Authorial Proverbs, Sayings and Proverbial Expressions of the Russian Language of 1905-07 Formed on the Basis of General.pdf Паремии, являясь своеобразными языковыми аккумуляторами народной мудрости, всегда привлекали внимание исследователей. Сложность объекта изучения обусловила отсутствие общепринятого определения паремии, классификации данных единиц языка. Нет единого мнения ученых и в вопросах о месте паремий в языковой системе, их соотношении с другими единицами языка, определении статуса появляющихся паремий (проблема отнесения их к единицам языка или речи), методике их анализа и пр. За последние 20 лет в свет вышли сотни научных статей, посвященных различным аспектам исследования паремий, было защищено множество диссертаций. В центре внимания современных ученых-языковедов - общие вопросы теории и практики изучения паремий [1-5], семантика и функционирование паремий в русском и иностранных языках [6-8], объективация концептов паремиями [9-13], образование новых и трансформации существующих паремий [14-19], отражение картины мира в паремиологическом фонде языка [20-22], семантико-грамматические аспекты исследования паремий [23, 24], вопросы структурной паремиологии [25] и пр. Наиболее интересным и перспективным в современной паремиологии представляется направление исследований новых паремий русского языка, в рамках которого решаются такие актуальные задачи, как регистрация традиционных и новых паремий, а также фиксация и функционально-стилистическая интерпретация их трансформ [15. С. 4]. В связи с тем, что в настоящее время «специализированное лингвистическое исследование русских антипословиц... ориентируется преимущественно на материалы современной прессы» [15. С. 9], особую актуальность приобретают научные изыскания в области исторической авторской паремиологии. В ходе исследования текстов общественно-политических сатирических журналов периода первой русской революции было выявлено свыше 40 авторских паремий (Старого воробья на овсе не поймаешь; Каков кабинет, таков и бюджет; Не красна Москва домами, а кровавыми следами; На войско надейся, а сам уезжай; Не все то золото, что лежит в Государственном банке; Бей, адмирал - наместником будешь; Люди думают, - так до чего-нибудь додумываются, а мы с нашей Думой из раздумья не выходим; Вот тебе, бабушка, и конституция; Корми сына до поры: вырастет - в тюрьму на казенные хлеба сядет и др.). В других источниках начала XX в. (документах политических партий, воспоминаниях политических деятелей, стенографических отчетах заседаний депутатов Государственной думы, художественных произведениях и пр.) указанные авторские паремии не были обнаружены. Выявленные единичные примеры употребления авторских паремий никак не свидетельствуют о том, что данные новые образования не употреблялись активно в устной речи. Сложно себе представить, чтобы малые по объемам, но значительные по тиражам и количеству наименований журналы общественно-политической сатиры, которых «.в 19051907 гг. на русском языке вышло 263.» единицы [26. С. 21], активно не читались и не обсуждались в народе. Историки отмечают, что в период первой русской революции средства массовой информации распространялись в самых отдаленных уголках России: «в деревне в большом количестве распространялись газеты, брошюры, прокламации» [27. С. 431]. Цель настоящей статьи заключается в лингво-семиотическом и культурно-историческом анализе авторских пословиц, поговорок и пословично-поговорочных выражений русского языка периода 1905-1907 гг., образованных на базе генерализованных структурных моделей функционирующих в языке паремий, на примере следующих выявленных единиц языка: Всякая скотина идет ко двору; Кому жандарм, а тебе дяденька; Каков кабинет, таков и бюджет. Опираясь на работы В.П. Жукова, Е.Ю. Пономаревой, Н.Н. Амосовой, В.П. Фелицыной, З.К. Тарланова, В.Г. Дидковской, Л.А. Петровой, паремию мы будем рассматривать как языковую единицу, представляющую собой устойчивое воспроизводимое выражение предикативной структуры, выражающее суждение, «. являющееся маркером ситуаций или отношений между реалиями» [12. С. 132], «.в котором получают отражение и оценку культурно значимые феномены народной жизни» [28-31; 32. С. 69]. Пословица рассматривается нами как «.устойчивое выражение, образованное из деактуа-лизированных компонентов, то есть компонентов, у которых полностью утрачены связи с первоначальными областями референции, и имеющее структуру предложения, характеризующееся наличием предикативности, неделимого значения» [33. С. 222], поговорка - как устойчивое выражение (зачастую назидательного, поучительного характера), имеющее лишь буквальный план (т.е. образованное на базе сохранивших свое исходное значение слов-компонентов) и в грамматическом отношении представляющее собой законченное предложение [33. С. 7; 34. С. 11]. Под пословично-поговорочным выражением нами будет пониматься «. устойчивое выражение, образованное на базе деактуализированных и недеактуали-зированных (сохранивших первоначальное значение) компонентов и имеющее структуру предложения» [28; 29; 33. С. 222]. Анализируя подвергшиеся различным структурно-семантическим трансформациям общеизвестные паремии, представляется принципиально важным определиться с их терминологическим наименованием. Несмотря на наличие значительного количества научных исследований, посвященных изучению новых паремий, единства взглядов ученых в этом вопросе нет: в научной литературе подобные образования именуют антипословицами [15, 16, 19, 36-38], авторскими выражениями, трансформами [17], паремиями-трансформами [18], индивидуально-авторскими квазипаремиями [32], слоганами-трансформами и слоганами-конструктами [39], новыми паремиями [40], квазиафоризмами и квазипословицами [41], неопословицами [42]. В нашем исследовании для обозначения данных образований мы будем использовать составное терминологическое наименование авторская паремия, определяя его как вариант функционирующей в языке паремии, образованный конкретным человеком (группой людей) посредством использования соответствующего высшего логико-семиотического инварианта (в терминологии Г.Л. Пермякова), не приводящего к потере «узнаваемости» исходной структуры структурно-семантических трансформаций, в целях реализации конкретной, детерминированной определенными экстралингвистическими факторами, прагматической задачи автора. Именуя в нашем исследовании трансформы классических паремий авторскими паремиями, мы акцентируем внимание на происхождении данных образований: все они создавались конкретными людьми (возможно, группами лиц) и использовались, по причине своей необычной формы, в качестве средств привлечения внимания читательской аудитории и акцентуации или экспликации определенных функциональных (прагматических) элементов [18. С. 5]. Имена авторов новых паремий нам не известны: в лучшем случае в журнальных статьях, презентующих данные паремии, указывался псевдоним. Так, например, в № 24 журнала «Зритель» за 1905 г. под перечнем опубликованных авторских паремий размещена подпись «УЖЪ». Несмотря на то, что авторские паремии являются продуктом преобразования классических паремий русского языка, данные единицы лишены ряда ключевых дифференциальных признаков паремий, на что указывают современные лингвисты. Так, Е.Е. Жига-рина отмечает, что «специально создаваемые видоизмененные пословицы действительно обладают нетрадиционной структурой и специфическим набором функций, значительно отличающимся от тех, который принято ассоциировать с привычным текстом» [24. С. 8]. Под «привычным текстом» Е.Е. Жигариной как раз и понимается традиционная паремия. Х. Вальтер и B.М. Мокиенко отмечают, что антипословицы «по сравнению с традиционными паремиями. как бы нарочито «приземлены» и обычно не отрываются от конкретно-бытового концепта, их породившего» [15. C. 5]. По мнению С.В. Буренковой, «псевдопословицы отличаются от традиционных пословиц, кроме того, тем, что они, как правило, недолговечны, их существование в языке кратковременно. В отличие от настоящих изречений, модифицированные пословицы лишены такого важного признака, как широкая известность» [43. С. 82]. «Недолговечность» существования в языке авторских паремий, по всей видимости, является следствием их привязки к историческим реалиям, обусловившим их появление. В итоге авторская паремия может быть лишена таких признаков классических паремий, как воспроизводимость, выражение вневременной житейской мудрости, назидательности, поучительности. При проведении анализа отобранных языковых единиц мы будем опираться на разработанную Г.Л. Пермяковым методику структурного (лингво-семиотического) анализа паремий [44, 45], использовать методы компонентного анализа и анализа словарных дефиниций. В связи с тем, что рассматриваемый языковой материал ранее не становился предметом изучения других ученых-лингвистов, а также по причине отсутствия в современной лингвистике методики анализа исторически дистанцированных и политически детерминированных авторских паремий, представляется важным кратко представить общую логику анализа данных образований, привести определения используемых терминов, дать характеристику источников, в которых были выявлены авторские паремии. На начальном этапе исследования был сформирован общий перечень выявленных авторских паремий. Далее - определены цель и задачи работы. Анализ выявленных единиц строится по следующей схеме: 1) на основании обращения к словарям пословиц и поговорок русского языка определяется паремия -источник трансформации, под которой понимается классическая паремия русского языка, структурно-содержательная основа которой послужила базой для образования новой языковой единицы; 2) приводится выражаемое ей суждение; 3) на основе сопоставления компонентного состава паремии-источника и выражаемого ей суждения определяется ее тип (пословица, поговорка, пословично-поговорочное выражение). Определение типа паремии-источника важно для последующего сопоставления с типом ее трансформа. Данное сопоставление позволяет сделать вывод об изменении степени «идиоматичности» классической паремии в процессе ее трансформации, что, в свою очередь, необходимо для выявления характера взаимосвязи между реализуемой авторской паремией конкретной прагматической задачей акцентировать внимание читателя на определенной информации, самой формой представления этой информации и способностью читательской аудитории корректно воспринять новый смысл. К тому же, как известно, «употребление паремий-трансформов на страницах прессы провоцируется борьбой за читательский интерес.» [18. С. 3], а успех в этой борьбе может быть достигнут лишь в одном случае - при наличии полного понимания читателем заложенного, как правило, неизвестным автором смысла в новую паремию. На данном этапе исследовательской работы можно лишь предположить, что установка на понимание многочисленными читателями заложенного смысла должна была неминуемо приводить к регрессии степени «идеоматичности»; 4) приводятся структурные схемы паремии-источника и образованной на ее основе авторской паремии; 5) устанавливается принадлежность авторской паремии и ее системного прототипа к конкретному высшему логико-семиотическому инварианту, объективирующему положенную в основу исходной паремии и ее трансформа типическую ситуацию; 6) определяются логико-тематические группы, в составы которых входят паремия-источник и авторская паремия; 7) приводятся значения слов-компонентов анализируемой авторской паремии, дается (при наличии возможности) сумма данных значений; 8) приводится анализ экстралингвистического контекста, обусловившего появление новой паремии; 9) дается краткая содержательная характеристика других материалов, опубликованных в тех же выпусках журналов, что и исследуемые авторские паремии (это необходимо для подтверждения правильности «прочтения» содержания авторских паремий); 10) формулируется выражаемое авторской паремией суждение (суждения); 11) определяется тип авторской паремии. В настоящей статье анализируются авторские паремии, образованные на базе генерализованных структурных моделей паремий-источников. Количество таких образований в общей массе выявленных авторских паремий невелико и составляет 5 единиц: Всякая скотина идет ко двору; Каков кабинет, таков и бюджет; Кому жандарм, а тебе дяденька; Те же петли, да не на те бы головы; Конституция не балалайка - поиграешь, на стену не повесишь. Последние две авторские паремии уже были рассмотрены нами в предыдущих работах [33, 46]. Авторские паремии, образованные на базе генерализованных моделей ряда структурно и семантически схожих паремий, противопоставлены всем другим авторским паремиям тем, что в процессе их образования использовалась не какая-то конкретная паремия, а целый ряд паремий. Возникает закономерный вопрос: почему нельзя считать все послужившие основой для новой единицы языка классические паремии - источниками трансформации? Конечно же, в широком смысле каждая из таких паремий, несомненно, выступает в качестве паремии-прототипа, привносит что-то «свое» в «конечный продукт», однако, руководствуясь изложенной выше логикой анализа авторских паремий, отсутствие возможности выбрать какую-либо одну классическую паремию из ряда других паремий, послуживших основой трансформации, вследствие их структурных и содержательных различий является, на наш взгляд, достаточным основанием для дифференциации авторских паремий, образованных на базе конкретных классических паремий, и образованных посредством генерализации ряда структурно и содержательно схожих паремий. Все выявленные нами авторские паремии приведены однократно в отдельных рубриках журналов общественно-политической сатиры 1905-1907 гг. Так, например, на странице 6 выпуска № 24 журнала «Зритель», изданного в декабре 1905 г., авторские паремии представлены следующим образом: «Пословицы. 1. Снявши голову, не вешают. 2. Те же петли, да не на те бы головы. 3. Ешь щи с червями, а язык держи за зубами. 4. Царский манифест - для известных мест. 5. Всякая скотина идет ко двору. УЖЪ». Данный перечень авторских паремий нельзя назвать текстом по причине отсутствия таких ключевых дифференциальных признаков, свойственных тексту как высшей коммуникативной единице, как наличие объединенной смысловой связи последовательности знаковых единиц, основными свойствами которой являются связность и цельность [47. С. 507]. Таким образом, мы вынуждены констатировать отсутствие собственно лингвистического контекста употребления анализируемых авторских паремий, понимая под контекстом «фрагмент текста, включающий избранную для анализа единицу, необходимый и достаточный для определения значения этой единицы, являющегося непротиворечивым по отношению к общему смыслу данного текста» [47. С. 238]. Тем не менее необходимость подтверждения полученных результатов содержательного анализа авторских паремий, выражаемых ими политически детерминированных суждений, определяет важность обращения к их ближайшему языковому «окружению». В итоге мы будем в рамках настоящей статьи использовать термин «контекст», понимая под ним не часть текста по отношению к анализируемой единице, а совокупность языковых единиц, составляющих наполнение рубрики, в которой данная анализируемая единица представлена. Также, по мере необходимости, нами будут приводиться краткие характеристики других размещенных в журналах материалов. В связи с тем, что образование авторских паремий русского языка начала XX в., как показывает практика анализа, нередко связано с обыгрыванием тех или иных современных автору резонансных событий, действий, а также обстоятельств, при которых данные действия были совершены, характеристик реалий и т.д., в работе мы также по мере необходимости обращаемся к понятию языковой игры. Сами же вопросы обыгрывания существующих пословиц и поговорок и использования приемов языковой игры при создании авторских паремий неоднократно поднимались лингвистами [48. С. 314-319; 19; 49; 50 и др.]. Учитывая отсутствие в лингвистике единого мнения исследователей относительно статуса авторских паремий, представляется важным кратко сформулировать позицию автора. В вопросе об определении принадлежности авторских паремий к единицам языка или речи мы исходим из того, что изначально системный характер имеют структурные модели (в том числе и генерализованные) классических паремий, на базе которых образуются их трансформы. Использование «оболочек» общеизвестных паремий в качестве основ для образования новых единиц языка всегда преследует одну и ту же цель - доведение до широкой аудитории авторского отношения к конкретным явлениям, событиям современной автору паремии реальности. Принципиально важным в процессе создания паремии-трансформа является сохранение структуры (формальной и содержательной) паремии-источника, так как именно наличие общеизвестной основы обусловливает узнаваемость новой единицы. В свою очередь, «."эффект узнавания" любой трансформы пословицы - необходимое условие ее популярности и функционирования» [15. С. 12]. Сам факт узнавания в авторской паремии ее системного прототипа свидетельствует о ее языковом (не речевом) статусе. Подобную логику рассуждений находим, например, в работах В.М. Мокиенко и Х. Вальтера [14-16]. Таким образом, в данном исследовании вслед за В.М. Мокиенко, Х. Вальтером, М.А. Сташковой и другими учеными нами рассматриваются авторские паремии в качестве языковых единиц. Как было отмечено ранее, одной из задач настоящего исследования является научное обоснование узнаваемости носителями языка структурно-смысловых моделей функционирующих в языке паремий, послуживших основой для создания авторских паремий. Данная задача решается нами с опорой на труды Г.Л. Пермякова, Л.И. Швыдкой, С.С. Кузьмина, B.М. Мокиенко, Л.П. Дядечко, С.И. Гнедаш, Е.В. Жи-гариной, Н.Н. Федоровой и др. [15, 16, 38; 41, 51-53]. Обосновывая узнаваемость в авторской паремии ее системного прототипа, ученые-языковеды ссылаются на структурно-смысловое сходство производящего и производного (может иметься в виду не собственно тематическое сходство, а общность выражаемой типической ситуации) [15, 16, 38], хорошее знание русского языка, языковую интуицию. Так, Л.И. Швыдкая, ссылаясь на работы И.Н. Горелова, К.Ф. Седова, C.С. Кузьмина и Л.П. Дядечко, отмечает, что одним из факторов неразрывной связи паремии-источника и авторской паремии выступает «.вероятностное прогнозирование отрезка текста на основе прошлого опыта, каковым можно считать стереотипное использование той или иной пословицы», т.е. «.как только мы слышим часть идиомы или пословицы, мы автоматически дополняем ее до исходной единицы.» [38. С. 236]. Апеллируя к трудам И. Сандомирской и Н.Г. Брагиной, Л.И. Швыдкая отмечает, что «.данный психолингвистический фактор обеспечивает коллективную культурную идентичность как форму коллективной лингвокультурной памяти» [Там же]. Несколько иной позиции придерживается в этом вопросе Ю.В. Бутько, рассматривающая авторские паремии в качестве специально смоделированных объектов языковой игры. По ее мнению, узнаваемость черт системного прототипа в новой паремии обеспечивается за счет лингвистической интуиции и «эври-стичности» языкового мышления [19. С. 146]. Н.Н. Федорова отмечает, что «прототип классической пословицы, стоящий за. трансформами, легко узнается носителями языка» [53. С. 6]. Мы исходим из того, что образование новой авторской паремии возможно только при сохранении структуры логико-семиотического инварианта (в терминологии Г.Л. Пермякова) ее системного прототипа с появлением привязки к конкретным реалиям окружающего мира [38. С. 238], а узнаваемости структурно-смысловой модели паремии-источника, «просвечивающей» сквозь форму новообразованной единицы языка, как раз и способствует их (паремии-источника и авторской паремии) структурно-смысловое сходство: «.подавляющему большинству.пословиц можно найти прототип или хотя бы типологическую и структурную модель в русской «классической» паре-миологии» [15. С. 12]. Обращение к разработанной Г.Л. Пермяковым теории структурной паремиологии и методике логико-семиотического анализа паремий при обосновании узнаваемости авторских паремий не является чем-то новым в языкознании. Так, например, Л.И. Швыдкая, анализируя ряд авторских паремий, отмечает, что «в них сохраняется структура логико-семиотического инварианта прототипа и его тематического значения.» [38. С. 238]. При этом, исходя из содержания работы Л.И. Швыдкой, приведенное выше утверждение относится не только к конкретным авторским паремиям, а в целом к любым паремиям-трансформам. Типическая ситуация, объективируемая структурно-содержательной моделью паремии, на уровне содержания выступает в виде обобщенного значения, которое, в свою очередь, «.возникает в результате сопоставления или чаще противопоставления значений компонентов пословицы.», что «.ведет к появлению дополнительной дистрибуции, составляющей ее основное значение» [38. С. 238]. Возможность образования авторской паремии на базе паремии-источника Л.И. Швыдкая как раз и связывает с наличием дополнительной дистрибуции, при которой становится возможной замена слов-компонентов паремии-прототипа на новые слова-компоненты без нарушения исходных отношений между ними [38. С. 238]. В итоге установление принадлежности паремии-источника и авторской паремии к одной и той же высшей логико-семиотической инвариантной группе представляется необходимым условием обоснования узнаваемости новой единицы языка. Говоря о теории структурной паремиологии Г.Л. Пермякова, следует отметить, что всего им было выделено четыре высших логико-семиотических инварианта, подразделенных на логико-семиотические конструктивные типы и подтипы, в составе последних, в свою очередь, выделяются «.отдельные логико-тематические группы, охватывающие изречения, сходные не только по своей структуре, но и близкие по характеру объектов» [44. С. 21]. Так как классификация паремий разных языков, разработанная Г.Л. Пермяковым, является достаточно сложной для восприятия, а цель и задачи, поставленные в данной статье, не требуют детального обращения к ней, мы будем использовать теорию структурной паремиоло-гии Г.Л. Пермякова в редуцированном виде: нами будет определяться отнесение авторских паремий и их прототипов к тем или иным высшим логико-семиотическим инвариантным группам и выделенным в их составе конкретным логико-тематическим группам. Вхождение авторской паремии и паремии-источника в одну и ту же логико-тематическую группу не является обязательным условием узнаваемости «системной основы» авторской паремии, тем не менее, сохранение тематического единства обусловливает более сильную связь варианта и инварианта, может способствовать усилению образного потенциала новой языковой единицы. Таким образом, в ходе анализа отобранных 3 авторских паремий мы будем научно обосновывать узнаваемость в них их системных прототипов путем установления общности структурной модели (определяются структурные модели авторских паремий, выявляются классические паремии, построенные по такой же либо схожей модели), определения принадлежности паремии-источника и авторской паремии к одной из четырех высших логико-семиотических инвариантных групп. Одной из особенностей анализа авторских паремий является приведение значений образующих их слов-компонентов, что может, на первый взгляд, показаться излишним. Тем не менее определение языковых значений слов-компонентов, а также формулирование суммы их значений (при наличии такой возможности) представляется необходимым и принципиально важным для определения типа рассматриваемой авторской паремии: сопоставление выражаемого авторской паремией суждения с приведенными значениями образующих ее слов-компонентов позволяет однозначно идентифицировать первично и вторично маркированные компоненты, тем самым сделать соответствующий вывод о принадлежности авторской паремии к одному из трех типов (пословица, поговорка, пословично-поговорочное выражение). В нашем исследовании мы будем использовать в качестве основного толкового словаря Большой толковый словарь русского языка, так как он построен на корпусе текстов XIX-XXI вв. и «в нем собрано и объяснено более 150 000 слов русского языка его классического (XIX в.) и нового (XX-XXI вв.) периодов» [54. С. 3], что в полной мере отвечает требованиям проводимого анализа. При необходимости (в случаях отсутствия соответствующих значений слов-компонентов) мы также будем обращаться к данным четырехтомного Словаря русского языка под редакцией А.П. Евгеньевой, Словаря русского языка, составленного вторым отделением Императорской академии наук, семнадцатитомного Словаря современного русского литературного языка и некоторых других. В ходе работы с текстами общественно-политической сатирической печати нами были выявлены авторские паремии, образованные на базе существующих в языке паремий посредством использования различных трансформационных механизмов (расширение компонентного состава исходной паре-миологической структуры; замена ключевых слов-компонентов паремии, сопровождающаяся языковым обыгрыванием конкретных экстралингвистических фактов; замена ключевых слов-компонентов паремии-источника без языкового обыгрывания экстралингвистических фактов; использование генерализованной структурной модели ряда структурно и семантически схожих паремий; замена одного слова-компонента паремии-источника, сопровождающаяся утратой переносного смысла и актуализацией политически детерминированного смысла и пр.). В данной статье мы рассмотрим авторские паремии, образованные на базе генерализованных моделей функционирующих в языке паремий, имеющих схожие структуры и обобщенное смысловое наполнение. Авторская паремия Всякая скотина идет ко двору была опубликована 4 декабря 1905 г. в рубрике «Пословицы» № 24 журнала «Зритель» [55. С. 6]. В целях обоснования политического прочтения содержания паремии ниже приводится краткая характеристика издания и ближайшего языкового окружения исследуемой авторской паремии. Как отмечают исследователи, «первой ласточкой новой сатирической печати в России был еженедельный журнал "Зритель", начавший выходить в Петербурге 5 июня 1905 г.» [26. С. 14]. Издателем и редактором журнала был художник-портретист Ю.К. Ар-цыбушев. В числе постоянных сотрудников редакции были поэты Н. Фалеев (Чуж-Чуженин), В. Зорген-фрей, Ф. Сологуб, А. Рославиев, В. Лихачев, Саша Черный, Я. Годин, В. Башкин, Л. Андрусон и некоторые другие [26. С. 14]. В соответствии с выданным разрешением «Зритель» должен был издаваться как иллюстративный юмористический журнал, содержащий литературный, художественный разделы, хронику и объявления. Однако редакция журнала (как и многих других сатирических журналов периода первой русской революции) поставила перед собой совсем другую цель: как высмеивание отдельных государственных деятелей, представителей политических партий, конкретных политических сил, так и «.уничтожающую критику всего механизма русской государственности, всей иерархии паразитизма и хищничества.» [26. С. 8]. Цензура не была помехой для размещения в нем подобных материалов. Редакция журнала «.избрала особую тактику: каждый номер от начала и до конца был проникнут антиправительственной тенденцией, трудноуловимой для формальных цензурных придирок, но совершенно явственной для читателя, способного с полуслова понимать и оценивать сказанное» [26. С. 14]. Журнал пользовался большой популярностью среди читателей, тиражи отдельных его выпусков доходили до 100 тысяч [56. С. 591]. Антиправительственная направленность содержания журнала приводила к тому, что его отдельные номера изымались из печати. Так, «№ 24 был конфискован за: 1) стих. "Экспромт", 2) сказку о тульском Правше, 3) "Поучение детям", 4) стих. "Митинг", 5) "Письмо в редакцию", 6) стих. "Так болтали в кофейнях Багдада", 7) пословицу "Царский манифест для известных мест", 8) стих. "Сомнение", 9) подпись под рисунком на стр. 5 "Слухи"» [57. С. 32]. Ближайшим языковым окружением авторской паремии Всякая скотина идет ко двору являются авторские паремии Снявши голову, не вешают; Те же петли, да не на те бы головы; Ешь щи с червями, а язык держи за зубами и Царский манифест - для известных мест. Предшествует рубрике «Пословицы» «Сказка о тульских правшах и о золотой блохе», в которой в иносказательной форме говорится о забастовках рабочих и их борьбе за свои права: например, «- Не хотим, - говорят, - дымить больше восьми часов в сутки и не хотим, молвят, чтобы золотая блоха кровь нашу пила да пухла» [55. С. 6]. После пословиц в журнале размещен материал «Поучение детям», повествующий о двух мальчиках: Ванечке (возможно, имеется в виду санкт-петербургский градоначальник (с 12.02.1904 по 11.01.1905), а позднее командир 11-го армейского корпуса (с 01.06.1905 по 06.08.1911) Иван Александрович Фуллон) и Коленьке (речь идет об императоре Николае II), первому из которых родители не позволили забрать с собой весь двор («уток, гусей, порослть, собак») при переезде с дачи в город. Второй же мальчик вместе со своим двором переезжает с дачи на дачу и в городе не показывается [55. С. 6]. Как видим, неизвестным автором (материал подписан псевдонимом Н.И. Мюръ) высмеивается поведение императора и его приближенного в период подготовки вооруженного восстания в декабре 1905 г. Обращение к словарям пословиц и поговорок русского языка не позволило установить паремию-источник, на базе которой могла быть образована рассматриваемая единица языка [28, 29, 58-60 и др.]. В целях определения механизма образования анализируемой авторской паремии обратимся к ее структурной модели, которая может быть представлена в следующем виде: опр. мест. всякий в форме им. п. ед. ч. + сущ. в форме им. п. ед. ч. + глагол в форме 3-го л. ед. ч. н. в. + предлог ко + сущ. в форме дат. п. ед. ч. В ходе работы с профильными словарями русского языка были выявлены следующие пословицы и поговорки, структурно схожие с анализируемой авторской паремией: Всякая птица свое гнездо любит, Всякая работа мастера хвалит, Всякая сосна своему бору шумит, Всякий поп свою обедню служит, Всякий человек вперед смотрит, Каждая собака в своей шерсти ходит и пр. [28, 29, 58-60 и др.]. Перечисленные выше функционирующие в языке пословицы и поговорки со схожей структурной организацией и образованная на их базе анализируемая авторская паремия в соответствии с разработанной Г.Л. Пярмяковым классификацией относятся к высшему логико-семиотическому инварианту II (2), в котором «.моделируются отношения между вещами в зависимости от наличия у них определенных свойств: если вещь P обладает каким-нибудь (положительным) свойством (х), а вещь Q не обладает этим свойством (X), то вещь P лучше, чем Q» [44. С. 21]. В схематическом виде данный логико-семиотический инвариант может быть представлен в следующем виде: [(P ^ х) Л (Q ^ X)] ^ (P > Q), где знаком ^ обозначена импликация, знаком Л - конъюнкция, знаком > - преференция [42. С. 21]. Паремии-источники и их трансформ (авторская паремия) входят в состав логико-тематической группы «Свое - Чужое» [44. С. 144-145]. В итоге можно предположить, что автором паремии Всякая скотина идет ко двору в качестве источника была использована не какая-то конкретная существующая в языке пословица, а генерализованная структурная модель, полученная путем обобщения целого ряда частично схожих (в структурном и смысловом отношении) паремий. Для того чтобы сформулировать суждение, выражаемое рассматриваемой единицей языка, обратимся к анализу образующих ее слов-компонентов, а также событиям общественно-политической жизни Российской империи, которые могли обусловить ее появление. Определительное местоимение всякий имеет значение '1. Каждый, любой' [54. Т. 3. С. 311]. Существительное скотина определяется как '1. Собир. Четвероногие сельскохозяйственные животные; скот' [61. Т. 13. С. 1038]. Глагол идти, употребленный в форме 3-го л. н. в., имеет следующее толкование: '1. Двигаться, передвигаться, ступая ногами, шагая' [54. Т. 7. С. 52]. Предлог ко 'употребляется при обозначении места, лица, в сторону которого направлено действие, движение' [54. Т. 7. С. 508]. Существительное двор имеет значение '2. Крестьянский дом со всеми хозяйственными постройками при нем; отдельное крестьянское хозяйство' [54. Т. 4. С. 556]. Таким образом, механическая сумма значений компонентов рассматриваемой авторской паремии может быть представлена в следующем виде: 'любое четвероногое сельскохозяйственное животное передвигается, ступая ногами, в сторону крестьянского дома со всеми хозяйственными постройками при нем'. В связи с тем, что сумма значений слов-компонентов рассматриваемой паремии позволяет сформулировать лишь суждение, выражаемое не собственно ею, а свободным предложением того же лексического состава, можем заключить, что имела место вторичная семантическая маркированность слов-компонентов (кроме компонента всякий, у которого сохранилась соотнесенность с соответствующим словом свободного употребления), явившаяся следствием смены их первоначальных областей референции. Принимая во внимание тот факт, что в Российской империи XIX - нач. XX вв. сочетание ко двору могло употребляться в значении 'домой' [54. Т. 4. С. 556], анализируемая паремия при прямом «прочтении» составляющих ее слов-компонентов могла выражать следующее суждение: 'каждое живое существо возвращается в свой дом'. В таком случае тип анализируемой паремии следовало бы определить как посло-вично-поговорочное выражение. Однако учитывая специфику источника, в котором была выявлена рассматриваемая авторская паремия, а также преследуемые ее автором цели, с большой вероятностью возможно предположить, что она должна выражать иное, политически детерминированное суждение. Основным значением слова двор является следующее: '1. В странах с монархическим правлением -монарх и приближенные к нему лица. Правительство, кабинет министров' [54. Т. 4. С. 557]. В ближайшем языковом окружении исследуемой авторской паремии (материал «Поучение детям») под словом двор также понимается совокупность приближенных к государю лиц: «Не хотелось маленькому Ванечке с дачи в город перебираться, но что делать! Хотел он хоть забрать с собой летних друзей своих: уток, гусей, порослть, собак, словом весь двор - не позволили ему папа с мамой, и горько он заплакал, и завидовал другому мальчику Коленьке, который даже на зиму в город не показывается, с дачи на дачу, знай, переезжает, да за собой всякую скотину, весь двор таскает» [55. С. 6]. Вся полнота власти в Российской империи до издания «Высочайшего манифеста об усовершенствовании государственного порядка» 17 октября 1905 г. принадлежала императору. После же обнародования указанного документа полномочия Николая II были формально ограничены: «3. Установить, как незыблемое правило, чтобы никакой закон не мог восприять силу без одобрения Государственной думы и чтобы выборным от народа обеспечена была возможность действительного участия в надзоре за закономерностью действий постановленных от нас властей» [62. С. 1]. 20 февраля 1906 г. вышел в свет «Высочайший манифест о преобразовании Государственного совета», в соответствии с которым Государственный совет Российской империи был, по сути, преобразован в верхнюю палату парламента, в функции которой входило итоговое рассмотрение законопроектов, подготовленных в Государственной думе. Сокращение полномочий Думы было также отражено в Основных государственных законах Российской империи, принятых 23 апреля 1906 г. В итоге уже в 1906 г. полнота самодержавной власти была вновь юридически закреплена за императором. В 1905 г. в число ключевых фигур политической жизни страны входили следующие лица: председатель Совета министров С.Ю. Витте; министр внутренних дел П.Н. Дурново; санкт-петербургский генерал-губернатор (с 11 января по 25 октября 1905 г.), дворцовый комендант (с 26 октября 1905 г.) Д.Ф. Трепов; член Государственного совета генерал-адъютант В.Б. Фредерикс; вице-адмирал (1899 г.) московский генерал-губернатор (1905 г. - начало 1906 г.) Ф.В. Дубасов; градоначальник Санкт-Петербурга (1904-1905 гг.) И.А. Фуллон. Представленный перечень имен известных государственных деятелей 1905 г., конечно же, не является исчерпывающим. Нами приведены фамилии лиц, работа которых постоянно находилась под пристальным вниманием общественности. В значительной мере все ключевые события общественно-политической жизни страны 1905 г. были так или иначе связаны с деятельностью указанных чиновников. Именно фамилии данных лиц наиболее часто встречались на страницах периодическ

Скачать электронную версию публикации