по отношению к множеству целевых регуляций, завершающихся решением проблем, достижением целей. При этом сами цели относятся к транслокальному уровню, основными психосемантическими образованиями которого являются концепты, оседлавшие противоречия / проблемы и определяющие психодинамику их решения. Поэтому концепты в тексте существуют как способы интеграции конфликтующих тенденций в духе диалектического единства и борьбы противоположностей. Таким образом, если стратегические ценностносмысловые образования требуют философско-герменевтического анализа, то концепты выявляются на уровне структурной герменевтики или психосемантики. С точки зрения холистического анализа - это поиск «странного аттрактора» (Мандельброт) как латентного психосемантического аттрактивного вектора, вокруг которого группируются конфликтующие между собой более простые явления. Так, в термодинамике температура объединяет враждующие позиции жары и холода. А что тогда объединяет противостоящие миры света и тьмы? Мы уже показали, как в пиковых переживаниях объединяются противоположные переживания стресса и транса (стресс-транс-формации). Таким образом, концепты живут в креативном процессе, в отличие от понятий, достигших определения. Трансинформационному уровню соответствует разнообразие психосемантических вариаций. Эти бесконечные вариации на одну и ту же тему не только в искусствах, но и в науках обнаружились во фрактальном уровне холархии, во фрактальных математических моделях бесконечного самоподобия (Мандельброт, 2009). На текстуальном психосемантическом уровне речь идет о всевозможных констелляциях / композициях конструктов -семантических единиц, позволяющих выявлять одновременно сходство и различия разнообразных предметных форм. Дж. Келли (2000) справедливо считал, что каждый человек как исследователь конструирует, изобретает свой субъективный репертуар таких конструктов, по характеру которого можно судить о личности как индивидуальности. Важно понимать, что похожие репертуары-тезаурусы конструктов разных персон могут быть включены или нет в очень различные концепты более высокого уровня. Переходя к трансэргичности - первому нижнему уровню рассматриваемой холархии - хочется его оставить квантовым физикам. Имеется в виду свободное галопирование кванта в трудно представимом диапазоне - волна (бесконечность) - частица (импульс, момент), учитывая при этом зависимость от присутствия наблюдателя. Но здесь необходим психосемантический эквивалент - возможно, это архетипический внепредметный символ (Юнг, 2021), обладающий также труднообъяснимой выразительностью (трансэргичностью), т.е. намекающий на нечто значительно более значимое, чем он сам по себе. В нем скрывается первородная магия именования (присвоения имени), преображающая само явление. Пока видим в тексте лишь косвенные признаки такой символизации: междометия, удвоения, кавычки, восклицательные знаки, метафоры и иконические знаки. Структурно-динамическая модель когнитивно-ноэтического развития психосемантики образовательных стратегий Представленный обзор качественных методов анализа в психологии позволяет сделать обобщение о том, что психосемантическая парадигма может рассматриваться как более широкая, охватывающая методы герменевтического, феноменологического и контент-анализа. При этом имеется в виду коммуникативная психосемантика, которая, в отличие от субъективной и экспериментальной, ориентирована на восстановление и экспликацию естественного коммуникативного контекста возникновения высказывания как аутентичного коммуникативного события. Именно в нем и происходит потенциально осознаваемое смыслообразование. В свое время нами были разработаны специальные техники сбора коммуникативнорелевантной психосемантики коммуникативного события: Метод моделирования коммуникативного мира (ММКМ) и Тест-ситуация транскоммуникативного состояния (ТТС) при встрече с неизвестным в группе (Каб-рин, 2005). Они хорошо сочетаются с коммуникативной психосемантикой, получаемой в классических группах встреч по К. Роджерсу и групповом анализе проблем в балинтовских группах (Балинт, 2019). При этом классический контент-анализ, применяемый отдельно, выглядит поверхностно, как анализ лишь явных категорий; однако он же, но ассимилированный в контекст и структурно-динамическую модель коммуникативной психосемантики, может быть полезен в качестве пилотного экспресс-метода анализа. Опыт такого его применения в комплексном исследовании уже дал правдоподобные и важные для совершенствования образовательного процесса результаты (Баланев и др., 2022). Здесь будут представлены схема и техника анализа коммуникативной психосемантики свободных креативных текстов, инициированных в любом образовательном процессе с целью изучения, развития когнитивно-ноэтического потенциала студента. Структурно-динамическая модель когнитивно-ноэтического развития личности построена на основе холистической парадигмы и оформлена в виде холархической матрицы, где структурные (строки матрицы) и динамические (столбцы матрицы) качества когниций презентированы в виде основных психосемантических единиц (Кабрин, 2021). Показано, что именно они образуют холархическую организацию когнитивно-ноэтического потенциала личности. В модели сделан акцент на специфике динамических и структурных аспектов психологических модальностей когнитивной психосемантической организации, презентируемой в сознании человека. Поскольку все указанные моменты потенциально образуют комплексные основания формирования любых стратегий действия, предложенная модель психосемантического ког-нитивно-ноэтического потенциала развития человека может быть трансформирована в аналогичную модель типологии когнитивно-ноэтических стратегий. Такая модель будет относительно универсальна для разных информационных образовательных сред. Этимология слова «стратегия» прямо связана с военной тематикой и семантикой, поэтому его не особенно жалуют философские и научные словари. Однако в старом «Словаре иностранных слов» (Спиркин, 1980) мы обнаружили определение стратегии с ключевыми словами, важными для нашей проблематики: стратегия - это искусство руководства борьбой, существенное для достижения общих генеральных целей. В менеджменте, существующем в конкурентных условиях, понятие стратегии является актуальным и довольно разнопланово представлено в исследованиях различных аспектов разных организаций. Так, O. Dirlik, D. Aydin-Unal (2014) выделили большой перечень (21 позиция) различных определений термина «стратегия» разными авторами -и каждое из них имеет свой смысл для определенных обстоятельств конкретной организации (т.е. лишь в своем контексте). Даже их обобщенная классификация в три группы: стратегия-способ; стратегия-цель; стратегия-структура, - выявляет во всех трех существенные недостатки и ограничения. Однако для задач нашего проекта эти контексты недостаточны, поскольку когнитивные стратегии определяют значительно более широкий горизонт событий. При анализе понятия и концепта «стратегия» в когнитивной психологии обнаруживаем другую странную ситуацию. Большинство классиков, исследующих когнитивную организацию опыта субъекта, избегают термина «стратегия» даже там, где его вполне можно ожидать; например, в книгах О.К. Тихомирова «Психология мышления» (1984); Р.Л. Солсо «Когнитивная психология» (2011), в многостороннем исследовании М.А. Холодной «Психология интеллекта: парадоксы исследования» (2019). Структурно-динамическая модель когнитивно-ноэтического развития может быть основанием типологической схемы соответствующей стратегии. Особенно близким здесь видится концептуальный анализ Л.М. Векке-ра (1976). В главе «Мышление как интегратор интеллекта» он пишет: «.понятийная мысль. высший пункт формирования когнитивных структур. Концепт как отдельная структурная единица, доведя до максимума негэнтропийный принцип поддержания разноуровневости и разновероят-ности своих компонентов, на которой строится система понятий, а последняя, вовлекая в свой состав все концептуальные единицы и подвергая их дальнейшему процессу разведения уровней обобщенности, работает по принципу самоорганизации. эта форма высшей концептуальной регуляции, которая на уровне понятий интеллекта имеет своим объектом само понятийное мышление, в порядке обратного влияния “сверху вниз” распространяется на все более элементарные когнитивные структуры» (Век-кер, 1976, с. 321-322). Мы выделили универсальное смысловое ядро, которое прямо акцентирует верхние уровни психосемантических когнитивных образований -ценностно-смысловой и концептуально-целевой. Они предполагают обеспеченность двумя нижними уровнями - конструктивными решениями и символической выразительностью. Поэтому акцент в исследованиях образовательных стратегий действий студентов должен быть сделан на полноценных четырехуровневых когнитивных стратегиях. При этом важно учитывать полное преобладание психосемантического фактора над его физическим локомоторным, сенсомоторным компонентом в стратегическом действии. В отличие от алгоритма, однозначно реализующегося в «железе», стратегия может иметь огромное количество степеней свободы как возможностей ее «локомоторной» реализации. В середине прошлого века С.Л. Рубинштейн отмечал, что поступок как высшая форма самореализации человека имеет явно доминирующее смыслоемкое содержание, в отличие от физической реализации поведения. В качестве примера он приводил «воздержание от действия». Это удивительным образом соответствует основному принципу восточной, в частности буддийской, философии и психологии - «принципу недеяния». Такая ситуация требует поиска непростых решений для выявления коррелятов и индикаторов для соответствующих образовательных психосемантических стратегий. Структурно-динамическая модель позиционных стратегий предполагает их идентификацию в двухмерном пространстве - по четырем структурным и четырем динамическим стратегическим векторам. Каждый позиционный тип стратегий образуется одним из шестнадцати возможных пересечений этих векторов. Ключевой вопрос, на который необходимо ответить, переводя психосемантическую модель в типолог

Скачать электронную версию публикации