The theme of sacrificing in the novel «Cassandra's brand» by Tchingiz Ainmatov.pdf Этапом в творческой эволюции Ч.Айтматова мож-но считать его новый роман «Тавро Кассандры», оп-ределенный автором как «ересь XX века». Это свое-образная рефлексия прозаика на экологический и ду-ховный кризис современной цивилизации, попытка ос-мыслить пути дальнейшего развития человечества.Повествованию в романе предшествуют два эпи-графа - отрывок из мифа о предсказательнице Кас-сандре и известные слова Екклесиаста: «А блаженнееиз обоих тот, кто еще не существовал, кто не виделзлых дел, какие делаются под солнцем» - вот камер-тон, задающий основной тон айтматовской прозы-поэ-зии, который является организующим началом «внут-ренней стройности повествования, непривычной ком-позиционной архитектуры, когда самые, казалось бы,разнородные стилевые манеры - от философской ли-рики до телерепортажа - не вызывают впечатленияхаотичного нагромождения мало связанных друг с дру-гом кусков жизни, а, наоборот, вызывают гармониче-ское чувство «всего мира в одном себе» [1].Сюжетная коллизия романа развивается вокруг пись-ма от космического монаха Филофея его Святейшест-ву папе римскому. Открытая им теория о кассандро-эм-брионах, уже в первые недели внутриутробного разви-тия предчувствующих бессмысленность своей будущейжизни и в эсхатологическом страхе посылающих сиг-налы о нежелании жить, вызывает шок на всей планете:«...Число кассандро-эмбрионов непрерывно растет. При-чина этого - в эскалации в подкорке мирового сознанияощущения порочности и гибельности вечно экстремаль-ного людского бытия. Тавро Кассандры - закадровыйголос эмбрионального эсхата, напряженно и отчаянноожидающего уже в утробе матери приближение концасвета. Это убивает в нем естественную тягу к жизни» -констатирует Филофей [2. С. 16].Для начала скажем несколько слов об этом космиче-ском монахе. Таким предстал он на телеэкране передвсей планетой: «На вид Филофею было лет пятьдесят снебольшим. С продолговатым лицом, с русыми волоса-ми, свисавшими до сутулых плеч. И борода рыжеватогооттенка с проседью. Он смотрел с экрана, в зал, в лицаприсутствующих, как повстречавшийся на дороге пут-ник, куда-то идущий с котомкой и посохом, приостано-вившийся уточнить, туда ли он держит путь, куда емуследовало. И вечереет уже, поспеет ли? Во взгляде - оза-боченное внимание и целеустремленность» [2. С. 8].Именно как путника изображает его автор. Фило-фей - это скиталец в безбрежном мироздании косми-ческой вечности, возможно, случайно занесенный наэту порочную планету, или же, напротив, во испыта-ние и во спасение человеческой цивилизации. В мируон - русский ученый профессор Андрей АндреевичКрыльцов, человек без рода, без племени, лишенныйкорней - без прошлого и будущего, подкидыш, не знаю-щий ни матери, ни отца. Именно комплекс подкидышаоказывается решающим в выборе сферы деятельности -разработке программы по созданию иксродов, людей,не скованных родственными отношениями. Такие лю-ди, по мнению создателей этой программы, являютсяпредельно надежными, кто не остановится в решаю-щий момент ни перед чем, не задумается ни о ком ини о чем. Не удивительно, что создание людей подоб-ного рода было засекреченным социальным заказом оп-ределенных государственных структур. В какой то мо-мент и перед Крыльцовым, главным мозговым цент-ром этой идеи, сверкнет истина: «Ведь фактически и ябыл иксродом, - пусть и законнорожденным, ноименно таким, без рода, без племени, несгибаемым,невозмутимым, если не сказать бессердечным в своихпоступках, прослывшим жестоким специалистом сво-его дела, человеком, не распылявшим своих способ-ностей и времени ни на что другое, кроме целена-правленной деятельности» [2. c. 98].У Крыльцова своя философия жизни, свое объяс-нение той работы, которой он занимается. Смысломего жизни становится: во что бы то ни стало доказатьвсему миру, что, несмотря на то, что он подкидыш, онлучше, гениальнее других, законно рожденных, не об-деленных родительской любовью и теплом. Жизнен-ным кредо для себя Крыльцов взял высказывание ве-ликого философа XX в. А.Ф. Лосева, который по по-воду новоевропейского учения о бесконечном про-грессе общества и культуры писал, что, «согласно ев-ропейской парадигме, ни одна эпоха не имеет смысласама по себе, а лишь как подготовка и удобрение длядругой эпохи, и каждая следующая эпоха тоже не име-ет смысла сама по себе, а и она тоже - навоз и почвадля грядущей эпохи, а равно и всех возможных эпох;цель же постоянно и неизбежно отодвигается все даль-ше и дальше, в бесконечные времена, неизменно оп-равдывая тем самым провозглашателей всех новыхэдемов» [2. С. 92]. Рассуждая так, Крыльцов понима-ет, что истолковывал мысли гениального философа всоответствии со своим стремлением обеспечить себесвободу рук, переложить собственную ответствен-ность на потомков, убеждая себя, что его миссия - «дви-гать науку». Однако все же немалые сомнения мучаютизвестного профессора по поводу этико-моральнойстороны проекта, особенно сильно взволновавшие егопосле встречи с женщиной с иной философией жизни,которая бесстрашно вступает в неравный диалог-спор:для Крыльцова при первой и, как окажется потом, по-следней встрече с ней она просто «инкуба», как и сот-ни тысяч других зечек, которым «посчастливилось»нежданно-негаданно значительно сократить свой срокотбывания наказания. Для нее встреча с профессором,с «сатаной» - это способ высказать свои суждения,свое мнение о бесчеловечном проекте, который так жес-токо вмешивается в таинство рождения. «Быть может,она в чем-то и права, но ведь одной совестью и благи-ми намерениями мир не насытишь, не ублажишь, неизменишь звериной сущности человека, алчущего всебольшего места под солнцем, при таких аппетитах ско-ро солнца не хватит на всех, но еще страшнее, что он,человек, все больше и ненасытнее страждет господ-ства над себе подобными. Потому и нужны новочело-веки - иксроды» [2. С. 105].Иксроды - это своего рода потребность времени.Через этот символ писатель развивает мысль о том, чтов цепи развития человеческой эволюции велика ответ-ственность каждого ее субъекта как перед прошлым,так и перед будущим. Родовая вина, поколениями нако-пленная в индивиде, влияет и на будущие поколения,упрочивая бездну негатива в каждом вновь рожденномна свет, чтобы продолжить неуклонное движение к апо-калипсису. Экзистенциальный страх кассандро-эмбрио-нов перед жизнью - это не случайность, а закономер-ное явление, следствие накопленного веками зла, отчая-ния и ненависти. И, как замечает С. Семенова, «эмбри-оны-отказники», в отрицательном варианте демонстри-руя преемственность наследственных изъянов и грехов,свидетельствуют о той первой и важнейшей связи чело-века с целой жизнью, которую Вернадский определялкак его включенность в последовательно разворачиваю-щийся в эволюции ряд живых существ и, главное, - вродовую цепь поколений. Из кармической цепи челове-чества не выскочишь один - освобождать и спасать еенеобходимо целиком [3].Иксроды, по мнению Крыльцова, казалось бы, ме-ханически исключены из цепи развития человечества, азначит и родового долга, соответственно и родовой ви-ны. Понять же глубину утопичности его теории помо-гает, как уже было сказано, сама жизнь - женщина состаринным именем Руна. Она заставляет всколыхнутьсяв его душе лежащие на самой глубине сомнения: а вер-но ли он поступает, где грань между гениальным науч-ным открытием и преступлением перед совестью, гу-манизмом. Именно Руна открывает ему глаза на весьужас его опыта - работы бесчеловечной, антигуманной.Руна поразила и заинтересовала Крыльцова с перво-го взгляда (этот интерес постепенно перерастает в глу-бокое и серьезное чувство), так как она совсем не былапохожа на других заключенных: прежде всего он заме-тил очки - признак приобщенности к культуре, образо-ванности. Познакомившись с ее личным делом, Крыль-цов понимает, что она не просто заключенная, это ис-тинный борец за справедливость, за совесть в человеке.При этом Руна всеми средствами, всей своей жизньюутверждает правоту своих убеждений, даже если это сточки зрения логики бессмысленно. Обреченность по-добного способа спасения мира понимает и Крыльцов,понимает он и то, что надо предупредить людей о зало-женных в них сгустках зла, ненависти, страданий, кото-рые неизменно приведут к гибели всего живого. Здесьотправная точка теории, приведшей его на орбиталь-ную внеземную станцию отшельником - самозваннымкосмическим монахом Филофеем.Есть в романе героиня, судьба которой сходна с судь-бой Руны. Это эпизодический образ: девушка, заживосгоревшая на массовой демонстрации на Красной пло-щади, бессмысленно, с точки зрения толпы, отдавшейсвою жизнь. «Человек не должен рождаться, чтобыпроизводить оружие» - вот девиз, с которым она и еедруг вышли против бешенной демонстрации оборонщи-ков, выступающих за гонку вооружения. «Вместе с вер-толетом затерялась в дебрях города, как в лесу исче-зающая птица, трагедия молодых людей, скорее всегостудентов, так отчаянно, так страшно и безоглядно по-жертвовавших собой ради идеи, в которую они уверо-вали... О, романтика, вечная спутница утопий и их не-избежных крушений!» [2. С. 60].Другой герой Айтматова, Роберт Борк, - известныйамериканский ученый-футуролог. Это человек, профес-сионально занимающийся «философией будущего» или,иначе, наукой о будущем. Он со всей полнотой понима-ет и принимает теорию Филофея, в которой, как емукажется, воплощены все его знания и весь его опыт, всетерзания на пути поиска истины и, вследствие этого,«чувство небывалого внутреннего удовлетворения, о ко-тором мечталось, может быть, всю жизнь, и отсюдаявлялась готовность отстаивать открытие космическогомонаха как свое кровное дело» [2. С. 35].Борк понимает, что перед человечествомвозникланекая дилемма: жить в ситуации всеобщего самообманаили же вступить на качественно иной уровень развитияцивилизации, учитывая достижения ученого-генетика.Встав на сторону Филофея, Борк понимает опасностьположения, но иного пути для него нет: помочь людямпонять, осмыслить значение синдрома кассандро-эм-бриона для предупреждения неизбежного конца - в этомцель и смысл его жизни. Финал романа трагичен, он пред-определен автором еще в самом начале повествования.Вспомним ситуацию, когда Борк встречает в открытомокеане китов, и ему уже мнится, что и он, вдруг ставкиточеловеком, «плыл в бушующем океане, понимаяпроснувшимся вдруг чутьем издонным, что отныне бу-дет связан с китами до конца дней своих, и открылась вдуше его тайная суть этой встречи: то, что постигнеткитов, постигнет и его, что произойдет с ним, произой-дет и с китами...» [2. С. 12].Факт такой современной экологической катастро-фы, как самоубийство китов, нашел преломление в ху-дожественном пространстве романа. Это загадочное яв-ление, идущее вразрез со всякими природными закона-ми, становится предметом размышлений футуролога,здесь же какая-то фантастическая, сакральная связь меж-ду американским ученым и этими огромными живот-ными. Откуда-то из глубин сознания, возможно, из ар-хаических пластов памяти, заложенной еще со временпервочеловека, всплывает у Роберта Борка их образ.Они ему часто «снились смутными видениями... и вродебы звали его с собой» [2. С. 12]. Киты, по мнению уче-ного, - это живые радары вселенной, тонко улавли-вающие все мировые катаклизмы, предчувствующие на-ступление катастрофы. Человеку дан мировой разум,способность саморефлексии и самосовершенствования,ответственность за мироздание, но другое дело, что оноб этом не задумывается, не осознает всей величинысвоей ответственности, погрязнув в мелочной суете.«Где-то среди нас, - рассуждает футуролог, - в стихиинашей, происходит срыв, обвал, извращение нравст-венности, незримая радиация зла и страха распростра-няется из того обвала по миру, нарушается космическаясправедливость, думаю, что существует такая справед-ливость, искажается гармония бытия, и тогда киты невыдерживают и тоже срываются, плывут к берегу и вы-кидываются разом, выбрасывают себя на погибель, со-вершают самоубийство» [2. С. 12].Участь же человека, по мысли героя, а следова-тельно, и самого автора, - всеми доступными средст-вами бороться со злом, даже если оно непреодолимо -в этом развитие человека и человечества.Один из путей достижения гармонии для человекаР. Борк видит в полирелигиозности. Немыслимый ис-точник зла в пристрастности, амбициозности, эгоистич-ности различных вероучений во имя утверждения своихприоритетов на обладание истиной, что главным обра-зом и порождает противостояние в мировых структурахдуховенства и, в свою очередь, отчужденность, взаимо-непонимание верующих масс. Эти мысли подтверди-лись в реакции человечества на теорию Филофея, когдав первую очередь против нее выступили представителиразличных вероучений, узревших в этом письме попыт-ку снизить их влияние на верующих.Мнение героя выражает суть суждений автора: «Ре-лигиозная ассамблейность не ослабила бы идею Богани в одной из существующих религий, а, напротив,придала бы им свойство универсальности, открыто-сти, динамизма и самое главное - обнажила бы чело-веколюбивую основу религии в ее исходной сути, вдеяниях, а не только в прекрасных теориях» [2. С. 45].Важно то, что письмо Филофея адресовано именнопапе римскому. Теория Филофея - это своеобразныйвызов человечеству, так как в основе христианства, од-ной из самых распространенных мировых религий, -идея искупления и преображенной вечности для су-ществ, созданных по образу и подобию Бога. «Причемсубъектом воскрешения и преображения, как подчерки-вала святоотеческая мысль, является каждый рожден-ный, пришедший "в бытие рождением" (святой Григо-рий Нисский), то есть как только ты родился, ты (скольбы прекрасна и радостна или,напротив, тягостна истрашна ни была твоя жизнь) получил шанс на бес-смертное обоженное бытие. Оттого-то призывающие кистреблению их в зародыше эсхато-эмбрионы, катего-рически отказываясь от оформления себя в качествевысшей личностной формы бытия, провоцируют жи-вущих на совершение греха величайшего...», - считаетС. Семенова [3]. В соответствии с общепринятой мора-лью это суждение может быть уместным, но, по мыслиглавных героев и автора, человечество, погрязнув в по-рочности, во времена, когда перевернуты все нравст-венные ориентиры и духовные идеалы, во имя самоис-купления и спасения должно найти в себе силы попы-таться осознать, что путь к вершине совершенства дол-жен быть качественно иным, другими словами, «злозаключено в нас самих» (Айтматов), и именно об этомтеория кассандро-эмбрионов, свидетельствующих о на-копленном веками в каждом человеке сгустке отрица-тельной энергии, негативных эмоций. Путь к достиже-нию мирового космоса зависит от самоборения, само-очищения и саморефлексии человека как в мировоммасштабе, так и в личной судьбе.Так же, как и киты, внезапно в романе появляетсястарая кремлевская сова, ровесница века. Каждую ночь,ровно в три часа по полуночи, слетает она со Спасскойбашни, чтобы послушать диалог призраков, их извеч-ный спор о своей судьбе и судьбе России. Разговордвух великих людей, сыгравших огромную роль в исто-рии России, еще раз свидетельствует о том, что слиш-ком велика трагедия личности, не обретшей покоя дажепосле смерти: «Нет мне исхода, нет мне покоя, нет по-каяния! Прежде не думал, а теперь из головы не выхо-дит - зачем я родился, зачем только меня мать родила?!Ведь я не хотел, не хотел рождаться! А теперь я залож-ник гробницы» [2. С. 38]. Историю уже не изменить, нокакова она могла быть, если бы человечество, зачавшаямать в свое время знали бы о существовании «тавраКассандры»; скольких страданий удалось бы избежать.Об этом и диалог-спор, который «волею Провидениятолько сове дано было видеть и слышать этих неужив-чивых, неугомонных призраков в их потусторонней,эфемерной зыбкости...» [2. С. 37].Этот символ, отнюдь не случайно, находит место вхудожественном пространстве романа, так как стараясова отражаетмудрость человечества, киты же вопло-щают совесть. В романе существует какая-то потусто-роняя метафизическая связь между китами и совой:«Сове казалось, что она слышит из великого отдале-ния, откуда-то с другого края света, как в ночномокеане плывут киты, как движутся они гуртом, раз-двигая гороподобными телами надвигающиеся вол-ны... Сова на взгорье кремлевском чуяла - что-то долж-но произойти на земле. Всегда так бывало - киты впа-дали в отчаяние перед тем, как случиться в мире вели-кой беде» [2. С. 38].Совесть и мудрость - вот движущие силы развитиячеловечества, те ориентиры на пути к высшей степенисовершенства. Тем трагичнее звучит финал романа:киты выбрасываются на верную смерть; сова найденамертвой на мавзолее. Многозначно и то, что кончаетсамоубийством Филофей, преподнеся всей своей жиз-нью урок живущим: урок мужества, добра и великойлюбви, даже к тем, кто его проклял. Попытка в оче-редной раз спасти человека, поставить его разум наверный путь дальнейшего развития и самосовершен-ствования, вновь потерпела неудачу. «Но цена на та-ком пути всегда велика. Был ведь однажды великийУрок на все времена. Цена была - Голгофа. И у каж-дого своя цена. Этот заплатил свою цену в космосе...»[2. С. 109].Дана автором и надежда на спасение - это ЭнтониЮнгер, молодой и энергичный интеллектуал, едино-мышленник Филофея и Борка. Ему завещано продол-жить «дело отцов», однако автор не делает особогоакцента на этом. Действительно, уникальные разра-ботки Филофея уничтожены, человечество никогда втаких масштабах не задумается об этой проблеме. Онаушла в вечность с ее хранителями - Филофеем и Бор-ком, «и с ними истина» [2. С. 96].Не удивительно, что вокруг романа развернуласьгорячая полемика. При этом шкала оценок колебаласьот резко отрицательных до качественно положитель-ных: новый роман Айтматова высоко оценили Г. Га-чев [4], С. Семенова [3], В. Коркин [1] и другие; име-ли место и такие публикации, как «Чингиз, не помня-щий родства...» В. Бондаренко [5], где Айтматов об-виняется в измене своим традициям, в контексте ко-торых, по мнению автора статьи, ему удавалось тво-рить вершинное.Созданное Айтматовым произведение своим пафо-сом звучит в унисон с суждениями современного фило-софа Г. Померанца, который считает, что «традиция -не только мощи, к которым прикладываются, боясь по-шевелить. Традиция несет в себе возможности, которыенадо использовать, не боясь ошибок, не боясь ересей.Ересь - это первый неловкий шаг на новом пути, пер-вое, слишком прямолинейное решение; оно ценно какпостановка вопроса. Ни одна догма не родилась безпредшествующей ереси...» [6].Говоря о «Тавре Кассандры», Айтматов признается:«Не знаю, теперь, задним числом, мне кажется, что ра-бота над другими книгами была полетом души, парени-ем в прекрасном пространстве, а этот роман меня про-сто истерзал. Я раньше, когда читал о художниках,приходивших в отчаяние, готовых даже руки на себяналожить: не давалась им в руки форма для воплоще-ния того, что в них вызрело уже, всегда думал - ну естьв этом некоторое преувеличение, ну не так уж все этоужасно. А теперь и я знаю эту пропасть отчаяния» [7].Возможно, «пропасть отчаяния» возникает только пе-ред воистину одаренным человеком, тем, кто пытаетсяпередать открывшуюся вдруг истину и не находит дляэтого достаточных средств выражения, чтобы челове-чество восприняло созданное так, как видится оно ему -писателю, художнику, мыслителю. Так и Айтматов: «Тав-ро Кассандры» - это итог огромного как творческого,так в равной мере и жизненного пути писателя. Во мно-гочисленных выступлениях, интервью, беседах с кир-гизским прозаиком красной нитью проходит тема тре-воги за человека, за его будущее, за судьбу мирозданияв целом. Он всегда считал, что «от искусства, от лите-ратуры ... зависит очень многое: тревожить, будить вчеловеке совесть, мужество, гуманизм, раскрывать пе-ред ним весь мир, чтобы он не забыл, что он - человек,что его духовное самочувствие - один из главных фак-торов достойной жизни на нашей планете» [8. С. 231].Весь творческий путь писателя - это утверждение верыв человека, в его разум, волю и добро.Ранние его произведения отличает приподнято-ро-мантическая патетика, герой их - молодой человек,ищущий свое место, свое предназначение в жизни. Вболее зрелый период творческой деятельности Айтма-тов, постепенно углубляя содержательную основу сво-их произведений, переходит на качественно иной уро-вень художественного выражения. Во-первых, он об-ращается к мифу как «сгустку мудрости» (Айтматов)древних, пытаясь через призму векового опыта челове-чества осветить проблемы современности. Во-вторых,здесь мы имеем дело с новым типом философского ро-мана, корни которого сочетают национальные традициии опыт мировой литературы. Философской основой про-изведений Айтматова является то, что его творчествопретерпело целый ряд изменений в направлении откосмизма к экзистенциализму.В философии экзистенциалистов человеческаяжизнь развивается как глубоко метафизическая драма,отсюда отнюдь не случайно она зародилась в началеXX в., в эпоху мировых войн и революций, когда передчеловечеством встает вопрос о значимости и смыслечеловеческой жизни. В эпоху кризиса гуманизма «ониотодвигают на задний план онтологические и гносеоло-гические проблемы как слишком абстрактные, специ-ально-философские и обращаются в основном к ис-следованию феномена человеческой реальности, ксозданию философской антропологии» [9. С. 170].Экзистенциальная основа суждений Айтматова по-рождена современным состоянием мира, катаклизмамисамой эпохи. Во всех последних произведениях героиАйтматова находятся в пограничной ситуации, когдаидет проверка истинной человеческой сути. Его не разобвиняли в излишней трагичности. Действительно,вспомним его повести «Белый пароход», «Пегий пес,бегущий краем моря», «Ранние журавли» - во всехэтих произведениях в центре художественного прост-ранства повествования находится мир ребенка, кото-рый представляет собой чистое и непорочное прелом-ление окружающего «взрослогомира», не всегда доб-рого и гуманного по отношению к нему.Душу, жаждущую познания, наполнил радостью исмыслом для Мальчика из «Белого парохода» дедушкаМомун. Он и сам не заметил, насколько глубоко затро-нула по-детски открытое сердце внука его сказка, по-стольку, поскольку жесток тот мир, где приходитсявыживать человеку, зачастую идя на компромиссы сосвоей совестью. Так случилось и с Момуном: убив оле-ниху - тотем рода Бугу,- он растоптал не только своюсказку, которая, конечно же, значила для него нечтобольшее, чем просто родовое предание, - этим он сми-рился с жестокой и несправедливой действительно-стью. Есть, казалось бы, для него оправдание, ведь со-вершил он это преступление не ради себя, а для дочерисвоей злосчастной, для внука. Для Мальчика же неткомпромиссов - вместе со сказкой деда рухнул и ре-альный мир, и осталась у него только своя сказка, на-встречу к которой он уплывает. Жестокий мир, поднявруку на священное, убивает и ребенка, маленький рос-ток достойного продолжения рода человеческого. Айт-матов о трагическом финале своей повести пишет так:«У меня был только один выбор - писать или не писатьповесть. А если писать, то только так» [10. С. 382]. Тра-гический финал в повести оказался неизбежным, по-скольку, уйдя из жизни, мальчик сохраняет душу чис-той, иного способа борьбы и самовыражения нет. А. Ка-мю писал в «Бунтующем человеке»: «Главное не в том,чтобы добраться до корней вещей, но понять - оставляямир быть тем, что он есть, - как себя вести в этом ми-ре» [11. С. 172].В «Пегом псе, бегущем краем моря» все обстоитиначе, здесь, напротив, взрослые преподают «урок навсю жизнь» ребенку - урок самоотверженности, му-жества и доброты во имя продолжения жизни. Здесьот отца и братьев мудрость и опыт в экстремальнойситуации передаются Кириску, самому младшему налодке. Человеческому существованию в этой повестиуфожает могущественная природа, ниспославшая налюдей космическое испытание - незыблемый Вели-кий туман, - из которого люди выходят достойнымипобедителями.Покушение на жизнь ребенка присутствует и в«Ранних журавлях». Война, голод, жестокий зимнийхолод - фон, на котором разворачиваются события вповести. Не к кому больше председателю колхоза Ты-налиеву обратиться за помощью, как к пятнадцатилет-ним мальчишкам, на неокрепшие плечи которых ло-жатся тяготы посевной. Однако этим «батырам Вели-кого Манаса» противостоят темные силы. В первуюочередь, они возникают из реального мира людей - этодезертиры с фронта, пытающиеся бегством спасти своюжизнь от абсурда уничтожения человеком человека. Вповести это враждебные силы постольку, поскольку,отрекаясь от родового долга защиты отечества, тем са-мым отделив себя от социума, эти люди окончательнотеряют человеческий облик. Наряду с ними, противо-стоит ребенку и старый волк, к схватке с которым го-товится в финале Султанмурат. И вместе они, по мыс-ли Г. Гачева, «как бы вырост с того заднего - подзем-ного в повести плана войны, которая вот вдруг и здесьвъявь предстала несколькими своими представителя-ми: дезертиры-конокрады, «полицай», и вот волк -германское отродье» [12. С. 132].Тот же мотив убийства ребенка жестокой реально-стью звучит и в «Плахе». Базарбай представляет в по-вести чуждый природе мир людей. Он лишает волчьюпару, Акбару и Ташчайнара, волчат, их последней на-дежды на продление рода. Отдаленные Моюнкумскиестепи - их последнее пристанище после того, как двепредыдущие их попытки закончились трагедией, волча-та погибли - одни под пулями автоматов и под копыта-ми обезумевших в бешеной гонке сайгаков, другие вогне в связи с внедрением человеческой цивилизации влоно природы. В абсурдном мире нет справедливости,утверждает писатель в «Плахе», и трагедия в том, чтовина героев без вины - все в человеческом общежитиивзаимопереплетено, взаимосвязано и расплата ждетлюбого. Обезумевшая от горя волчица кружит вокругкошарыБостона, человека от рождения гуманно и бе-режно относящегося к природе, Бостону отныне пред-стоит жестокая схватка с Акбарой, прародительницейсвоего рода в тюркской мифологии. Для Айтматоватрагедия человека в том, что, забыв свою органическуюсвязь с природой, он вступает с ней в неравную борьбу,в борьбу, где не может быть победителей - проигрыва-ют обе стороны. Так, Бостон, целясь в волчицу, не до-верившись природе, убивает сына (а ведь есть у тюрковлегенда, где Белый Волк вскармливает младенца, отку-да и берет начало род тюрков) и разрывает отношения ссоциумом, нарушив его закон и убив человека.Эти мысли приобретают в последнем романе Айт-матова мажорное звучание: жить или не жить челове-честву, цивилизация перед выбором - продолжать путь вбездну к неизбежному концу или перейти на качест-венно иную ступень развития.156Интересны замечания С. Семеновой, которые сде-ланы в результате прочтения романа «Тавро Кассанд-ры» в контексте ноосферной теории или, иначе, натур-философской теории Тейяра де Шардена. В ноосфер-ном видении, как нигде, отчетливо сознание родст-венной связи человечества со всей эволюционной це-пью жизни, но вместе с тем - и понимание человекакак существа еще растущего, неоконченного, превоз-могающего свою еще далеко не совершенную, проти-воречивую природу. Конечная цель развития, по мне-нию натурфилософов, в идеале - Сверхжизнь, Выс-ший Человек, путь к которому - творчество собствен-ного существа с помощью разума, способного посред-ством рефлексии к самосовершенствованию. Это, какпишет С. Семенова, «требует мужества разобраться вглубоких корнях зла в человеке, приведших его вме-сто этих сияющих вершин на потенциальную граньсамоуничтожения, требует поиска, дерзания, неустан-ной работы и любви» [6. С. 420].Мнение С. Семеновой не безосновательно, так какв романе действительно имеет место идея извечной эво-люции человеческого рода, кровнородственных связеймежду каждым субъектом в этой бесконечной цепиразвития. Знакомство Айтматова с трудами натурфи-лософа Тейяра де Шардена, безусловно, так как он, нераз высказывая свое мнение о судьбе человечества, опи-рается на суждения этого мыслителя. ВспомнимсловаИисуса Назаретянина из «Плахи»: «смысл существова-ния человека в самосовершенствовании духа своего, -выше этого нет цели в мире. В этом красота разумно-го бытия - изо дня в день» [13. С. 138]. Идеи Тейяраде Шардена, заявленные уже в философском контек-сте «Плахи», получают свое дальнейшее развитие вследующем романе Айтматова.Казалось бы, совершенно несовместимые теченияв философии - экзистенциализм и натурфилософия -органично переплелись в идейном замысле романа.Уже в названии - контраст. Исследователь Г. Гачевверно заметил, что «в нем (романе) сведены как быполюса интеллектуально-художественного развитиясамого Айтматова: про "тавро" знает любой пацан изаила. Но вот ведать про дочь царя Приама Кассандру -пророчицу, что предрекала гибель Трои, но никто неверил ее вещим предсказаниям, - это уже знак изы-сканного гуманитарного образования и мышлениямировыми сюжетами всего человечества» [4].«И на сей раз было Слово. Как когда-то. Как в томбессмертном Сюжете» [2. С. 9] - так начинается пове-ствование романа «Тавро Кассандры», вновь Айтма-тов обращается к классическому произведению. Это поидейно-философскому содержанию является связую-щей нитью между романами «Плаха» и «Тавро Кас-сандры»: всепрощающая любовь к человеку, попыткаспасти мир, даже если «цена на этом пути будет слиш-ком велика».Однако трагедия в том, что «по своей природе про-гресс - это все или ничто. Два, и только два направле-ния - одно верх, другое вниз, и невозможно, зацепив-шись, остаться на полпути» [3. С. 185], либо цивили-зация развивается по восходящей траектории к вер-шинам совершенства, либо - бездна, гибель, провал внеизвестность - конец всего живого. Понимают это иФилофей и Авдий, стремясь всеми доступными сред-ствами к совершенствованию и развитию духа совре-менника, но верно и то, что «человек никогда не суме-ет превзойти человека, объединяясь с самим собой»[14. С. 201]. Спасти человечество в одиночку невоз-можно, потому как в восхождении к совершенствудолжна принимать участие каждая частичка мировогоцелого, каждому человеку необходимо осознать всюглубину своей ответственности и перед прошлым, иперед будущим. Тейяр де Шарден сказал об этом так:«Я думаю, вряд ли у мыслящего существа бывает бо-лее великая минута, чем та, когда с глаз его спадаетпелена и открывается, что он не утерянная частица, апункт сосредоточения и гоминизации универсальногостремления к жизни» [14. С. 40]. Поэтому как бы никрасива и верна ни была идея спасения человечества,она обречена на провал, до тех пор, пока в историиэволюции мировой разум не достиг этапа всеобщегопрозрения, пока каждый субъект посредством рефлек-сии не придет к мысли, что необходимо встать на вер-ный путь движения истории, постольку поскольку имен-но от его жизни, его судьбы зависит дальнейшее раз-витие человечества.Авдий Каллистратов - один из лучших учениковдуховной семинарии, изгнанный духовенством за ересь,верит в идею о Боге-Современнике, потому как, по егомнению, «Бог в нашем понятии бесконечен, но посколькумысль на земле развивается от познания к познанию,напрашивается вывод: Бог тоже должен иметь свойст-во развития» [13. С. 71].Отрекаясь от абстрактных размышлений о Боге и означении религии в духовной жизни людей, Авдий ре-шает действием спасти человечество, погрязнувшее вмногочисленных пороках, направить его на истинныйпуть. С этой целью отправляется он с добытчикамианаши на далекие Моюнкумские степи, затем - с лю-бителями быстро и легко заработать на «охоту» на сай-гаков, на так называемые «невскрытые резервы края»,за счет которых, по плану, можно прикрыть недостачупо заготовке мяса. Однако сколь бы ни сильна и краси-ва ни была концепция Авдия, которую он несет людям,она изначально обречена на поражение. Человек XX ве-ка, прагматичный, практичный, не нуждается в теориио всеобщемпокаянии и всепрощении, не верит и не при-емлет в должное последовать за этим явлением - рай наземле. Деньги, водка, наркотики - вот для него самыйдоступный и краткий путь к «земному раю», пусть он иведет к неизбежному концу.Идеалист Авдий понимает, что спасти все челове-чество в одиночку невозможно: слишком велики мас-штабы зла и очень ограничено поле деятельности субъ-екта, поэтому пытается помочь конкретным действи-ем конкретному человеку. Но и на этом пути Авдияждет поражение в столкновении с реальностью, и, каккогда-то его Великий Учитель, верный своим идеалами принципам, обрекает он себя на плаху.Подобно Авдию восходит на свою Голгофу и ге-рой последнего романа Ч. Айтматова - Филофей. Ис-тория его жизни - вера в разум человеческий, надеждана возрождение души. Двойственно отношение авторак своему герою. С одной стороны, уже после выхода всвет романа Айтматов в одном из интервью скажет:«Трагический взгляд Филофея на мир - это в опреде-ленной степени мой» [15]. С другой же стороны, Анд-рей Крыльцов теоретически «иксрод», не ведающийсвоих кровнородственных связей, однако по разрабо-танной им же теории, негатив передается от матери кребенку через плоть и кровь, т.е. независимо от по-следующего жизненного опыта, уже в утробе матери,«не изведав злых дел, что делаются на свете», эмбри-он посылает сигналы о нежелании появляться на свет.Это открытие является великим испытанием всему че-ловечеству, так как, заявляя об отказе жить, кассанд-ро-эмбрион призывает всех живущих, и в первую оче-редь мать, на совершение греха величайшего.Материнское начало является ключевым моментомв художественно-философском контексте романа «Тав-ро Кассандры». Безупречно разработанная теория посозданию «иксродов» упирается в непоколебимый исвященный закон природы - материнство, единствен-ный слабый пункт, по определению самого профес-сора Крыльцова, в блестящем плане: чувства так на-зываемых «инкуб», женщин, которым предстоит вы-носить под сердцем и кормить три месяца «иксрода».Пусть Крыльцов в некоторой степени, теоретиче-ски и «иксрод», но через всю жизнь он пронес воспо-минание о скрипе снега под ногами матери, когда не-сла она его на крыльцодетского дома, чтобы прости-ться с ним навсегда. Многие годы потребовалось емупрожить для того, чтобы понять и простить ее, но, воз-можно, именно Крыльцов когда-то и был тем самымкассандро-эмбрионом, в эсхатологическом страхе по-сылавшим сигналы об отказе от своего будущего, пол-ного страданий и зла, которое он причинит людям.Жизнь Андрея Крыльцова полна трагизма, несмотряна то, что мать попыталась оградить его от, возможно,неизбежного зла, связанного с его рождением. Однаконельзя избежать трагедии, предопределенной судьбой,ибо, как уже было сказано, «зло заключено в нас самих»,и спасаться нужно не в одиночку, а сообща. Приходитистина и к великому ученому-генетику, и тогда реша-ет он отправиться монахом-отшельником на внезем-ную орбитальную станцию, о чем он скажет: «Сюдапривела меня наука. Но никто не знает, что в космос яотправился не только с научными целями, что я из-гнанник, сам себя изгнавший за пределы Земли, самсебя объявивший впоследствии космическим мона-хом» [2. С. 88]. Не случайно Крыльцов называет себяФилофеем (греч. phileo - люблю), потому что слиш-ком поздно он понял то, как дороги ему люди, как ве-лика его ответственность перед человечеством за егосудьбу. Отправившись на орбитальную станцию мона-хом-отшельником, он делает отчаянную попытку спа-сти мир от неизбежного конца, потому как с космиче-ской высоты необходимо предупредить людей о гро-зящей им опасности, с помощью средств массовой ин-формации войти в каждый дом, поговорить с каждымсубъектом социума.У Филофея нет своих детей, жена его, Евгения(греч. eugenes - породистый, плодовитый), поняв ужасего работы, покинула его. Лишь одно тревожит сердцеФилофея перед вечностью, которая его ожидает: что бу-дет с теми, кто уже был рожден под эгидой программыпо созданию «иксродов», как сложится их судьба: «Икак кость в горле, стоит неразрешимый вопрос - чтостанется с иксродами, что успели родиться и теперьподрастают?.. Что станется с этими людьми, казенны-ми от рождения? А ведь завтра они поймут, кто онитакие. Чем они отплатят обществу? Не возникнет ли уиксродов неодолимого желания отомстить человече-ству, покончить со всем светом к чертям собачьим?! Ямог бы сказать себе, что никогда не брал ответственнос-ти за их будущее, а лишь решал научные проблемы ихрождения. Но разве это оправдание?» [2. С. 106].Лейтмотивом через весь роман проходит мысль омалости и хрупкости планеты Земля перед лицом кос-мических просторов, вечных и непоколебимых. Под-черкивается неспешность космического движения, поконтрасту противопоставленная мелочности и смехо-творности по сути бесполе

Скачать электронную версию публикации