Does woman exist?: deconstruction of female subjectivity and physicality in philosophy of postmodernism.pdf При первом приближении вопрос, вынесенный в за-главие данной статьи, кажется в большей мере прово-кативным, нежели затрагивающим и раскрывающимдействительную проблему. Каждый из нас рожденженщиной, да и воспитан по большому счету женщи-нами (учитывая реалии современной российской си-стемы образования). С детства мы имеем дело с яркимиобразами сказочных красавиц (фей, принцесс, предан-ных и верных дочерей, желанных невест) или их анти-подов (злых мачех, коварных волшебниц и т.п.). С дет-ства мы приобретаем опыт безграничной женской теп-лоты и жертвенности или капризности, самолюбова-ния, истеричности (это уж как повезет). Кажется, суще-ствование женщины - факт несомненной и незыблемойреальности, как детство, как материнская утроба, както, с чем вообще невозможно спорить, а можно лишьпринимать. Однако философская рефлексия находитместо для «удивления» и «сомнения» даже там, гдеобыкновенный здравый смысл уже воздвиг сквозь ты-сячелетия неподвижную стену «очевидности».Женщина как объект и как субъект. Эта «очевид-ность» женского, о которой можно говорить в XXI в.,раскрывается в перспективе совершенно определенногоисторического противостояния. С одной стороны, имеетместо классическая бинарная модель западного мышле-ния, в которой женщина рассматривается как объект вполе зрения мужчины/человека; объект, по отношению ккоторому необходимо проявлять заботу воспитания,ограничения, охранения; объект, который отличается отпрочих, пожалуй, лишь своей близостью к человеку(мужчине), а следовательно, потенциальной опасностью,пробуждающей в нем иррациональные глубины. С дру-гой же стороны, западная традиция, начиная с XVIII в.,постепенно и далеко не безболезненно формирует со-вершенно новое понимание женщины. Это пониманиеосновывается на признании женской субъективности,которая в течение долгого времени была скрыта за«мужским взглядом» на женщину, за мужской интер-претацией ее существа и предназначения, как правило, вобразах объекта воспроизводства человеческого рода,сексуального объекта, объекта воспитательной практи-ки. Эта субъективность отныне обнаруживает способ-ность говорить от своего имени, обозначая собственныепотребности и интересы, претендуя на сверхъобъектныйстатус, на репрезентацию в культурной, экономическойи политической сферах. Иными словами, на данном ис-торическом этапе нам доступны две традиции «очевид-ности» женского - объектная и субъектная, классическаяи феминистическая.Первая из этих позиций лежит у самых истоков за-падноевропейской цивилизации и обусловлена фунда-ментальным дуализмом философской дискурсии. Этотдуализм, как правило, выражается чередой дихотомий:добро и зло, бытие и ничто, присутствие и отсутствие,истина и ложь, мышление и материя, душа и тело, раци-ональное и чувственное, мужское и женское и т.д. Приэтом мужское начало представляется носителем разумаи субъектности, понимаемых как совокупность духовно-го, сознательного, рационального, активного, внешнегои т.п., а женское начало репрезентирует собой телес-ность и объектность, выражаемые чувственным, бессо-знательным, иррациональным, пассивным и внутрен-ним. Как замечает Сергей Жеребкин, «...логика бинар-ных оппозиций, в которой мужское является субъектом,а женское - объектом, является концептуальной основойпатриархатной метафизики в целом, которую в совре-менной философии называют фаллогоцентризмом, под-черкивая тем самым, что, по видимости, бесполый прио-ритет разума-логоса в ней на самом деле неразрывносвязан с приоритетом мужского начала и присущих емуатрибутов и характеристик» [1. С. 391]. Поэтому совер-шенно естественным для западного мышления являетсяперенос аксиологического приоритета разума над телес-ностью и чувственностью на взаимоотношения мужско-го и женского начал. Иначе говоря, сама по себе женскаятелесность в патриархатной философской градации ре-презентируется как стихийное и разрушительное при-родное начало, влияние которого на культуру несет всебе угрозу и должно быть нейтрализовано [Там же].Утверждение «стихийности» женского начала провоци-рует некую двойственность его осмысления: с однойстороны, женщина есть некий неразумный, ускользаю-щий от рационализации феномен, а с другой - по этойже причине она есть то, что необходимо рационализиро-вать, что являет собой, по сути, познаваемый объектэпистемологии. Как замечает современная феминист-ская исследовательница Элизабет Гросс, «Женщина (сбольшой буквы в единственном числе) остается вечнойфилософской загадкой, таинственным и непостижимымобъектом» [2. С. 601].Объект - это нечто другое по отношению к субъек-ту, это нечто, что не может говорить за себя, но обре-чено на проговаривание субъектом. Таким образом,женщина в классической традиции представлена сквозьпризму мужских страхов и ожиданий, мужских пред-ставлений о ее природе.Однако параллельно этой бинарной модели концепту-ализации женского с XVIII в. женщина начинает самаговорить о себе, рационально и самоотверженно оспари-вая свою «иррациональность». Начиная со знаменитогопроекта Мэри Уоллстоункрафт, можно с уверенностьюговорить о зарождении движения за политические и эко-номические права и свободы женщин (суфражизм). Этодвижение в XX в., начиная с выхода в свет книги Симоныде Бовуар «Второй пол», перерастает в самостоятельноенаправление теоретического, а затем и научного дискурса.Вследствие указанных изменений трансформируется исамо представление о женщине. Сражаться за свои права исвободы, отстаивать свою разумную природу, вообще ак-тивно стремиться к культурной репрезентации можетлишь определенная субъективность. Женщина как субъектв политике, экономике, образовании, творчестве и множе-стве других культурных измерений; женщина как субъекти в приватной сфере партнерства с собственным мужем,любимым, в свободном выборе материнства или отказе отнего, вообще в выборе собственного жизненного пути -феномен, сформировавшийся сравнительно недавно, нодля современного общества уже обретший статус данно-сти и метафизической очевидности. Одним из интерес-нейших примеров закрепления субъектной концепцииженского являются разнообразные рейтинги влиятельно-сти, в которых постепенно укрепляются и женские пози-ции. В России в январе 2012 г. на сайте радиостанции«Эхо Москвы» представлен специальный рейтинг «100самых влиятельных женщин России». Этот проект пред-ставляет своеобразный «микс» объектной и субъектноймодели женского. С одной стороны, подавляющее боль-шинство экспертов, распределявших места влиятельности,- это мужчины (мужчина / субъект судит о влиятельностиженщины, которая в данном случае выступает как объектрассмотрения). С другой стороны, критерии распределе-ния мест в рейтинге связаны с влиянием женщины, с еесамостоятельностью и реальной значимостью в жизнисовременного общества. Как подчеркивается редакцией,«в список вошли и те женщины, кто реально влияет напринятие решений в сфере политики или бизнеса, занимаявысокие должности, и те, кто определяет умонастроения иявляется примером для подражания». «Влияет» и «опре-деляет» - ключевые слова, безусловно, презентирующиесубъектную «очевидность» женского.Противоречия в экспликации женского субъекта.Итак, в современном обществе циркулируют два пони-мания женского, иногда обретая и некоторый смешан-ный вид, в котором женщина «обязана» исполнять обероли сразу. Быть успешным лидером в общественнойжизни, самостоятельной личностью, от решений кото-рой зависит не только материальное благосостояниесемьи, успех бизнеса, но иногда и процветание целогогосударства, если эта женщина занимает серьезный гос-ударственный пост или является лидером политическойоппозиции. При этом в семье от нее зачастую ожидают-ся проявления самой что ни на есть традиционной «жен-ственности» в смысле покорности, преданности, терпе-ния и самоотверженности. Причем чтобы успешно соче-тать эти два противоречивых амплуа, женщине необхо-димо все-таки в главном быть очень собранным «ваяте-лем» своей судьбы, Субъектом с большой буквы.Итак, что же это такое - женский субъект?Насколько очевидно и «естественно» его существова-ние, требующее репрезентации в социальном, культур-ном, политическом и даже приватном пространстве,заявляющее о себе в феминистическом дискурсе иставшее полноправным элементом реалий современно-го мира?Известный американский философ Джудит Батлерсчитает существование женского субъекта как мини-мум проблематичным, что обусловлено двумя серьез-ными причинами:1. Внутри самого феминистического дискурса поня-тие женщины выступает предметом серьезных дискус-сий. Все существующие попытки сформулировать оче-видное на первый взгляд содержание феминистическогосубъекта, некоторого женского «мы», с неизбежностьюприводили и приводят к тому, что ряд индивидов, счи-тающих себя женщинами, оказываются исключеннымииз дескриптивных рамок женского субъекта. Женщинаускользает от однозначной референции. Так, например,классический либеральный феминизм, выступая за пра-ва женщин, ограничивал их правами белых женщинсреднего класса, что само собой спровоцировало крити-ку со стороны цветных женщин и женщин из рабочегокласса. Поиск уникальной женской сущности в супру-жестве и материнстве негативно воспринимается темиженщинами, которые не могут или не хотят иметь детейи не видят для себя счастье и перспективу самореализа-ции в роли домохозяйки. Гетеросексуальность «истин-ной» женщины воспринимается как недостаточный кри-терий лесбиянками и т.д. Однако чем больше расширя-ется поле значений женского субъекта, тем в большейстепени он теряет свою определенность или, точнее,обнаруживает свою неопределенность.2. Говорить об очевидном существовании женщи-ны / субъекта затруднительно еще и потому, что несуществует индивида, который являлся бы толькоженщиной. Расовые, классовые, этнические, сексуаль-ные, региональные и другие типы идентичностей пред-ставляют собой тот контекст значений, который суще-ственно влияет на дескрипцию женского субъекта и взначительной степени ее затрудняет. «В результате, -отмечает Д. Батлер, - представляется невозможнымвычленить "пол" из переплетающихся политических икультурных напластований, в которых он неизменновоспроизводится и поддерживается» [3. С. 302].Вся эта несогласованность и крайняя противоречи-вость экспликации женской субъективности доказыва-ет, с точки зрения Д. Батлер, что женщина / субъект неявляется условием дискурса феминизма, но конструи-руется им в качестве своего условия, в качестве пре-дискурсивной естественной субъективности. Такимобразом, не только к женщине / объекту, но и к жен-щине / субъекту приложимы знаменитые слова Симо-ны де Бовуар «Женщиной не рождаются, ею становят-ся». Иными словами, как и чувственной, немощной,иррациональной женщина становилась в традиционномобществе, поскольку таковой она циркулировала вфаллогоцентристском дискурсе, обусловливающемженскую «норму» внутри этого общества. Точно так жеволевая рациональная женская личность формируется вкачестве женской нормы в феминизирующемся обще-стве, обществе, находящемся под влиянием феминиз-ма: «В действительности закон производит и затемскрывает понятие "субъект до закона", с тем чтобыобратиться к этому дискурсивному образованию как кнатурализованной базовой предпосылке, которая впо-следствии узаконивает его собственную регулятивнуюгегемонию. Категория "женщины" - предмет исследо-вания феминизма - производится и ограничиваетсятеми же структурами власти, при помощи которых до-биваются эмансипации» [3. С. 301].Женщина как субъект не может рассматриватьсякак очевидная данность, некий изначальный природ-ный стержень, который ранее не находил для себяадекватной репрезентации, поскольку был «задавлен»классическим бинарным дискурсом, и только в совре-менном феминизирующемся обществе обретает свобо-ду быть собой и выражать себя. Крайняя противоречи-вость онтологической позиции женской субъективно-сти обнаруживает необходимость соотнесения жен-ского субъекта с понятием субъекта вообще. Поэтомурассуждение о «существовании женщины» должнобыть перенесено в контекст размышлений о субъектекак таковом и в этом контексте соотнесено как с транс-цендентальным субъектом классического философ-ствования, так и с историческим субъектом философиипостмодерна.Классический и неклассический субъект. Итак,вопрос о том, что такое женский субъект, тесно связанс другим вопросом - что вообще такое субъект, каковоонтологическое значение субъективности как таковой?Западная традиция классического философствова-ния формирует понятие субъекта прежде всего в эпи-стемологическом контексте. Субъектом является такаявещь (res), благодаря которой процесс познания явля-ется возможным - мыслящая субстанция (res cogitans;Р. Декарт) или совокупность априорных условий воз-можности опыта познания (И. Кант). Трансценденталь-ный субъект, или «чистый разум», существует по-стольку, поскольку без его существования невозможнообосновать реальность процесса познания, а значит, иадекватность, и эффективность научного дискурса. ВXVII-XVIII столетиях философское обоснование науч-ного дискурса было очень актуальным, посколькупредыдущие два тысячелетия западноевропейскоемышление испытывало репрессивное влияние метафи-зики, связанное с безусловным преимуществом позна-ния как трансцендирования. «Познание - преодолениечувственного мира через созерцание и приобщение кмиру сверхчувственному» - вот квинтэссенция маги-стральной линии философствования начиная с теорииидей Платона и заканчивая средневековой метафизи-кой. И это стало причиной того, что эмпирическое по-знание чувственной природы долгое время, по словамзнаменитого физика Эрвина Шредингера, находилось всостоянии «спящей красавицы», которая ждала «раз-решения» быть собой и быть самостоятельной ценно-стью от метафизики и религии. Это «разрешение» илидаже «благословение» научный дискурс получил в Но-вое время именно в виде трансцендентального субъек-та, мыслящей вещи, машины познания, которая требуетудовлетворения в процессе познания природы, котораястоит за процессом познания, обосновывает его исклю-чительную значимость и последующую эффектив-ность. В этом состоит суть трансцендентального пово-рота в эпистемологии - постулирование и онтологиза-ция познающего субъекта. Классический субъект, та-ким образом, обретает реальность, становится очевид-ностью и даже абсолютизируется в философииГ.В.Ф. Гегеля, где познание и реальность сливаются вединый вневременный логический процесс: Субъектпознания ≡ Реальность, нет ничего, кроме великой ре-альности познающего субъекта!Абсолютизация субъекта в философии Г.В.Ф. Геге-ля стала первым отдаленным предвестником его такназываемой гибели в XX в. «Великий рассказ» об абсо-лютной реальности «чистого разума» обозначил ипредрешил «смерть» субъекта, провозглашенную це-лой плеядой знаменитых философов на волне «недове-рия» к какому бы то ни было «великому рассказу».С особой остротой проблема «смерти субъекта» (кото-рая, однако, ни в коей мере не означает возможностиобойтись вообще без субъекта) была поставлена и рас-крыта в философии знаменитого французского фило-софа Мишеля Фуко.Фуко обращает внимание на взаимосвязь научногодискурса с онтологизацией субъекта познания, только вэтом взаимоотношении несуществующий субъектобосновывает и вызывает существование научногодискурса, но дискурс порождает субъекта в качествесвоего собственного обоснования посредством опреде-ленных техник субъективации, а затем скрывает своюсубъектопорождающую (субъективирующую) роль,постулируя предискурсивную реальность субъекта.В этой теснейшей взаимосвязи дискурса - субъектаимеют определяющее значение следующие аспекты:1. Властные отношения. Ни одни тип дискурса неможет быть рассмотрен безотносительно власти. Поня-тие власти, по Фуко, имеет принципиальное значениедля раскрытия связки дискурс - субъект. И главное в егомодели властных отношений заключается в принципи-альном неприятии традиционного «вертикального» по-нимания власти. Власть не может принадлежать томуили иному субъекту, она вообще не есть чье-либо досто-яние, за которое стоит бороться или которым опреде-ленный человек способен распоряжаться: «Под властью,мне кажется, следует понимать, прежде всего, множе-ственность отношений силы, которые имманентны об-ласти, где они осуществляются, и которые конститутив-ны для ее организации; понимать игру, которая путембеспрерывных битв и столкновений их трансформиру-ет, усиливает и инвертирует; понимать опоры, которыеэти отношения силы находят друг в друге таким обра-зом, что образуется цепь или система, или, напротив,понимать смещения и противоречия, которые их друг отдруга обособляют; наконец, под властью следует пони-мать стратегии, внутри которых эти отношения силыдостигают своей действенности, стратегии, общий абрисили же институциональная кристаллизация которыхвоплощаются в государственных аппаратах, в формули-ровании закона, в формах социального господства [4.С. 192]. У власти нет и не может быть никакого «штаба»,человека или группы людей, на которых можно было бывозложить ответственность за те или иные проявлениявласти. Отношения (стратегии) власти несубъектны,исходят из множества точек, реализуются во множествеподвижных отношений неравенства. Власть «исходитотовсюду», и именно она является источником дискурса,производит некое проговариваемое поле, претендующеена истину в тот или иной исторический период. «Властьпроизводит знание», предполагает его в качестве своегообоснования.2. Порождение субъекта. В философии Фуко тради-ционное понимание субъекта как производителя зна-ния, через которое он реализует свою познавательнуюпотенцию и рациональную сущность, оказывается пе-ревернутым. Любой дискурс, в том числе и классиче-ский рациональный дискурс трансцендентализма, осу-ществляет специфические технологии субъекции, черезкоторые порождается видимый (мифический) источникдискурса, занимающий определенную позицию онто-логической укорененности. По этой причине субъект,по Фуко, не является субстанцией. Рассмотрение субъ-екта, помещенное в контекст власти-знания, открываетиллюзорность адискурсивной природы любой субъек-тивности. Субъект предстает как подвижная историче-ски обусловленная форма «маскировки» властныхстратегий. Именно в этом смысле и следует понимать«смерть субъекта»: субъект не может больше рассмат-риваться как действительная субстанция, но только какисторически обусловленная конструкция властногодискурса. Как отмечает А.В. Дьяков, «термин "субъ-ект" у Фуко употребляется в двух значениях, причемоба связаны с "производством": во-первых, индивидапроизводят в качестве субъекта, то есть контролируюти ставят в зависимость; во-вторых, он сам производитсебя в качестве субъекта, проявляя "заботу о себе". Этиаспекты не являются принципиально различными инезависимыми один от другого, ведь в обоих случаяхречь идет о производстве на основании некоторогознания, которое можно представить как технологию.Это то знание, которое обеспечивает индивиду власть -власть над собой, оборотной стороной которой являет-ся власть над другими» [5. С. 491]. Иными словами,субъект в любом случае есть определенная конструк-ция, онтологизированная посредством техник субъек-ции либо непосредственно властью, либо опосредован-но через «заботу о себе».3. Сопротивление субъекта. Одна из важных состав-ляющих субъекции, по Фуко, - сопротивление субъекта,которое возможно, однако, не по каким-то самостоя-тельным личностным волевым причинам, но исходя изтой же обусловленности субъекта властными отношени-ями. Пока происходит субъектообразующее давлениевластного дискурса, субъект становится субъектом, приэтом усиленно сопротивляясь «бытию субъектом»: «Носопротивляется субъект не чему-то внешнему по отно-шению к нему. Все линии сопротивления пролегаютвнутри самого субъекта, потому что все линии принуж-дения проходят там же. С падением выработанных клас-сической эпохой институций принуждения «умирает» иклассический субъект. Оказывается, что существоватьон мог лишь до тех пор, пока существовало принужде-ние и пока он этому принуждению сопротивлялся. Нетсопротивления - нет и субъекта» [5. С. 493]. Впрочем,совсем обойтись без субъекта невозможно. Пока суще-ствуют человечество, общество, коммуникация, покасуществуют циркулирующие в них и через них властныестратегии, будут без конца проговариваться или даже«промалчиваться» разнообразные модели субъективно-сти, будут производиться субъекты, стремящиеся пре-одолеть рамки своей субъективности. Жесткая внутрен-няя зависимость от власти и постоянная «жизнь в бе-гах», попытки преодоления репрессивного воздействиясубъекции и невозможность это сделать, посколькусубъект - лишь плод этой самой субъекции, - вот реаль-ная судьба субъекта. Это номадическая концепция субъ-екта, в которой не может быть четких рамок дефиниции,где определенно известно только одно - бесконечноеперемещение, подвижность субъекта.Очевидна, таким образом, трансформация, которуюпретерпела «женщина» в течение последних двух ты-сячелетий. От объекта, выпадающего из схемы класси-ческой рациональности через признание классическимсубъектом, готовым отстаивать и реализовывать своиправа наравне с мужчинами, до номадического субъек-та, который через крайнюю противоречивость экспли-кации (через сопротивление дефиниции и нежеланиебыть фиксированным женским субъектом) обнаружи-вает свою крайнюю подвижность и зависимость отвластного дискурса. Но ни в одном из указанных «об-личий» нельзя найти той онтологической укорененно-сти, очевидной естественности, которые помогли быответить утвердительно на поставленный в заглавииэтой работы вопрос - существует ли женщина?Женщина существует как конструкт - это очевидноиз проделанного выше анализа, но существует ли она вреальном жизненном пространстве, укоренена ли онаонтологически, а не дискурсивно? Кажется, последнимоплотом в надеже увериться в существовании женщи-ны остается женское тело. Очевидность его бытия вы-зывала и желание удовольствий, и мистический страх,и творческий порыв в человечестве на протяжении,пожалуй, всей истории его существования. Возможно,и относительная независимость телесности от разнооб-разных концепций субъективности может выступатьоснованием для онтологизации женского.Политическая анатомия женского тела. Сомато-фобия, безусловно, является одним из основных при-знаков традиционного западноевропейского стилямышления. Восходя к Платону и его определению телакак зла, препятствующего истинному познанию, клас-сическая философия вплоть до XIX в. разрабатывала изакрепляла механизмы презрительного отношения кчувственной, материальной, телесной форме бытия.Материальное начало понималось скорее как «тень»,на фоне которой явственно выступает величие, красотаи всемогущество человеческого или божественногоразума. Даже христианство, пришедшее под знаменемвоплотившегося Бога и будущего всеобщего воскресе-ния мертвых, не смогло полностью избежать «эллин-ского соблазна» пренебрежения телесностью, о чемсреди прочего ярко свидетельствует и известный по-ступок одного из первых христианских учителей -Оригена. Однако даже в указанном контексте телес-ность занимала определенную онтологическую нишунаряду с чувственным, материальным, естественным.Под сомнение ставилась скорее значимость тела в делеспасения либо в деле познания, но не его существова-ние. Более того, телесность оказывается практическиединственным онтологическим оплотом во время гло-бального кризиса классической метафизики. «СмертьБога», провозглашенная 0Ф. Ницше, означает прекра-щение апелляции к трансцендентному и выстраиваниеонтологической перспективы исходя из «самого близ-кого» и «самого очевидного»: «Пробудившийся, знаю-щий, говорит: я - тело, только тело и ничто больше; адуша есть только слово для чего-то в теле» [6. С. 33].Быть может, существование женщины и есть суще-ствование женского тела, которое является онтологи-чески незыблемым фундаментом исторически подвиж-ных моделей субъективности?Однако внимание к «естественной» телесности,сменившее внимание к сверхъестественным сущно-стям, открыло совершенно неожиданную перспективусомнения в естественности естественного, которую,например, Джудит Батлер обозначает как «стратегиюденатурализации». В рамках этой стратегии тело рас-крывается как конструкт и помещается из контекстабиологии в контекст политики.Так, Мишель Фуко в своей знаменитой работе«Надзирать и наказывать» впервые вводит понятие«политическая анатомия», которая представляет собой«исследование "политического тела" как совокупностиматериальных элементов и техник, служащих оружием,средствами передачи, каналами коммуникации и точ-ками опоры для отношений власти и знания, которыезахватывают и подчиняют человеческие тела, превра-щая их в объекты познания» [7. С. 43].«Политическое тело» - это концепт, посредством ко-торого раскрывается и становится явной дискурсивнаяобусловленность телесности, которая никогда в челове-ческом опыте не дана непосредственно, вне интерпрета-ции, вне культурной маркированности. Человеческоетело - пронизанный властными отношениями и дискур-сивными практиками культурный конструкт, оно «непо-средственно погружено в область политического. Отно-шения власти держат его мертвой хваткой» [7. С. 39].Относительно тела задействованы те же технологии,что и при конструировании субъекта: тело искусственнопорождается властным дискурсом как нечто естествен-ное и адискурсивное. Политический захват тела, делаю-щий его видимым в дискурсивном поле культуры по-средством практик исключения, вуалирует свою «рабо-ту», умещая тело в «естественную» онтологическуюнишу и противопоставляя «искусственности» культуры.Таким образом, Мишель Фуко переосмысляет те-лесность в двух принципиальных аспектах:1. Человеческое тело перемещается из области есте-ственной биологической первоосновы искусственногополя культуры внутрь мира смыслов, интерпретаций,культурных коннотаций, объявляется дискурсивнымконструктом.2. Тело-конструкт выступает в культурном контек-сте как акультурное, не сконструированное, вуалируятем самым механизмы политического захвата.Оба эти принципа могут быть применены и космыслению онтологического статуса женского тела.Что вообще собой представляет женское тело?Во-первых, это тело, маркированное биологически-ми признаками женского пола. Так, по словам совре-менного ученого Л.Е. Этингена, «половая принадлеж-ность обусловлена весьма сложным феноменом: разли-чают пол генетический, гормональный, по строениюголовного мозга, по внутренним и внешним морфоло-гическим признакам и пр.» [8. С. 165].Во-вторых, это те особенности женского тела, ко-торые имеют явно выраженную социальную природу,порождены гендерной идентификацией. К таким осо-бенностям можно отнести, например, деформирован-ные ступни (древнекитайская культура), отсутствиеили деформацию клитора и половых губ (как резуль-тат клитороэктомии. По словам Л.Е. Этингена, в миредо сих пор насчитывается около 135 млн женщин,подвергнутых этой процедуре! [8. С. 169]). Осанка,походка и другие подобные признаки, сложившиесявследствие той или иной степени культурной репрес-сии «идеала» женской красоты, так же формируюттело, как и особенности первой группы.Так, известный американский биолог Рут Хаббардутверждает: «Если общество одевает половину своихдетей в короткие юбки и не велит им двигаться так,чтобы были видны трусики, а другую половину - вджинсы и комбинезон, поддерживая их желание лазатьна деревья, играть в мяч и другие активные дворовыеигры; если позже, в юности, детей, которые носилибрюки, убеждают, что "растущему мальчишке надомного есть", в то время как дети в юбках предупрежде-ны, что надо следить за весом и не толстеть; если поло-вина в джинсах бегает в кроссовках или ботинках, в товремя как половина в юбках ковыляет на шпильках, тоэти две группы людей будут отличаться не только со-циально, но и биологически» [9. С. 78].Сконструированность второго типа особенностей невызывает сомнений, тогда как первая группа имеет напервый взгляд абсолютно внедискурсивную природу.Женская / мужская половая специфика закладывается«природой» и воспроизводится стабильно в любой изизвестных культур, является базовой биологическойпредпосылкой, на основе которой происходит «нор-мальная» социализация человека, обретение им ген-дерной идентичности.Однако если социальная роль человека являетсявыражением и культурным оформлением его есте-ственных особенностей, тогда почему гендерная иден-тификация в культуре неизбежно оказывается связан-ной с определенными механизмами подавления?Джудит Батлер отмечает: «Человек не становитсявоплощением определенного гендера путем свободного,ничем не ограниченного выбора, так как гендернаяидентичность управляется определенным набором стро-гих табу, условностей и законов. За несоответствующеевыражение гендера предусмотрены наказания: мужчинав штате Мэн прошелся по улице в платье, как подобаетженщинам; на следующий день его труп находят в овра-ге» [10. С. 296]. Множество примеров негативного от-ношения к трансгендерам только подтверждает репрес-сивные стратегии навязывания гендерной идентичности.Если бы гендер соответствовал полу, то механизм куль-турного принуждения попросту бы не существовал. Сточки зрения Д. Батлер эта противоречивость присвое-ния гендера позволяет сформулировать очень значимыйвывод, а именно: «Не только не существует причинно-следственной связи между полом и гендером, но самослово "пол" является неправильным употреблениемтермина, и биологическая действительность, которуюмы называем полом, сама есть исторический конструкти на самом деле является политической категорией» [10.С. 302]. Поэтому мы имеем дело не с «натуральным по-лом», а с «натурализацией пола», которая представляетсобой лишь один из способов навязывания гендернойидентичности.Человек должен вести себя, одеваться, говорить,думать, как подобает женщине / мужчине, потому чтоявляется человеком женского / мужского пола, т.е. по-тому, что этот человек есть женщина / мужчина.Апелляция к онтологии в данном случае есть репрес-сивный механизм, с помощью которого индивид со-глашается надеть смирительную рубашку гендера. Такили иначе множество примеров резкого (трансгендеры)или умеренного (мужеподобные женщины и женопо-добные мужчины) сопротивления однозначной гендер-ной идентичности опровергает эссенциалистскую ин-терпретацию пола. «Не существует пристанища в видетела, которое не было бы уже проинтерпретировано взначениях, присущих данной культуре, следовательно,пол нельзя расценивать как додискурсивную анатоми-ческую данность. Действительно, пол, по определению,всегда был исключительно продуктом культуры» [3.С. 308]. Таким образом, становится невозможнымутверждать существование мужских и женских тел внекультурного контекста. Тело человеческое, тело, обла-дающее полом, «замарано» дискурсом и только вслед-ствие этого является существующим, видимым, «ре-альным».Другими словами, существуют определенные осо-бенности человеческого тела, но женскими или муж-скими эти особенности являются не сами по себе, но вракурсе культурной интерпретации. Более того, самослово «существовать» относительно тела означает бытьвоспринятым, осмысленным, проинтерпретированным.Именно в этом смысле с позиции современной постфе-министической теории невозможно говорить о есте-ственном, биологическом, внедискурсивном существо-вании женского тела.«Женщины не существует», или Первый шаг кженскому существованию. Итак, мы неумолимо при-ближаемся к выводу о том, что женщина как таковаяпредставляет собой дискурсивный конструкт, создава-емый и воспроизводимый культурой посредством чет-ких механизмов исключения и репрессии. «Быть подгосподством власти, внешней тебе, - знакомая и мучи-тельная форма. Однако обнаружить, что то, что "ты"есть, само твое устройство как субъекта в определен-ном смысле находится под воздействием этой самойвласти, нечто совсем другое. Субъекция состоит какраз в этой фундаментальной зависимости от дискурса,который мы никогда не выбираем, но который пара-доксальным образом дает начало нашей деятельности иподдерживает ее» [11. С. 15-16]. Быть женщиной - незначит быть природным объектом мужского влияния ивоплощением чувственности, не значит быть рацио-нальным субъектом, отстаивающим свои права и сво-боды вопреки объективирующей репрессии фаллого-центризма, не значит быть телом, продуцирующимопределенную объектную или субъектную интерпрета-цию. Это значит быть сконструированным той илииной исторически сформированной дискурсивностью,как то естественное начало, которое в определеннойстепени обеспечивает жизнеспособность данной фор-мы дискурса.Однако деконструкция женского вовсе не означаетполного отказа от этой категории или «смерти женщи-ны», которая продолжит череду смертей, обозначенныхпостмодерном. Более того, с точки зрения Батлер,только в этой точке осознания подлинной дискурсив-ной природы женского возможно настоящее освобож-дение, выход за рамки жесткого каркаса классическойи феминистической схем онтологизации женщины,поиск тех форм «бытия женщиной», которые будутобладать большей свободой и открытостью, большейподвижностью в целом. «Парадоксально, - пишет Бат-лер, - но, может быть, только через освобождение ка-тегории женщин от фиксированного референта нечтовроде "свободы действия" становится возможным» [12.С. 251].Все указанные выше формы конструирования женско-го стремились во что бы то ни стало уничтожить самувозможность женского et cetera, которая на самом делеявляется единственным путем к спасению женского…Или очередной формой поддержки нового типадискурсивности, который установит свое метафизиче-ское гетто над новыми поколениями человеческих ин-дивидов?В любом случае главной задачей данной статьи яв-ляется скорее проблематизация существования женщи-ны, чем формулирование окончательного ответа напоставленный в заглавии вопрос.

Скачать электронную версию публикации